Фридрих Незнанский - Частное расследование
Побочным и не вполне учтенным нами отрицательным аспектом случившегося следует считать, что, заподозрив М.А. Грамову в сопричастности, Турецкий дело о самоубийстве, как показало дальнейшее развитие событий, не прекратил, а, напросившись к М.А. Грамовой в гости «на ночь, подежурить, на днях», вернулся на службу, с которой через минут двадцать — тридцать уехал вместе со своим стажером С. Седых пьянствовать на квартиру последнего.
Так как образ действий А. Б. Турецкого не оставлял никаких поводов для тревог, мы сняли с него наблюдение и занялись подготовкой предстоящего ночного сеанса воздействия на М. А. Грамову.
Однако дальнейшее развитие событий приобрело несколько странный характер. А именно:
В 22.35 А. Б. Турецкий приехал на дом к М. А. Грамовой (не ожидав этого визита, мы еле успели в последний момент свернуть аппаратуру и ретироваться. Только через полчаса, развернув аппаратуру, приступили к работе).
Куда более странный оборот события приобрели в дальнейшем.
Вместо того чтобы после легкой выпивки (что, кстати, имело место: кофе, коньяк) приступить непосредственно к любовным играм, предшествующим, как известно, вступлению в непосредственную связь, А. Б. Турецкий и М. А. Грамова завели нескончаемо длинный, занудно-философский разговор о мертвецах, выходцах с того света.
При этом следует также отметить, что разворачивавшийся разговор был ярким (обе стороны обсуждали явление духов живо, горячо, заинтересованно) и, кроме того, если принять во внимание тот еще факт, что «Витамин С» к моменту начала беседы мы не включали вообще, представшая нашим взорам картина выглядела исключительно дико, неправдоподобно, фальшиво и просто сюрреалистично.
Замечу также, что к явлению духа А. Н. Грамова к ней М. А. Грамова присовокупила философскую концепцию, а следователь по особо важным делам А. Б. Турецкий внимал ее выступлению с чувством глубокого удовлетворения, понимания и сочувствия.
Более того, у нас не осталось ни капли сомнения, что А. Б. Турецкий вполне поверил в реальную возможность явления «духа погибшего А. Н. Грамова», что, учитывая его позавчерашний визит в «Химбиофизику» и разговор с директором (нашим бывшим штатным сотрудником, полковником КГБ в отставке Мишутиным Игорем Александровичем), представляется нам весьма опасным поворотом событий. (Из доклада И. А. Мишутина об этой встрече следует что А. Б. Турецкий активно интересовался не только и не столько обстоятельствами гибели А. Н. Грамова, что было бы естественно, на наш взгляд, но и тематикой, направлением исследований, проводимых А. Н. Грамовым.)
С включением нами «Витамина С» на минимальных уровнях порядка 6–8 вт/стерадиан, философская тема тика разговора объектов усилилась, хотя мы не пытались индуцировать на них никаких абстрактных, не имеющих отношения к практике идей.
Это крайне важный, очень настораживающий эффект, Альберт Петрович! Он может, не побоюсь сказать, свести на нет все, что достигнуто, если мы не разберемся с этим эффектом, не поймем, в чем тут дело, не научимся избегать его!
Что нам делать? Мы слегка растерялись и ждем Ваших немедленных указаний.
Просим Вас выслать их нам немедленно — либо на спецпейджер, либо по линии закрытой радиофаксимильной связи, либо, на худой конец, с обычной фельдъегерской и той, со спецкурьером.
Прохоров Иван Иванович, ночной таксист, решил с сегодняшней смены начать новую жизнь, резко прекратить пить, курить, возить бухих лохов за пять номиналов, а также кончить после каждых суток за баранкой неизменно «чистить хрюкало» жене и, одновременно с этим, заняться наконец-то воспитанием своих же собственных детей.
К такому решению его побудил страшный сон, приснившийся ему накануне, в котором Бог, выглядевший, кстати, как пьяный полковник ГАИ и специально принявший такой вид для пущей доходчивости гласа своего, божьего, до сознания Ивана Ивановича, остановил его (возле Онкологического центра АМН на Каширке), проверил права и путевку (зачем это было нужно Богу, неясно), а затем прочел ему, Ивану Ивановичу, столь конкретный «отче наш», что его даже во сне бросило в горячий пот. От этого горячего пота он и проснулся в три часа ночи, сходил в туалет, и, после того как там его бурно вырвало, он твердо решил «завязать» и «начать все сначала»…
И вот теперь, начав «новую жизнь», он свернул с Кировоградской на улицу Красного Маяка и тут же увидел компанию, стоящую на углу и пытающуюся поймать мотор. Их было трое — двое мужчин и одна молодая женщина лет двадцати пяти. Один мужик, постарше, интеллигентного вида, в очках, типичный лох из яйцеголовых, а другой, тоже крепко за тридцать, был похож, скорее, на монтера или сантехника, причем из худших: крепко пропитая морда, хитроватый взгляд подлых выпуклых глаз…
Этот последний явно не понравился Ивану Ивановичу.
Тем не менее он все же тормознул и, предупредительно приоткрыв дверь, произнес:
— Здравствуйте, дорогие мои пассажиры! Садитесь, пожалуйста!
Неприятный, похожий на монтера-сантехника, даже отшатнулся слегка от такой вежливости… Но, быстро взяв себя в руки, склонился к любезно открытой Иваном Ивановичем двери и прошипел змеей одно лишь слово:
— Кышнахермигом!
После чего с такой силой хлопнул дверью, что по всему корпусу новой тридцать первой «волжанки» Ивана Ивановича прокатились зыбкие волны звонкой вибрации.
Иван Иванович, потрясенный, тронулся и поехал как во сне.
Только завернув на Чертановскую, он наконец сообразил, что надо было б вылезти, конечно, и навешать до ушей и выше этому козлу, да и остальным тоже. Однако тут же Иван Иванович вспомнил, что, решив начать новую жизнь, он далеко заложил монтировку — в ЗИП, хрен достанешь, когда нужно.
Около кинотеатра «Ашхабад» он остановился, достал монтировку из ЗИПа и положил ее на обычное место, под правую руку, между своим сиденьем и кожухом коробки передач.
— На Ногина, шеф? — скромно постучал ему в стекло какой-то зачуханный ветеран, умеренно жирной, вшиво упакованный и, сразу видно, пустой, как Обращения ЦК КПСС к советскому народу.
Вместо ответа Иван Иванович только погрозил ему монтировкой.
Он уже твердо решил вернуться к своей старой жизни, а именно: продолжать крепко пить, курить, возить исключительно бухих лохов за пять номиналов, а также после каждых суток за баранкой «чистить хрюкало» жене и, одновременно с этим, абсолютно не заниматься воспитанием своих же собственных детей.
Зачем она ему — новая жизнь? Ведь от добра добра не ищут.
Альберт Петрович Невельский дважды перечитал сообщение от Иванникова, переданное ему шифровальщиком Егоровым и крепко задумался.
Развитие событий абсолютно не радовало его. Третий этап операции развивался слишком быстро: дела явно опережали сопутствующие бумаги.
Как и положено, он сразу, седьмого еще октября, доложил Кассарину об успешном завершении второго этана операции. Тот, без сомнения, тут же отрапортовал Сомову, седьмого же, в праздник, короткой шифрограммой: с праздничком, дескать, вас, Владимир Александрович!
Подробный же отчет полковник Кассарин поди готовил тщательно, чтобы расставить все акценты, не навалить лишнего, но и не умолчать о необходимом. Дай Бог, он отрапортовал девятого, а то и десятого с утра — ну, это скорее всего.
Сомов, как известно всем, вплоть до самого тупого резидента самой последней иностранной разведки, страшный тугодум. Даже на вопрос «2x2=?» Сомов ответит не раньше одиннадцатого. Да, если все будет тип-топ, то Сомов, крепко подумав, разразится циркуляром сегодня, одиннадцатого, днем…
Кассарин, соответственно, подведет в письменном виде черту под вторым этапом работы и даст «добро» на дальнейшее не ранее чем через сутки, то есть двенадцатого днем. Да нет, если учесть, что одиннадцатое только началось, то, считай, фактически почти через двое суток!
Скорее всего Кассарин отпишет «представить к наградам» и начать третий этап операции с 13 октября.
А она уже сейчас идет во все тяжкие, хотя одиннадцатое едва успело начаться.
И явно идет операция как-то боком.
У него, у Невельского, конечно, есть основания действовать: ведь он имел санкции на параллельное развитие второго и третьего этапов. Но!
Но что делать, к примеру, с Турецким?
Если будет какой-то срыв, не дай Бог, Кассарин повесит на него всех собак за то, что начал развивать третий этап в полную силу, не дождавшись письменного приказа.
Но если все будет о'кей, то у него, у Невельского, появится возможность отрапортовать победно о завершении третьего этапа через сорок секунд после письменного приказа о его начале.
Но! Если Кассарин отдаст письменный приказ о санации Турецкого лишь 12 или 13 октября, а они из него «слепят» «груз 200» уже сегодня, одиннадцатого?! Что тогда? Тогда это будет выглядеть так, что он, Невельский, не дожидаясь распоряжений свыше, начал убирать по собственной инициативе людей, заметных на небосводе московского правоохранения… Что подумает в этом случае Кассарин? Да то, конечно, что у Турецкого был какой-то значительный компромат на Невельского, и поэтому дал добро «замочить» этого следователя по особо важным делам не дожидаясь письменного указания Кассарина на сей счет. Что сделает Кассарин? Может быть, выразит «фе», может, и похвалит на словах, но тут же начнет рыть, пытаясь достать этот самый компромат на него, на Невельского. И хоть компры нет на самом деле (по крайней мере у Турецкого), однако кому ж приятно, когда начинают копать под тебя?
