Эксперимент S - Джереми Бейтс
Стараясь не обращать на нее внимания, Уоллис подкатил тележку с энцефалографом к месту, где лежал Чед. Перевернув австралийца на спину, он надел ему на голову – на кашицу, в которую превратился его лоб, – повязку с электродами. Нажал на кнопку усилителя, чтобы улучшить качество электрических сигналов, производимых миллионами нервных клеток в мозгу Чеда, придвинул стул – и принялся изучать на мониторе движения волн.
* * *
Гуру по внутренней связи спросил, все ли в порядке. Доктор Уоллис не знал, сколько времени просидел, неотрывно глядя на монитор, но данные на экране он уже не видел. Он думал о том, как замечательно, раз и навсегда, изменится его жизнь.
– Профессор, вы меня слышите?
Доктор Уоллис вернулся в настоящее, голова его кружилась от восторга, как у мальчишки в рождественское утро.
– Гуру, мой прекрасный друг, тащи сюда свою задницу! – сказал он с улыбкой до ушей.
Он заметил, что Брук с любопытством подняла голову – что там приключилось?
– Дело сделано, Брук. – Он совсем расплылся в улыбке. – О лучшем нельзя и мечтать.
– Ты о чем, Рой?
Дверь открылась, и вошел Гуру.
– Иди сюда, брат.
Гуру с опаской посмотрел на Брук.
– Она никуда не денется, – успокоил его Уоллис. – Ей интересно услышать то, что я скажу. Я серьезно. Ей и правда интересно услышать то, что я скажу. – Он простер руки. – Так что иди сюда и обними меня.
Гуру нахмурился.
– Профессор?
– Господи Иисусе! – Уоллис подошел к индусу, приподнял его, заключил в медвежьи объятия и со смехом закружил. Потом опустил Гуру на землю и любовно потрепал индуса по лысой голове. – Ты остался со мной, парень. Ты. Остался. Со мной.
Он хлопнул Гуру по плечу, возможно, с излишним рвением, потому что Гуру чуть не упал.
– Что случилось, Рой? – спросила Брук.
– Основы нейронауки, – заговорил доктор Уоллис, легко переходя на лекционный тон. – Клетки нашего мозга – так называемые нейроны – общаются друг с другом через электрические сигналы и всегда активны, даже когда мы спим, именно эта связь лежит в основе всех наших мыслей, ощущений и поведения. По сути, то, что мы считаем «сознанием», – это постоянно меняющаяся совокупность электрических импульсов. Мозг Брук, мой мозг, мозг Гуру – в каждом около ста миллиардов таких нейронов. Электроэнцефалограф, – он махнул рукой в сторону оборудования на тележке, – отслеживает эту нейронную активность. Представьте себе камешек, брошенный в середину спокойного пруда, и рябь на воде. Теперь представьте, что камешек – это нейрон, пруд – поверхность мозга, а рябь – мозговые волны. Ты слушаешь, Брук?
Она кивнула.
– Хорошо, теперь внимание, потому что это важно. Представьте, что вы бросаете в пруд не один камешек, а целую горсть. И рябь от разных камешков накладывается одна на другую. Нечто похожее происходит, когда разные нейроны синхронно подают электрические импульсы: вы получаете множество переплетающихся мозговых волн. Электроэнцефалограф их регистрирует и делит на разные диапазоны, измеряемые в герцах. Медленные диапазоны с частотой менее четырех герц. Тета-диапазоны – от четырех до восьми герц. Альфа-диапазоны – от восьми до двенадцати герц. Бета-диапазоны, наиболее распространенные, когда мы бодрствуем, – от четырнадцати до тридцати герц, а гамма-диапазоны, самые быстрые, – от тридцати до восьмидесяти герц. Вместе мозговые волны, или диапазоны, создают непрерывный спектр сознания, они постоянно реагируют и меняются в зависимости от того, что мы делаем и чувствуем. Когда преобладают более медленные волны, мы испытываем усталость и вялость. Когда диапазон выше, мы более напряжены, сосредоточены. Что можно сказать о забавных линиях, появившихся на экране, когда мы подключили энцефалограф к голове Чеда? Это его мозговые волны, его сознание. Подобно тому, как гадалка читает чаинки, чтобы проникнуть в мир природы, я читаю эти диапазоны, чтобы проникнуть в разум Чеда.
– И?.. – с нетерпением спросил Гуру.
– После того как я отфильтровал все артефакты и побочную информацию, я обнаружил целый спектр… теневых… мозговых волн – наверное, можно назвать их так, хотя амплитуда и частота совершенно другие.
Гуру и Брук уставились на него, как олени, попавшие в свет фар.
– Теневые мозговые волны! – повторил он, изо всех сил стараясь сдерживаться, хотя испытывал невероятный кайф.
– Понятия не имею, что это значит, – сказала Брук.
– Это значит, моя милая, очаровательная подруга, – доктор Уоллис расплылся в широчайшей улыбке, – что в мозгу Чеда живут два разных сознания.
– Быть такого не может! – тут же воскликнул Гуру.
– Может, дорогой мой человек. Доказательство долго искать не надо – оно в том компьютере.
– Два сознания? – переспросила Брук. – Как доктор Джекил и мистер Хайд?
– Вовсе нет, – возразил Уоллис. – Речь не идет об обычном раздвоении личности. У Чеда – два разных сознания. Два человека в одном. Или, учитывая мое мнение о том, что составляет нашу суть, один человек и один демон.
Брук вскочила на ноги.
– О чем ты говоришь, Рой? Это просто смешно!
– Не торопись с выводами, дорогая. Тебе еще многое предстоит понять.
И Уоллис пустился в дальнейшие объяснения.
Он повторил ей все, что рассказал Гуру накануне.
Мыши с генной мутацией, как следствие – разработка стимулирующего газа. Значение микросна или его отсутствия, превращение мышей в кровожадных каннибалов при полном отсутствии сна. Наконец, его теория о том, что все биологические формы жизни рождаются с безумием внутри, которое сдерживается только инстинктами и сном.
Брук перебивала его тысячу раз, но, когда он закончил рассказ, ее неверие уступило место глубокой задумчивости. Еще один плюс: кажется, она уже не боялась за свою жизнь. Он даже подумал, что снова сумеет завоевать ее сердце.
– Хочу полной ясности, Рой, – сказала она наконец. – Про демона ты говорил и раньше. Именно это слово ты произносил. Внутри этого парня живет один человек и один демон. Хочешь сказать, что… безумие… внутри нас – это и есть демон?
– Демон. Дьявол. Сам ад. Как тебе угодно. Все это подходящие метафоры для безумия внутри нас, именно от него все зло, которое мы творим.
Она посмотрела на Чеда, быстро отвела взгляд, и лицо ее побелело, напомнив о зиме.
– Это безумие и заставило его так обойтись с собой…
Глаза Уоллиса едва не выкатились из орбит.
Чед пытался сесть.
Учитывая дозу векурония, какую ему ввел доктор Уоллис – не куда-нибудь, а в позвоночник, – такое просто не представлялось возможным.
Уоллис достал из кармана еще один шприц и флакон и направился к Чеду, наполнив шприц по пути. Приблизившись, он замедлил шаг – ведь слух у австралийца сохранился. Очень тихо он присел перед Чедом, махнул перед исковерканным лицом рукой. Австралиец
