Однажды в Мидлшире - Дарья Эпштейн
Но Анна-Лиза так радовалась!..
– А… я не знаю, могу ли выходить из реки надолго, – сказала Джейн неуверенно. – И я же мертвая. Это видно.
– Вот с этим как раз никаких проблем. У нас с тобой один размер. Переоденем, немного подкрасим, и никто не поймет, что ты русалка. Главное, не здоровайся ни с кем за руку. Руки у тебя ледяные, этого никак не спрячешь. А с рекой поэкспериментируем. Ну, Джейн, решайся! Это же приключение!
Джейн растерянно смотрела на них обоих.
– Я думаю, стоит попробовать, – медленно сказал Ричард. – Сейчас это уже совсем другой замок… Другой лорд… Ни у кого никаких неприятных воспоминаний.
Он поймал недоуменный взгляд Анны-Лизы и поправился:
– В смысле, у тебя их не будет. Все очень изменилось.
– Изменилось, – повторила Джейн и улыбнулась. – Да. Наверно. Хорошо. Давайте пробовать.
– Йу-ху-у-у! – воскликнула Анна-Лиза и подняла вверх свой стаканчик с кофе.
Лорд Диглби играл на фортепиано. Звуки «Лунного света» рождались под его пальцами и разлетались по замку, как птицы, которых наконец выпустили из клетки. Впервые за тридцать лет в комнате горел камин. Его тепло осторожно, с опаской, заполняло комнату, узнавая ее заново. Комната оживала. Она вспоминала женский смех, голоса и запах свежезаваренного чая. К ней возвращалась радость, которой она готова была делиться. Лорд Диглби улыбался.
Призрак его предка сидел здесь же, в кресле. Его глаза были закрыты, а голова чуть покачивалась в такт музыке. Если бы Сьюзан увидела его сейчас, она бы поразилась внезапной мягкости его черт.
– Эсмеральда любила эту мелодию, – сказал он, когда последняя нота отзвенела.
– Как и Катарина, – ответил лорд. – Сегодня ее день рождения. Так странно, я не вспоминал об этом много лет.
Он тяжело поднялся на ноги и поискал свои трости. Сегодня утром с него наконец сняли гипс, но ноги, отвыкшие от движения, слушались плохо.
– Хотя нет, – сказал лорд. – Я помнил всегда. Как и про дни рождения родителей. Но не заметил, как они стали просто датами в календаре. Я даже не навещал их на кладбище.
– Я уверен, они не винят вас за это, – ответил призрак. – И вы не вините себя. Живые должны жить, а не привязывать себя к прошлому. Уж поверьте, я в этом разбираюсь.
– Не сомневаюсь, сэр.
Лорд проковылял к креслу напротив и сел, вытянув ноги к огню.
– Но только я могу помнить мою сестру, мать и отца как сестру, мать и отца. Этого не осталось больше ни у кого.
– Почти ни у кого, – мягко поправил призрак. – Я тоже был здесь.
– Верно.
В камине треснуло полено, и оба лорда обернулись на звук. Очаг выплюнул сноп искр, которые медленно погасли.
– Я хотел поговорить с вами, сэр, – сказал призрак. – Ваше решение передать замок National Trust вполне разумно, но мне кажется, что некоторые факты ускользнули от вашего внимания.
Лорд Диглби наклонил голову и приготовился слушать.
– Земля, сэр. Вам принадлежит земля. И если замок может остаться неприкосновенным как памятник истории, землю будут использовать. Ей вы сможете обеспечить только краткую отсрочку, каких-нибудь семьдесят-сто лет. А после наш лес вырубят, а землю застроят. Что станет с теми, кто там живет?
Лорд Диглби потянулся к карману и достал пачку сигарилл. Посмотрел на них, вздохнул и убрал обратно.
– Я размышлял об этом, сэр. Но я ничем не могу им помочь. Им придется приспосабливаться. Возможно, отсрочка поможет им найти новый дом.
Призрак лорда подался вперед.
– Джеймс! Я говорил со своими друзьями в клубе. Они взволнованы, но в большинстве понимают вас. – Его прозрачная ладонь легла на колено правнука. – Но как быть тем, кто просто не может уйти?
Джеймс Диглби не ответил.
Двое мальчишек шли по лесу. Лес был тихий, прозрачный, гулкий, бессовестно-весенний за две недели до Рождества. Жесткий снег кристалликами бугрился в лужах и забивался в штанины, добираясь до кожи.
Джо дрожал от сырости и воспоминаний. Он обещал маме, что больше никогда не пойдет в лес без взрослых, и теперь убеждал себя, что взрослый-то с ними как раз есть. Настолько взрослый, что даже мама не нашла бы, что возразить.
– Давненько я здесь не гулял, – сказал призрак Джонатана Диглби. – Когда умираешь, становишься ужасным домоседом.
Эймос заскрипел. Джо уже привык, что его друг так смеялся, хотя сначала эти звуки его пугали. Он пытался научить Эймоса смеяться по-человечески, но вскоре бросил эту затею. Тогда Эймос стал учить его смеяться по-лесному. У Джо получалось. Правда, так смеяться можно было только вдвоем с лесовиком, потому что в тот раз в библиотеке миссис Найджел решила, что у него начался какой-то приступ.
Они уходили все дальше, все глубже. Джо уже перестал ориентироваться, но в этот раз точно знал, что вернется домой вовремя. Он снял рукавичку и приложил ладонь к ближайшему дереву. Шероховатая кора обожгла кожу холодом. Джо закрыл глаза. Эймос учил его, как нужно слушать. В голове должно быть тихо-тихо…
– Юноша, не отставай, – проворчал призрак. – У нас не так много времени.
– Да, сэр.
С тех пор как дедушка попал в больницу, мальчик и привидение проводили много времени вместе. И хотя сэр Джонатан периодически язвительно замечал, что не нанимался в гувернантки к садовнику, Джо подозревал, что призраку нравится его компания. Они говорили о прошлом: «Что, совсем никакого шоколада?» – «Нет, только горячий. А плитки придумали позже, в 1866-м, я уже умер. Так что я не знаю, какие они на вкус». И о будущем: «Вообще я хочу стать пилотом. Как лорд. Или ветеринаром. Тогда я смогу целый день гладить разных собак и кошек». Говорили о книгах: «А по-моему, Мейзи круче Шерлока Холмса!» – о и многом, многом другом.
Когда Джеймс Диглби узнал, что мальчик познакомился с его предком, он не выказал ни капли удивления. Призрак сам решал, кому и когда показываться, а для кого оставаться просто прохладным дуновением. Как-то само собой получилось, что Джонатан Диглби присоединился к ним в настольных играх. Сначала призрак никак не мог понять принцип, а потом разобрался и стал постоянно выигрывать, к огромной досаде мальчика.
– Не сложнее, чем строить реальные империи, – сказал сэр Джонатан после очередной победы. – А это я уже делал.
Иногда мальчик и призрак играли вдвоем. Джеймса Диглби отвлекали дела, которых у призрака уже не могло быть. Он много говорил по телефону, писал письма, что-то искал в документах, которые приносил для него дворецкий, и выглядел озабоченным. А сегодня, придя в замок, Джо увидел такое же выражение лица у