Наташа Купер - Жертва

— Но ведь он хотел, чтобы мама сделала аборт. Он не хотел, чтобы я родилась.

— Зато мама этого очень хотела, — мягко сказала Триш. — Она никого не любит так сильно, как тебя. Когда я ходила к ней поговорить о телефильме, она думала только о тебе. Ни о самой себе, ни о твоем официальном отце, ни о твоих младших братьях и сестренке. Только о тебе, Кейт. Она так сильно тебя любит.

— Но она не понимает…

— Я думаю, она все понимает. Иногда очень трудно разговаривать о таких вещах, особенно в ее ситуации, когда она тебя даже не видит. Ну ладно. На сегодня хватит разговоров. Ты и так чересчур устала. Как насчет горячей ванны? Конечно, это не бог весть какое средство, но иногда помогает успокоиться.

Кейт явно не привыкла к беспрекословному подчинению, но сейчас выглядела как самая послушная из дочерей, которая только и ждет очередного указания. Такое поведение ей совсем не шло.

— Ванная у меня вот здесь, — сказала Триш. — И постарайся выспаться как следует. За последние два года ты пережила больше, чем некоторым выпадает за всю жизнь. Но я уверена, что ты справишься.

— Вы так думаете?

— Ну конечно. Ты сильная и храбрая, Кейт. Сейчас я открою воду, смотри, чтобы не перелилась через край. Договорились?

Триш наконец-то упала в собственную кровать и подумала, не стоило ли предложить Кейт таблетку от бессонницы. Бедная девочка в таком взвинченном состоянии, что вряд ли заснет.

Все еще пытаясь решить, рискуют ли члены семьи Гибберт принимать от других людей какие-нибудь непонятные таблетки, Триш не заметила, как сама погрузилась в сон. Следующим, что она осознала после мысли о таблетках, был звук радиоприемника, который включился ровно в половине седьмого утра.

Триш тут же выключила его и встала. Вниз по лестнице она спустилась так тихо, как только могла. Дверь в спальню для гостей была открыта. Триш просунула голову в дверной проем и увидела Кейт. Девочка лежала на спине, с волосами, картинно раскинувшимися по подушке, и спала, приоткрыв рот.

Триш тихонько прошла в гостиную и взяла ежедневник чтобы проверить, не надо ли ехать в контору с самого утра. К счастью, до завтрашнего дня у нее не было назначено никаких встреч или судебных заседаний. Она поставила на плиту чайник и села за стол, надеясь справиться со всей бумажной работой до тех пор, пока Кейт не проснулась.

Было еще чересчур рано, чтобы звонить в полицию, или в контору Сплиндера, или Джорджу. Триш налила себе полную кружку чаю и принялась сортировать документы, которые запихнула в портфель вчера вечером.

Час спустя принесли почту, и среди писем Триш обнаружила конверт, подписанный Деборой Гибберт. Триш с опаской посмотрела через плечо и с облегчением увидела, что Кейт нигде поблизости не видно. Письмо оказалось довольно коротким.

Дорогая Триш!

Я снова вынуждена просить вас о помощи. Больше мне обратиться не к кому. Кейт сказала, что вы были очень добры к ней. Очень скоро ей снова понадобится помощь. Не знаю, догадались вы или нет, но Кейт Адаму не родная дочь. Ее настоящий отец — Малкольм. Адам всегда знал об этом и никогда не винил Кейт, потому что ненавидел Малкольма. И он всегда держал данное слово. Он стал чудесным отцом для Кейт и самым верным, любящим мужем, о каком я только могла мечтать.

Однако сейчас Кейт понадобится больше, чем Адам способен ей дать. Не могли бы вы встретиться с ней и поговорить? Когда я звонила Кейт в последний раз, она спросила про Малкольма, и мы поссорились. Я просто не знаю, к кому еще обратиться. Вы успели так много сделать для нас, что мне очень неловко снова просить о помощи, но никого другого у меня нет. Что касается Анны, то она не очень подходит для таких вещей.

Триш отпила глоток наполовину остывшего чая и перечитала письмо. Оно показывало, что Дебора до сих пор доверяет Адаму целиком и полностью. У Триш сжалось сердце при мысли о том, какое разочарование рано или поздно ждет Деб. Она вспомнила сомнения Адама в невиновности жены и презрение, которое источала Корделия, говоря о младшей сестре. Неужели люди никогда по-настоящему не понимают тех, кого любят?

Триш не верилось, что письмо, которое она прочитала минуту назад, и оскорбительные излияния, переданные Корделией, были написаны одним и тем же человеком. Ксерокопии тех писем до сих пор лежали в нижнем ящике ее письменного стола. Триш нагнулась и снова достала их из стола.

Почерк был тот же самый, а все остальное — абсолютно иным. Резкие фразы будто соскакивали со страниц, такие же горькие, какими Триш запомнила их после первого прочтения.

Ты всегда была страшной эгоисткой, Корделия. Из-за своего эгоизма ты так и не завела собственных детей, а теперь, когда стало слишком поздно, заглядываешься на моих и пытаешься их отобрать. Ты всю жизнь пыталась отобрать у меня то хорошее, что я имела.

Тебе ведь недостаточно знать, что я не так преуспела в жизни, как ты, не правда ли? Ты всегда, при всякой возможности старалась выбить почву у меня из-под ног, что бы я ни пытаюсь сделать.

Ты ведь всегда ненавидела нас с мамой, я угадала? Интересно, тебе когда-нибудь приходило в голову, что мы можем быть не такими уж злодейками? Ты хоть раз подумала, что причина твоей ненависти кроется в самой обычной ревности? Тебе с самого детства казалось, что я заняла твое место, верно? Я знаю, что ты всегда хотела моей смерти. Думаю, поэтому ты и обвинила меня в убийстве.

Ты могла добиться всего на свете, иметь что угодно и стать кем угодно, но единственной твоей целью было сделать нас с мамой несчастными. Теперь ты хочешь украсть у меня и Милли. Ну, так вот, имей в виду — ты не получишь ее ни за что на свете. Я не дам тебе поломать и ее жизнь. И держись подальше от Кейт. Я знаю, что у тебя на уме, и никогда не позволю этому случиться. Чего бы мне это ни стоило.

Ты разрушительница, Корделия. Как только ты видишь счастливого человека, тебе хочется сделать его несчастным. Вы с отцом были отличной парой. Вы заботились только друг о друге и старались сделать все возможное, чтобы никто не получил от жизни больше, чем вы двое.

Триш отложила ксерокопии писем в сторону и, открыв кран с горячей водой, подставила под него руки. Затем выдавила на ладони жидкого мыла и принялась тереть их изо всех сил.

Отмывая руки, Триш думала, что интересно было бы посмотреть на вторую часть корреспонденции и проверить, не провоцировала ли Корделия сестру. Взглянув на часы, Триш испугалась, что Кейт может скоро проснуться. Вытерев руки полотенцем, убрала письма в стол и усилием воли заставила себя вернуться к работе.

Триш мирно сидела перед компьютером в одной из своих огромных футболок, в которых обычно спала, когда из комнаты для гостей появилась Кейт. Девочка протирала заспанные глаза, а Триш торопливо повернулась к ней лицом и натянула футболку на колени. Сзади на футболке была надпись, которая слишком хорошо подходила к нынешней ситуации. Надпись гласила: «Еву обвинили несправедливо».

— Доброе утро, Кейт. Как спалось?

— Если честно, заснула только под утро. Потому так долго и не вставала. Я только что проснулась. Простите. Я вам, наверное, мешаю.

— Нисколько. Давай-ка для начала мы с тобой позавтракаем, а затем позвоним следователям. Ну, а чем ты предпочитаешь завтракать? Я могу сделать тосты, или сварить яйца, или приготовить мюсли.

— А можно я сделаю себе яичницу-болтунью? Я немного проголодалась. Вчера ни крошки в рот не взяла. Мне совсем есть не хотелось.

— Ну конечно, — сказала Триш и торопливо поднялась со стула. — Только тебе не обязательно готовить самой. Давай я все сделаю. Тебе тосты поджарить?

— Да нет, все в порядке. Правда. Я привыкла сама готовить. Мне даже нравится. Я всегда успокаиваюсь, когда готовлю, понимаете?

— Сказать по правде, не совсем.

Триш вдруг подумала, может, и Джордж готовит только для того, чтобы успокоиться? Если да, то интересно, чем она так пугает или расстраивает его, раз он приезжает к ней в Саутуорк и сразу становится у кухонной плиты.

— Но если тебе так хочется, то я совсем не против, — сказала Триш. — Давай-ка покажу тебе, где что лежит, а потом пойду оденусь.

ГЛАВА 19

Каролина Лайалт сидела у себя в отделе и ждала, когда Триш привезет Кейт Гибберт. Утро начиналось очень даже неплохо. Почти сразу, как только Каролина приехала на работу, ей позвонил Дэйв Смарт из второго отдела и передал новости о Спайке Хампере.

Дэйв сказал, что Спайка арестовали по подозрению в торговле наркотиками и сейчас его уже допрашивают по поводу причастности к убийству Чейза. Хампер упорно отрицал, что имеет какое-то отношение к смерти политика, и возможно, говорил правду. С другой стороны, он заявил также, что не приносил Мэнди в тюрьму наркотики и никогда не был ее сутенером. Этому никто из полицейских не поверил. Спайка уже обвиняли в получении незаконных доходов и хранении наркотиков с целью их продажи, поэтому сейчас ребята из второго отдела пытались вытрясти из него все возможное. У них оставалось пять часов, перед тем как отпустить Спайка, и Дэйв предложил Каролине прийти — или прислать кого-нибудь из своих людей — и послушать собственными ушами, как сутенер отпирается от обвинений. Только ей следует поторопиться, потому что, по словам суперинтенданта, через пять часов Хампера придется отпустить на все четыре стороны, если только ребята, которые обыскивают его квартиру, не найдут чего-нибудь противозаконного. Тогда они смогут предъявить сутенеру обвинение и задержать его. И, кстати, они были чертовски признательны за наводку.