Опасная профессия - Кирилл Николаевич Берендеев
– И рад бы, да уже поздно. Дома снесены два года назад, по настоянию жителей, а сейчас на месте пустыря возводится жилой комплекс. Не сказать, чтоб элитный, но дорогой, таунхаусы строят.
– Пятистенки по-русски. Нахватались иноязычных слов, а своих похожих уже не замечаете, – он хотел было добавить еще что, но неожиданно замолчал, вдруг обнаружив в себе некую потаенную радость, внезапно вырвавшуюся наружу. И немудрено, он не раз ловил себя на мысли о том, насколько ему страшно даже думать о возвращении в Горлово. Теперь же возможная поездка отменялась раз и навсегда.
Сытенских сделал вид, что не его это касается, продолжая усердно стучать по клавиатуре. Затем отвлекся.
– Знаете, Семен Львович, вам лучше мотнуться на пару-тройку деньков в Спасопрокопьевск, – как бы невзначай произнес он. – Варсонофьев вас осмотрит, да старым городом подышите. Все проку больше.
– Не знаю, не знаю, насколько лучше. А врач… знаете, меня и тогда психиатр осматривал. Гипнотизировал, вернее, пытался, черт его знает, что он там со мной пытался сделать, заставляя закрыть глаза и представить то одно, то другое, но проку от этого не было никакого. У меня потом три дня голова так болела, со стены не слезал. Никакой цитрамон, аспирин, анальгин не помогал. Кажется, после этого и стал по ночам кричать. Или позже? Не знаю, тогда у меня комнаты в коммуналке не было еще.
– Ну, это шарлатан от науки, а Андрей Петрович – голова. Большой умница, практикующий профессор, таких, сами знаете, мало. Записаться к нему на прием можно разве на полгода вперед, а он вам предлагает участие и всяческую помощь. Уверяю, все пройдет как по маслу, да и потом, если вы в эриксоновский не верите, он погрузит вас в классический гипноз. Или вовсе не станет заниматься подобным. Семен Львович, как по мне, так надо пользоваться моментом.
Вишневецкий поджал губы, но был вынужден согласиться.
– Рискну, – блекло улыбнувшись, произнес он. На том и сошлись.
Сытенских прогостил в городе еще два дня, перед этим он несколько пытался выведать подробности об Айдаре или белой пантере, но видимо, не слишком удачно. Когда они встретились перед отъездом, журналист принес еще несколько фото еще живых жертв спасопрокопьевской резни – вдруг завеса снова всколыхнется. Вишневецкий не без страха вглядывался в пожелтевшие от времени фотографии, чьи края уже успели порядком обтрепаться. Но память упорно молчала. Он выдохнул, вернув снимки.
– Ничего, – и снова вздохнул полной грудью. – Я думал… нет, странное дело, мне казалось, Стольника-старшего я знаю, но… Теперь снова мучает вопрос, а как я там вообще оказался. Мимо проходил?
– А вот это наиболее вероятная ситуация, – тут же кивнул Сытенских. Раз вас не просто не ранили, но вы успели скрыться от преступников. Значит, явно были на улице в момент встречи – так куда больше шансов на спасение. А когда увидели головорезов, бегущих с ножами, да еще всех в крови…
Оба замолчали, поглядывая на разложенные фотографии и в который раз пытаясь переварить происшедшее пять лет назад. Первым очнулся Вишневецкий.
– Как думаете, это точно Колесникова сотоварищи?
– Даже не сомневаюсь, – решительно ответил журналист. – Сами посудите, это явная демонстрация, правда, непонятно, чья именно, но убийства совершены так, чтоб их быстро заметили и правильно оценили. Милицию вызвали буквально через час после случившегося, через полтора они уже прибыли на место. Дождь к тому времени еще не успокоился, потому первые снимки получились так себе. А вот с семьями соседей вышла досадная оплошность, не сразу поняли, что и их тоже, лишь, когда стали обходить дома, уже заполночь. Но Колесниковы… сами видели на фото – окна и двери нараспашку, при том, что на улице не двадцать. Горит свет, а ни голоса, ни шороха. Немудрено, что первый же проходивший мимо дома, тотчас заглянул, узнать, не случилось ли чего.
– А ваш разведчик ничего не присоветовал?
– Алексей Иванович предположил, что может быть замешано областное начальство, оно с выборов восемьдесят девятого так и не переменилось до самого девяносто пятого года. Но и то навряд ли – уж больно нагло работали, тогдашний областной глава Истомин своих конкурентов аккуратно скидывал, без шума и жертв. За что и сел. Может, стоило бы предположить республиканский заказ, но… не знаю, все тогда занимались дележкой мест, не до того. А Союз благополучно скопытился, и только Горбачев тогда еще тщился посидеть на троне.
– Да и так мелко он бы не работал, послал бы армию, как обычно.
– Возможно, ведомственная работа. Алексей Иванович говорил как-то о службистах-фанатиках, мстивших за развал Союза, но насколько это достоверная информация, не знаю. Случилось тогда несколько показных убийств…
Он вздохнул, почесал пальцем переносицу и замолчал. Семен перевел взгляд на часы, потом спохватился.
– Я вдруг вот о чем подумал, – произнес он с некоторым нажимом, отвлекая Сытенских от проверки почты. – Те преступники, они должны были уходить огородами или через поселок или сразу в город. Насколько я помню Горлово, проще всего пойти вдоль ЛЭП и через поля, мимо подстанции, к речке. По дороге какой крюк получается.
– Наверное, – немного подумав, произнес журналист. – Но тут загвоздка одна есть, за день или два до резни поля распахали, им пришлось бы возвращаться, ведь, под дождем по целине не пройти. А если обратно шли, наткнулись бы на милицию, она как раз к тому времени прибыла на место. Да и народ собрался. Следов машины на дороге не нашли, да и никто о ней не говорил, при том, что на нее скорей бы внимание обратили – все же редкость. То есть либо они пересидели в поселке, а стало быть, у них там дружок имелся, либо сразу двинулись кружным путем, потому как не знали о коротком. Но по дороге рисковали бы с милицией столкнуться… нет, не вариант.
– Согласен. Я как раз очнулся на дороге, весь грязный, видимо, поскальзывался и падал, меня поэтому и тормознули, что за пьяного посчитали. А уж потом, когда начал говорить про резню в поселке…
– Вы до этого все равно ничего не помните?
Вишневецкий решительно покачал головой.
– Вот это мое первое воспоминание, как в себя пришел: иду по разъехавшейся дороги, в грязи, почему-то казалось, еще и крови, но нет, только руку рассадил, – и чуть погодя. – А что сама милиция говорила по поводу исчезновения преступников?
– Ничего, – досадливо махнул рукой журналист. – Это все я предполагал и Алексей Иванович. Кстати, – неожиданно перевел разговор он, – у моего знакомца интересное имя электронной почты – AID. По-английски помощь, а по-русски…
– Ад. Согласен, остроумно.
– Почему я заговорил об этом – Доронин сейчас мне написал ответ. Встретиться с вами не возражает, попробует найти время, чтоб заехать в гостиницу, где вы остановитесь. Он человек дельный, обстоятельный и дотошный, вам будет небезынтересно с ним поговорить. Как доберемся до Спасопрокопьевска, я ему сразу сообщение на пейджер кину.
Собрался он быстро, договорился со сменщиком, что отъедет в Спасопрокопьевск на два-три дня, а получив согласие, немедленно приступил к сборам. Вишневецкому подобное не в новинку было, за час управился – всех пожитков поместилось в заплечную сумку. Сытенских успел забронировать места на плацкарт до малой родины, выехали они в тот же день.
Поезд пусть и именовался скорым, но на деле тащился часов пять, пропуская электрички и припозднившись на полтора часа. Прибыли они поздним вечером, журналист отвез Вишневецкого в гостиницу, где, помимо постояльцев, размещались разного рода конторы, начиная от нотариуса и сборки компьютеров на заказ и заканчивая продажей постельного белья – новые владельцы, не получая должного дохода, но имея изрядный метраж, сдавали в аренду номера. Неудивительно, что допоздна в отеле стоял кавардак, какой обычно бывает в торговых центрах во время распродаж.
Журналист отзвонился Варсонофьеву и Доронину, уточняя, когда и как они могут встретиться с новоприбывшим. После резюмировал: придется пару деньков обождать, но это даже и к лучшему – город посмотрите, в себя придете, а то сколько времени не бывали.
Вишневецкий кивнул. В дорогу он собирался через не могу. Никогда не тревожившее сердце разболелось, покалывая и беспокоя вспышками тахикардии – конечно, это нервное, да и неудивительно –
