Опасная профессия - Кирилл Николаевич Берендеев
Вишневецкий только головой покачал. Журналист кивнул.
– Понимаю, сам не с первой попытки все осилил. Первый раз вообще чуть не вывернуло, хоть и не такое видел. Но мой знакомый говорил, специально били в артерии, чтоб больше крови было, чтоб фонтаном…. Простите. Как знак, что ли.
– Я понял, – нет, страх не появился, хоть Семен и поежился зябко.
– Медэксперт утверждал, что действовать начали странно, сперва прошлись по соседям, а уже потом забрались в дом. Зашли в дом Стольников, убили деда, Игоря Алексеевича, его супругу, Аглаю Тихоновну, и их сына Бориса с женой Надеждой. В дом Тишинских, там тоже компания собралась: муж Эрнест с любовницей Глафирой Андреевой, и приятели его, один по жизни, другой по работе – Игнат Долин и Федор Семенов. К семи, экспертиза установила, они уже здорово перебрали, тут ни о каком сопротивлении, да вообще ни о чем речи не шло. А может, их под конец вырезали, неизвестно. Странно, что вообще пришли и покромсали – они уж точно никуда не пойдут, ни о чем не скажут. Но все равно…
– И следов не нашли, – вспомнил подпись к фото Семен.
– Именно. Поэтому все возможно – и один, и три, и пять убийц. У Колесниковых действовали очень осторожно, влезли в окно, убили жену, дочь, находившихся каждая в своей комнате, а после, как утверждается, всех остальных в гостиной.
– Почему так?
– Логичнее всего. Сперва действовали бесшумно, а потом вломились в гостиную и принялись кромсать. Более чем очевидно, сами же в крови перепачкались, но свидетельствовать о том некому, – Сытенских выразительно помолчал, а поскольку Вишневецкий так и не заговорил, продолжил: – Кроме вас, как я надеюсь.
– Я не уверен, что помогу, – немного помолчав, произнес Семен, пристально вглядываясь в клубившийся мрак в сознании. Нет, ничего, разве только фамилия Стольник немного знакома, но не наверное. – Возможно,… постойте, у вас есть снимки этой семьи? Я попробую посмотреть.
Сытенских покопался немного, потом отложил – всего-то пяток фотографий. Семен принял их, неуверенно держа в руке, еще миг и один из снимков упал обратно на стол, обнажая тыльную сторону с датой, записанной от руки: «30/8/91». Вишневецкий пристально всмотрелся в нее, взял снимок в руки и не отрываясь, продолжал вглядываться, подслеповато сощурившись.
– Что-то знакомое нашли? – наконец, не выдержал Сытенских. Вишневецкий перевернул снимок, вгляделся в лицо убитого старика, разменявшего восьмой десяток. Сухое впалое лицо, реденькая бородка, клетчатая рубашка, изгвазданная кровью, темные, наверное, синие, тренировочные штаны и тапочки. Белые носки или это ноги?
– Там был Айдар. Я точно помню, что видел там Айдара. Встретился с ним, говорил… говорил…. Белая пантера, черт ее дери!
Голова выстрелила надсадной болью. Вишневецкий скривился, пытаясь прогнать ее, задержать внезапное открытие. Поздно: муть закрыла всплеск воспоминаний, захлестнула чернотой, уволокла в неведомое. Оставила наедине с пульсацией оранжевых сполохов, терзавших разум.
– Давление нормальное, а вот глазное повышенное. Закапайте тауфон и посидите, закрыв глаза, хотя бы часик – должно помочь. А уж потом на работу.
Молоденькая медсестра поднялась из кресла, укладывая стетоскоп в новую коробку, будто только из магазина. Обернулась к Константину.
– А вы так не волнуйте своего дядю, у него эдак и сетчатка может отслоиться. Вообще, ему к офтальмологу не мешало б зайти, провериться. В десятую поликлинику, там хороший специалист. Он к какой прикреплен?
Когда девушка ушла, Семен снял повязку с глаз. Укоризненно глянул на журналиста.
– Откуда она? И что вы ей наговорили?
– Да не переживайте Семен Львович, это аптекарша снизу, хороший фармацевт.
– Но у нее стетоскоп.
– Я ей сказал, у вас с сердцем проблемы. Разве нет? Видимо, с прилавка и взяла. А откуда еще у фармацевта стетоскоп.
– С сердцем проблем нет, а глаза… гм, она права, наверное, иногда ощущение, будто песок насыпали. Не помню, чтоб раньше такое было.
– Вам повезло со здоровьем, – откликнулся Сытенских. Вишневецкий скривился.
– Мне это тоже в вину ставили, – и, видя непонимающий взгляд, пояснил: – Когда следствие шло. Наверное, считали, что не должен был остаться таким. Не знаю, что им еще хотелось у меня отнять – и родным погибших, и журналистам и просто «неравнодушным», которые, стоит муть со дна поднять, тотчас появляются.
Сытенских немного растерялся, хотел что-то сказать, верно, возразить, но нужных слов быстро не подобрал, а потому решил переменить тему.
– Вы говорили о белой пантере – это что?
– Не представляю, откуда в голове выискалось. Точно скажу, это как-то с Айдаром связано, но как именно – запамятовал. Попробуйте поискать по архивам, по… нет, они, верно, все еще закрыты. Может, в вашем интернете найдется.
– Так это как раз несложно проверить, – хмыкнул Сытенских. Нагнувшись к чемодану на колесиках, журналист достал из его недр потрепанный лэптоп, водрузил на стол. Через минуту извлек и установил рядом внешний модем и жесткий диск, для сохранности данных обмотанный фольгой. – Давайте попробую на своем верном товарище. Век компьютерной техники невелик, а этот со мной уже три года – и в огне, и в воде, и в медных трубах, надеюсь.
Пока Константин занимался подключением техники друг к другу и к телефонной розетке, Семен поднялся, подошел к окну, глубоко вдыхая и выдыхая, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям, но не находя чего-то подозрительного. Сердце работало ровно, боли покинула голову.
– Все в порядке? – Сытенских все же заметил. Вишневецкий кивнул. – Это хорошо, а я как раз подключаюсь.
До слуха Семена донесся пиликающий скрежет, непонятная какофония звуков, будто пришедшая с другой планеты. Внезапно она смолкла. Сытенских забарабанил по клавишам, набирая адрес.
– Константин, скажите, а это ваш разведчик, на которого вы ссылаетесь, он где работал или работает? Не в конторе ли?
– Нет, зря вы так подумали. Доронин Алексей Иванович полне приличный человек, был зафронтовым разведчиком в Афгане. Его забрасывали в неглубокий тыл, где он брал языков и совершал диверсии…
– Я же служил, если помните, – невольно улыбнулся Вишневецкий. – Конечно, знаю, чем зафронтовая разведка занимается. А в Чечне он работал?
– Да, немного, перед самой войной. Собирал данные о сепаратистах, их противниках, обстановке на местах.
– Плохо получилось, – заметил Семен, – раз с ходу наши так вляпались. Потом по всем каналам крутили сгоревшие танки, горы трупов и оправдывавшихся пленных.
– Это не к нему, а к начальству. Но может, и сам налажал, не знаю, спрашивать бесполезно, а других столь же полезных знакомых у меня нет. А вы почему спросили о нем, что-то вновь вспомнилось?
– Нет, подумал, может он, что слышал. Но раз не в конторе работал, то вряд ли.
– А все равно спрошу. Может, и там знакомые имелись, или имеются в ФСК, теперь ФСБ, никак не запомню. Поди разбери, кто куда и как перебрался с прежних должностей в этой чересполосице. Да, пока страница грузится, вы мне расскажите, кто из погибших в Горлове вам знаком. Или может, фото посмотрите еще раз?
Вишневецкий смутился.
– Нет, не рискну. Голова только прошла, не хочется еще раз ее испытывать. По именам-фамилиям старик, кажется, знаком, но не наверное. Надеюсь, вспомнится точнее, все равно надо в голове все уложить, немного дыхание перевести. Вы же не представляете, как это неожиданно и не то приятно, не то страшно, а скорее и то и другое – после стольких лет забытья вдруг начать вспоминать.
– Я вас понимаю, хотя и не представляю, каково вам сейчас. Нет, никакой белой пантеры близко не сыскивается, разве только прозвище французской модели алжирского происхождения по имени Фарха Исмаили. И какой-то автосервис в Казани, в местном справочнике нашлось. Надо бы покопаться в архивах КГБ, но кто ж мне туда допуск даст, я не Юлиан Семенов.
– А может, кличка кого-то из этих радикалов? – Сытенских пожал плечами, потом спохватился, вспомнил, что у этой организации, хотя она и прекратила существование два года назад, была страничка во всемирной паутине. Поискал.
– Нет, удалена, надо покопаться в архивах городской администрации, – и возвращаясь к беспокоящему его собеседника: – А вот глянуть на снимки, Семен Львович, вам все равно придется. Готовьтесь, прошу вас.
– Стараюсь. Странно, что вы мне
