Лотос, рожденный в грязи - Марина Крамер
То, что она запомнила имя, Калинкину немного удивило – она, например, уже не могла вспомнить, как звали парня-охранника, с которым она просидела у ворот.
«Возможно, я просто предвзята, потому что здесь замешана Сомова, о которой я кое-что знаю, – думала она, выходя на крыльцо. – Скорее всего, эта Наташа просто внимательная, вот и все. Но, с другой стороны, зачем-то она мне эту брошюру втюхала? Я ведь не проявила интереса, не задала вопросов. Ладно, дома посмотрю».
Она понимала, что сегодня дожидаться Инару Васильевну и провожать ее домой не стоит – Сомова видела ее близко, так что завтра придется маскироваться иначе. А пока Снежана решила поехать в офис и рассказать о метаморфозах Инары Васильевны Тине и Вовчику.
Но к оказанному приему она оказалась не готова.
Внимательно выслушав все, что Снежана хотела рассказать, Тина, с серым от недосыпа лицом и ввалившимися глазами, сжала пальцами переносицу и спросила:
– У тебя как со слухом?
– Что? – переспросила растерявшаяся от неожиданного вопроса Калинкина.
– Вот я и спрашиваю – со слухом что у тебя? Я просила не подходить к Сомовой близко? Просила в контакт с ней не вступать?
– Так я же… – но Тина хлопнула по столу:
– А ты же решила, что все можешь, да? Сколько раз еще нужно тебе объяснить, что без специальной подготовки входить в контакт с представителями любого культа нельзя? Понимаешь – нельзя! Я несу за тебя ответственность! Что я буду говорить твоему отцу, когда окажется, что ты у нас вдруг обратилась в новую веру и собираешься уехать в монастырь от греха подальше?!
– Да куда я…
– Помолчи! – прервала Тина, и сидевший на диване Добрыня, перехватив взгляд Снежаны, покачал головой – мол, молчи и слушай, а то будет хуже. – Мы обсуждали с тобой варианты, при которых ты можешь быть полезна в этом деле. Где там было близкое знакомство с Сомовой? Я просила держаться подальше от досугового центра – там крутится тот, кто нам нужен, не надо вызывать подозрений! Мы ищем человека, любое необдуманное движение может поставить под угрозу жизнь девочки. Ее родная бабка запихала туда, неужели ты думаешь, что она задумается, если поймет, что Мирослава стала причиной повышенного интереса к монастырю?! Да она ее велит в тайгу выгнать, и все! И потом… я ведь предупреждала, что нужно оценивать риск для собственной жизни и психики. Думаешь, что всему научилась? Я после первого дела три месяца пролежала в нервном отделении, никак в себя не могла прийти! А ты, толком еще ничего не зная, лезешь в место, где заправляет уголовник!
Снежана попробовала что-то возразить, но Тина не стала слушать, выскочила из кабинета, на ходу бросив Добрыне:
– Я к Садыкову!
В кабинете стало тихо, гудел только включенный компьютер, да за окном вдруг пошел дождь, которого никто не обещал с утра.
Добрыня потянулся, встал с дивана и подошел к столу, сел напротив Снежаны:
– Ну что, Калинкина, опять облажалась?
– Почему вы меня оба считаете какой-то дурой? – подняв на него глаза, спросила Снежана. – Вот чего мне сейчас Тинка наговорила? Я ничего такого не сделала, просто вышло, что мне реально стало плохо, я не ездила на таких самокатах, а тут выбора не было, боялась бабку упустить. Я же не знала, что она меня увидит и с помощью кинется! И отца моего еще приплела. Вот это-то зачем?
– А я тебе скажу. Тинка беспокоится. Как правило, секты захватывают кого-то одного, а он потом начинает втягивать свое окружение – понемногу, потихоньку. Ты же брошюру взяла? Взяла. А все почему, знаешь? У нас ведь в менталитете заложено – говорить «нет» это неприлично, неудобно, можно обидеть. Потому проще взять, прочитать, сходить, послушать, посмотреть. Раз, другой – и понеслось. Или вот еще вариант – многие ведь считают, что у них-то интеллект выше среднего, их-то не обведешь, не обманешь. А это не так, и те, кто вовлекает в секту, как правило, разбираются в психологии гораздо лучше, потому им не стоит большого труда и этого, что «выше среднего», быстренько окрутить – у каждого ведь есть болевая точка, нащупав которую можно управлять человеком.
Добрыня умолк, а Снежана почему-то подумала, что он говорил сейчас о ней – ей ведь тоже сегодня пару раз приходила в голову эта мысль: «Ну, меня-то вы фиг заманите, я на таких, как вы, собаку съела, что я – дурочка, чтобы верить в ваши бредни?» А выходило, что да, дурочка – уже потому, что позволяла себе так думать.
– И ведь, Снежка, есть еще один тип людей, – продолжил Кущин. – Мы неправильно представляем себе зло, ты об этом никогда не думала? – Снежана удивилась, но отрицательно покачала головой. – Вот! И большинство людей представляет себе зло как какого-то черта с рогами, с дымом из ноздрей, потому и идут на собрания, чтобы убедиться – там пахнет серой, кругом адское пламя и эти самые пресловутые скачущие черти. А зло – оно тихое, вежливое. Оно улыбается тебе лицом твоей одноклассницы, оно обнимает тебя за плечи руками твоего парня, понимаешь? Внушает тебе умные и правильные вещи, обернувшись любимой бабушкой, или говорит о понимании и любви, глядя на тебя глазами твоей матери. Вот так это устроено. И ты не можешь усомниться, потому что это же твои близкие люди, твои любимые люди, они же не могут тащить тебя в бездну или толкать к обрыву. На этом все построено. Зло – оно всегда красивое и в маске.
– Но ведь критическое мышление должно быть! – возразила Снежана, и Добрыня посмотрел на нее едва ли не с жалостью:
– Ну и какого фига я тут распинался полчаса? Ты все равно не понимаешь ничего, у тебя свое видение. И если ты включишь имеющееся у тебя так называемое критическое мышление, то поймешь, что я прав. Я прав уже потому, что прошел в этой работе чуть побольше твоего, чуть побольше людей видел, историй их слышал и наблюдал. А ты думаешь, что уже всему научилась. Нет, Калинкина, так дело не пойдет. Если ты не перестанешь считать себя умнее остальных, нам придется расстаться.
Он сказал это так спокойно, словно они с Тиной уже приняли решение и теперь Владимир просто его озвучивает.
Снежане захотелось плакать. Ей нравилась эта работа, она хотела и дальше заниматься розыском, но, видимо, для этого придется что-то поменять в себе – иначе не
