Загадка Красной Вдовы - Джон Диксон Карр
Я нашел ответ. У той девушки в 1825 году была причина, чтобы остаться одной в этой комнате. Более того, у всех умерших здесь причина была одна и та же. Не отравленная ловушка хотела, чтобы ее жертва осталась одна, а сама жертва хотела остаться наедине с ловушкой. Все они искали то, что не должен был увидеть никто другой, и для всех поиски завершились смертью. Что они искали? Хм. Я вспомнил две детали – возможно, важные, возможно, нет. Декабрь 1825-го стал месяцем сильнейшей в девятнадцатом веке финансовой паники, и жених Мари Бриксгем был ювелиром, чей бизнес потерпел позднее полный крах.
– Послушайте! – возразил сэр Джордж. – Мы установили, что отравленной ловушки нет. Она…
– Всему свое время. Я подхожу к этому. У кого-нибудь есть спички? Итак, переходим к следующим жертвам. В 1870-м из Тура приезжает торговец мебелью Мартен Лонгваль, родственник того Лонгваля, который делал какие-то вещи для этой комнаты и у которого, возможно, есть какие-то семейные бумаги, но только он о них не говорит. Приезжает он будто бы по какому-то делу к вашему дедушке. – Г. М. указал пальцем на Алана. – Гость настаивает на том, чтобы занять именно эту комнату. Они ведут долгие разговоры, и все хорошо, но когда Лонгваль остается в комнате один, то он умирает.
Между тем старик Мантлинг, похоже, ничего не подозревает. Проходят годы, и в один прекрасный день этот замшелый упрямец, это чудовище, вдруг становится романтиком, проводит ночь в комнате и тоже умирает. У него есть подсказка. Что за подсказка, мы, вероятно, никогда не узнаем. Важный пункт: в комнате спрятано нечто, представляющее огромную ценность.
А теперь ответ на то, что ставит вас в тупик. Представитель следующего поколения, впоследствии известный как Мантлинг-Покупаю-Лучшее, понимает, что с комнатой связан какой-то подвох. Он приглашает Равеля из фирмы «Равель и К°» проверить мебель. Равель заказ выполняет и даже, как мы слышали, увозит кое-что с собой для более тщательной проверки.
– Но ничего не находит, – заметил Алан.
Г. М. тяжело засопел, доставая трубку, которую он курил лишь в редких случаях.
– А не посещала ли ваш наивный ум другая мысль? – спросил он. – Нашел он что-то или нет, мы не знаем. Мы знаем лишь, что он сказал, что ничего не нашел. – После паузы, во время которой он тщетно пытался прикурить трубку, Г. М. продолжил: – Гореть мне в огне, но я не могу представить, чтобы Мантлинг-Покупаю-Лучшее копался в сундуке с семейными бумагами. Откуда ему было знать, что Равели состоят в близких родственных отношениях с Лонгвалями, а Лонгвали – с Бриксгемами? Но Равель это знал. Уж его-то никакая охраняющая сокровище отравленная ловушка врасплох застать не могла. Он намеревался заполучить все. Кто-нибудь, передайте мне тот стул.
Мастерс, не сводивший глаз с гипнотизирующих его камней и то и дело откашливающийся, поднял сломанный стул, оглядел его со всех сторон и поставил на стол. Кант из потускневшей желтой меди, проходивший по периметру сиденья, блеснул в свете лампы. Склонившись над стулом, Г. М. провел ладонями по выцветшему красному сиденью и, дойдя до края, осторожно провел пальцами по лилейному узору.
– Мастерс, дайте мне ваш перочинный нож. Далее мы вступаем в область догадок. Я проверил его прошлой ночью, когда подумал, что если какая-то ловушка и есть, то она должна быть в спинке стула хозяина дома. Но никакой ловушки я не нашел, потому что ее там уже нет. И позаботился об этом Равель-старший. Смотрите!
Г. М. открыл перочинный нож и медленно провел лезвием по узору, легко касаясь ткани самым острием. В одном месте лезвие как будто зацепилось за что-то. Г. М. надавил чуть сильнее, и острие ушло вниз. Терлейн увидел что-то вроде контура отверстия, закрытого неким подобием круглой дверцы, которую Г. М. и пытался теперь поднять. Отверстие было такого размера, что человек мог засунуть туда сложенные вместе пальцы.
Что-то хрустнуло.
– Как бы не пришлось ломать, – проворчал Г. М. – Там, внутри, замазка. Причем довольно свежая, как вы сейчас увидите. Так… Есть!
Деревянный кружок развалился надвое, будто двигался на внутреннем шарнире. Кто-то непроизвольно выругался. Г. М. облегченно выдохнул и подвигал маленькую дверцу вверх-вниз. Внутри зрители увидели ровный слой замазки.
– Хитрая штучка, а? Тот Мартен Лонгваль в восемнадцатом веке дело свое знал. Предполагалось, что вы засунете туда пальцы и кое-что вытащите. А шестьдесят лет назад Равель-старший все запечатал, чтобы никто ничего не узнал.
– Хотите сказать, сэр, что драгоценности лежали там? – спросил Мастерс. – В таком случае, если они были ему нужны, почему он их не забрал? Они ведь все еще здесь. И не только здесь, но и в другом месте…
Г. М. принялся ковыряться в спинке перочинным ножом.
– Угу! Об этом старина Гай позаботился, поэтому и замазка свежая. А почему Равель-старший не взял то, что мы видим, возможно, выяснится, если мы удалим ее. Тут, наверно, понадобится стамеска – замазка здорово затвердела. – За работу взялся Мастерс, а Г. М. продолжил сонным голосом: – Разумеется, ясной картины у меня не было, пока мы не услышали рассказ Гая о старухе Марте Сансон.
Помните, он упоминал, что старая мегера показывала Мари-Ортанс Бриксгем золотые и серебряные шкатулки? Наличия в них смертельных ловушек не предполагалось; скорее, речь шла о драгоценностях и «дорогих подарках», которыми она хвасталась. Кроме того, если просто вставить в крышку отравленную иглу, то можно убить случайно открывшего ее человека. Нет, ловушка должна срабатывать только в нужный момент. Помните, что Мари-Ортанс сказала Чарльзу Бриксгему на смертном одре? «В большой нужде». Эти слова, несомненно, она услышала от старухи. На такую приманку рано или поздно клюнет любой. «Окажешься в большой нужде, сделай то-то и то-то». И старина Чарльз, с его методичной привычкой все записывать, записал и эти слова. Старая Марта отомстила ему за насмешки и презрение к нечистому богатству Сансонов. Уже в могиле она могла позволить себе подождать, пока финансовое положение Чарльза не станет хуже некуда, и тогда… Ну что, Мастерс?
– Слой замазки не такой уж толстый, сэр. Желаете взглянуть?
На первый взгляд пространство не было ни глубоким, ни широким. Туда можно было засунуть два или три пальца, дальше оно сужалось наподобие воронки до отверстия поменьше, залепленного замазкой. Г. М. присвистнул.
– Кто-нибудь, дайте мне самый большой алмаз! Конечно, вот оно! Туда вложили этот алмаз, и старый трюк с вонзающейся под ноготь иглой сработал. Я же вам говорил, Мартен Лонгваль был
