Ги Декар - Зверь

Надо признать, что все это было неплохо задумано. Но вот осуществить свой план ему удалось только напо­ловину. Если само преступление совершилось в точно­сти так, как было рассчитано, то остальному помешало неожиданное вторжение Вотье — он был первым и един­ственным, разрушившим эти построения изворотливого ума. В каюте, где произошло убийство, Жак обнаружил пахнувший знакомыми духами шарф жены. Остальное известно.

Велико было удивление Филис, когда утром шестого мая она узнала из газет о преступлении, совершенном на теплоходе «Грасс». Она узнала также, что уже за­держанный убийца — вовсе не ее муж, а муж соперни­цы. Она плохо понимала случившееся еще и потому, что накануне, в пять часов, на ее имя пришла лаконичная телеграмма, подписанная «Анри» — так звали ее му­жа,— в которой сообщалось: «Разделяю ваше горе».

Сначала Филис испытала нервное потрясение. Но практичная безнравственная женщина быстро оправи­лась. В конце концов двадцать пять тысяч долларов бы­ли у нее в кармане. Лишь бы ее дурак муж не был сильно замешан в деле. Это было бы ни к чему, потому что при расследовании полиция могла установить, что по одному из последних подписанных в Нью-Йорке Джоном Беллом чеков были выданы деньги женщине, носившей имя убийцы. Филис опасалась последствий. Вышедшие на другой день газеты хотя и удивили ее, но одновременно и успокоили. Она рассчитывала выяс­нить все, когда муж вернется в Нью-Йорк.

Теперь мы немного знаем Филис Брук, Нам остается только установить личность ее мужа и одновременно убийцы Джона Белла. Работа эта не потребует сверхъ­естественных усилий благодаря фактам, которые мы собрали. Но позволю себе прежде обратить внимание суда на то, что дальнейшее присутствие у барьера ма­дам Вотье не кажется мне больше необходимым.

—     Можете быть свободны, мадам, — тотчас обра­тился к ней председатель.

Когда молодая женщина удалилась, Виктор Дельо продолжил:

—     Чтобы быстро установить эту личность, мне пред­ставляется необходимым снова пригласить к барьеру первых свидетелей, дававших показания на этом процес­се. Я имею в виду свидетелей исключительно объектив­ных, не связанных с подсудимым узами дружбы или родства и ограничивавшихся в своих показаниях только фактами. Если мне не изменяет память, это были после­довательно стюард Тераль, комиссар Бертен, капитан Шардо, доктор Ланглуа и профессор Дельмо. Если суд не возражает, я предлагаю, чтобы каждый из назван­ных свидетелей снова подошел к барьеру и ответил на вопросы, которые я должен им задать.

—    Суд не возражает,— ответил председатель Легри.

—      Благодарю. Думаю, что следует снова вызвать свидетелей в том порядке, в котором они давали пока­зания. Первым, насколько я помню, был стюард Тераль.

—     Мсье Тераль,— начал старый адвокат, когда стю­ард появился в зале,— вы сообщили нам, что первым обнаружили преступление в каюте класса «люкс», кото­рую занимал Джон Белл.

—    Да, действительно.

—      Вы начали проверять каюты класса «люкс», ко­торые обслуживали, только по приказу комиссара Бертена, последовавшего после обращения к нему мадам Вотье?

—    Именно так.

—     Когда вы увидели из коридора дверь каюты Джо­на Белла приоткрытой, вас это не особенно удивило?

—    То есть как это?

—     Вы ведь могли ожидать этого, мсье Тераль! Уди­вило вас то, что дверь подпирало тело, а на койке си­дел оцепеневший Вотье.

—    Да, действительно...

—     Тем более,— продолжал адвокат,— что эта стран­ная картина не совпадала с той, какой она была два часа назад.

—    Не понимаю...

—      Дальше будет все понятно,— сказал Виктор Дельо— За два часа до того, как вы, скажем так, «офи­циально обнаружили преступление», вы уже заходили в каюту с вашим служебным ключом, который положено иметь обслуживающему персоналу. Вы постарались вой­ти осторожно, без шума, чтобы не разбудить пассажи­ра, отдыхавшего на койке после обеда. За три предше­ствующих дня вы изучили привычки Джона Белла. В это время он всегда спал сном праведника. На ночном столике лежал нож для бумаги — он представлял собой идеальное оружие. Вы знали, что он лежит там, и вам не надо было даже приносить его с собой. Этот спящий здоровый парень не оказал вам ни малейшего сопротив­ления— он даже не почувствовал, что перешел от зем­ного сна к вечному.

—    Я не позволю! — взревел стюард.

В зале раздались возгласы изумления.

—    Тихо! — закричал председатель.

—      Ах, вы не позволите, мсье Тераль! — неумолимо продолжал Виктор Дельо. — Тогда я официально обви­няю вас в убийстве Джона Белла в его каюте в трина­дцать часов сорок пять минут пятого мая сего года. Смерть последовала в результате того, что сонная арте­рия была перерезана ножом для бумаги, на котором не могли остаться отпечатки пальцев потому, что вы дей­ствовали в перчатках. Поэтому и не побоялись оставить орудие преступления на ночном столике рядом с зеле­ным шелковым шарфом, украденным у мадам Вотье. Исходя из этого я и позволил себе спросить вас, мсье Тераль: не вызвало ли у вас нервного потрясения не­ожиданное присутствие Вотье в каюте рядом с жерт­вой?

—     Я ничего не понимаю из того, что вы говорите, — ответил стюард.

—      Вы не понимаете, но все больше и больше блед­неете, мсье Тераль. Я вам расскажу, каким образом мне удалось установить, что убийца — именно вы. Посколь­ку судебное следствие мне не помогло, свое расследова­ние я вел сам. Я познакомился со всей семьей Вотье, с институтом в Санаке. Но я познакомился также и с не­которыми документами Трансатлантической генераль­ной компании. Выяснил имена всех пассажиров, нахо­дившихся на борту теплохода во время этого рейса. Просмотрел все телеграммы, отправленные с корабля. И среди вороха обычных поздравлений и биржевой ин­формации мое внимание привлекла телеграмма, подпи­санная «Анри», в которой говорилось: «Разделяю ваше горе». Телеграфистам на «Грассе» не пришло в голову соотнести «разделенное горе» с преступлением, совер­шенным на борту теплохода, но я взглянул на это ина­че. Я обратил внимание, что эта телеграмма, подписан­ная «Анри», была отправлена с борта теплохода в ад­рес некоей Филис Брук в Нью-Йорке спустя полчаса после совершения преступления. Я тотчас же поручил одному своему старому другу, который живет в этом го­роде почти четверть века, быстро и незаметно выяснить, кто эта таинственная незнакомка. Очень скоро получил необходимые сведения о достаточно характерной лично­сти этой женщины и ее недавних связях.

Среди ее знакомых числился некий Джон Белл, уби­тый на борту «Грасса» пятого мая этого года. Одновре­менно я узнал, что эта Филис Брук три года назад вы­шла замуж за французского гражданина, некоего Анри Тераля. Девичью фамилию эта Филис Брук использо­вала только... скажем, для нужд своей «профессии». Телеграмма же, отправленная с «Грасса», была под­писана «Анри». Этим таинственным Анри мог быть толь­ко муж Филис, и в момент преступления он находился на борту теплохода. Надо признать, что совпадение было по крайней мере любопытным. Не обнаружив Анри в списке пассажиров, любезно предоставленном мне ком­панией, я просмотрел список членов команды, вышед­ших в этот рейс. В нем я и обнаружил имя Анри рядом с фамилией Тераль — стюарда, обслуживавшего каюты класса «люкс», одну из которых занимал Джон Белл. Все стало ясно. В деле можно было ставить точку.

Гул восхищения пробежал по залу. Даниель с гор­достью посмотрела на своего старого друга. Он был то­же взволнован, тщетно пытаясь поправить на носу пен­сне. Откашлявшись, он продолжал:

— Мое заключение, господа судьи и господа при­сяжные, будет простым: подлинный убийца Джона Бел­ла— перед вами. Придет время, и он предстанет перед судом. Боюсь, что это будет трудная задача для его за­щитника... во всяком случае, слишком трудная для мо­их старых плеч. Лично я выполнил поручение шефа ад­вокатов мсье Мюнье, назначившего меня в этом деле защитником Жака Вотье, которого вы сейчас оправда­ете. Я ни от кого не жду благодарности — ни, в особен­ности, от странного своего клиента, которому, знаю, причинил много зла, рассказав о недостойном поведении его жены; ни от самой жены, которая может сердиться на меня за то, что я предал публичной огласке некото­рые факты ее интимной жизни; ни от семьи несчастного подсудимого, которая никогда не простит мне того, что к нему не будет применена триста вторая статья уго­ловного кодекса, чего с таким пылом требовал гене­ральный адвокат Бертье. Единственный человек, кото­рый должен в глубине своего сердца благодарить Бога за то, что он меня просветил,— это мсье Роделек, пре­красный и скромный Ивон Роделек, светлая личность которого возвысила уровень этого процесса. Я же со сво­ей стороны должен поблагодарить вас, господа судьи и господа присяжные, выслушавших мою долгую речь с тем терпением, которое делает честь французскому пра­восудию.