Ги Декар - Зверь

Долгими ночами я думал и пытался, так же как док­тор Дерво и господин генеральный адвокат, выяснить мотивы этого хорошо подготовленного преступления, жертвой которого чуть-чуть не стали и вы. Подумайте о том, что если бы ваш муж не выбросил в море вещест­венное доказательство, каким был ваш шарф, если бы повсюду он не оставил отпечатки пальцев, вместо него судили бы теперь вас, и ни одному защитнику в мире не удалось бы спасти вас от возмездия.

Следовательно, кто-то хотел зла вам и молодому американцу. Но кто? Кто-то, кому вы или Джон нанес­ли ущерб? Какой ущерб? Материальный? С самого на­чала мне это казалось неправдоподобным. Моральный? Здесь я приближался к истине. Почему бы тут не мог­ли быть затронуты чувства? Ведь перед нами тот слу­чай, когда в основе всего — страсти. Почему же ни я и никто из следователей и защитников до меня не поду­мал об этом раньше! Преступником или подстрекателем к преступлению, на этом втором определении я в особен­ности настаиваю, могли быть мужчина или женщина. Мужчина — оставленный вами любовник; женщина — любовница, место которой вы заняли в сердце Джона Белла.

Меня долго занимала первая версия, но я был уве­рен, что ваше увлечение молодым американцем было результатом некоторой слабости. Но все же временами я думал: не был ли причастен к убийству Жан Дони, с которым у вас когда-то была довольно неприятная ис­тория? Но я точно узнал, что в момент совершения пре­ступления Жан Дони по-прежнему был органистом в Альби. Оставалась вторая версия, связанная с сопер­ницей. И тогда странным образом все стало просто.

В самом деле, господа присяжные, предположим, что у Джона Белла на протяжении нескольких месяцев или даже лет была любовница — красивая, но сомнительная в смысле нравственности девушка, вроде той платной партнерши из ночного клуба, о которой уже шла речь,— Филис Брук. От самой Соланж Вотье мы знаем теперь, что она познакомилась с Джоном Беллом за несколько месяцев до возвращения во Францию и что он стал ее любовником. Чувства молодого темпераментного аме­риканца по отношению к прекрасной Филис должны были заметно ослабеть с того самого дня, когда он по­знакомился с хорошенькой француженкой. Филис Брук, желавшая сохранить безраздельное влияние на Джо­на,— и тут был больше расчет, чем чувство, потому что он был единственным сыном богатого и влиятельного члена Конгресса, — должна была испытать разочарова­ние, превратившееся в ненависть, когда она узнала, что Соланж Вотье вытеснила ее из сердца Джона. Разумеет­ся, Джон Белл никогда не рассказывал вам, мадам Вотье, ни о Филис, ни о тех сценах, сопровождаемых уг­розами, которые она устраивала ему почти каждый день. Но Джон, несмотря на то, что вы начинали со­жалеть о связи с ним, привязывался к вам все больше и больше. Узнав, что вы вдруг решили вернуться с му­жем во Францию, он сделал вид, что согласен с отцом, сенатором Беллом, считавшим, что путешествие в Евро­пу поможет сыну окончательно расстаться с Филис. Джон, следовательно, отправился тем же теплоходом, не предупредив вас. Поэтому вы и были удивлены, встретив его на палубе спустя несколько часов после отплытия из Нью-Йорка.

Между тем Филис как бы не совсем отсутствовала. Находился некто на теплоходе, кто был связан с ней, — ее муж! Тот самый муж, который нака­нуне путешествия застал ее с любовником — Джоном Беллом. Была безобразная сцена в квартире Филис в Нью-Йорке. В тот день ее мужа дома не было. Филис, зная, что он вернется поздно вечером, позвонила Джо­ну: она хотела встретиться с ним и сделать последнюю попытку его удержать. Джон, будучи, в сущности, сла­бым человеком, не мог не подчиниться властному тре­бованию женщины, которую собирался оставить на­всегда. Возможно, он даже испугался, что не слишком разборчивая в средствах женщина учинит скандал — один из тех светских скандалов, на которые так падка Америка и который может повредить его отцу, уважае­мому члену Конгресса, да еще в разгар предвыборной кампании. Джон посчитал более благоразумным по­ехать к Филис и попытаться уладить дело деньгами. Мо­лодой человек никогда особенно не обольщался относи­тельно истинной причины ее привязанности — Филис интересовали только его имя и — особенно — деньги. Филис Брук была истинное дитя Бродвея — красивая и склочная, ограниченная и алчная. Мужчина ей нужен был прежде всего для того, чтобы вымогать деньги, тем более что муж ей совсем их не давал.

Через четверть часа после телефонного разговора

Джон был у Филис. Мужа ее он не знал. От самой Филис ему с некоторых пор стало известно, что она заму­жем и что муж ее человек ничтожный, один из тех, ко­торые хороши тем, что всегда в отъезде. Джон не знал даже имени этого образцового супруга — Филис пользо­валась своей девичьей фамилией. Так было удобнее для ее профессии танцовщицы.

Нетрудно представить, каким был этот разговор кра­сотки с бывшим любовником, который пытался от нее избавиться. Сначала она, должно быть, попыталась со­блазнить его, но молодой человек не поддался на улов­ку. Его душа и сердце были слишком покорены обая­тельной нежной француженкой, так непохожей на властную, корыстную американку. Джон предпочел при­ступить сразу к делу: «Сколько ты хочешь?» — «Пять­десят тысяч долларов», — уверенно сказала Филис. В конце концов после мерзких препирательств останови­лись на двадцати пяти тысячах. Был подписан чек на предъявителя, чтобы танцовщица тотчас могла получить деньги. К несчастью для нее, когда она пошла на дру­гой день в банк, ей пришлось предъявить удостоверение личности, а там была ее настоящая фамилия — по му­жу. Филис получила деньги, но номер ее удостоверения личности был зафиксирован в банке — он оказался весь­ма полезным моему коллеге в Нью-Йорке.

В тот самый момент, когда Джон собрался ухо­дить и навсегда расстаться с алчной красоткой, в дверях квартиры повернулся ключ. Пришел муж, который вер­нулся раньше, чем ожидалось. Мужчины не встрети­лись — я настаиваю на этом пункте,— потому что моло­дому человеку удалось спуститься по наружной метал­лической лестнице: они устроены на многих домах в Нью-Йорке. Муж успел заметить только мелькнувший мужской силуэт. Этого было достаточно, чтобы он обра­тился к жене за разъяснениями. Сделал он это жесто­ко — через секунду Филис со сдавленным горлом была опрокинута на кушетку. Филис захрипела и вынуждена была признаться:

— Это Джон... Джон Белл... Но больше я его не увижу: завтра он отплывает с женщиной, которую лю­бит, на том же теплоходе, что и ты.

Джон Белл не знал, что муж Филис был французом и что профессия обязывала его каждый месяц отправ­ляться во Францию на теплоходе «Грасс».

Через час, помирившись, муж повел Филис в ресто­ран, и там они весело провели последний перед его отъ­ездом вечер. Она, довольная тем, что они помирились, думала о двадцати пяти тысячах долларов, о кото­рых муж ничего не знал. В сущности, из всей этой исто­рии она одна выпуталась с большой выгодой для себя.

На другой день муж отбыл. С тех пор как он в тече­ние трех лет регулярно плавал между Нью-Йорком и Гавром, секретов на теплоходе для него не было. Он прекрасно знал расположение кают первого класса и класса «люкс», лабиринты лестниц и коридоров, при­вычки пассажиров, распорядок на теплоходе,— короче, знал во всех подробностях напряженную жизнь этого плавучего города. Ему нетрудно было выяснить, какие каюты занимали чета Вотье и Джон Белл. Зная все это, он с самого начала путешествия пытался выкрасть ка­кую-нибудь личную вещь у Соланж Вотье, новой любов­ницы Джона Белла, на которую он собирался свалить вину за задуманное им преступление.

Месть обманутого супруга планировалась с желез­ной логикой: сначала он убьет Джона Белла. Это гаран­тирует ему, что Филис никогда больше не увидит свое­го любовника. Лаконичной телеграммой он сам сообщит ей о смерти Джона Белла,— это будет для нее сюрпри­зом и одновременно предупреждением: в следующий раз она подумает, прежде чем завести нового дружка. Рас­считывая на безнаказанность, он собирался устроить дело таким образом, чтобы бросить подозрения на фран­цуженку— любовницу молодого американца. В конце концов никому не покажется странным, что Джон был убит замужней женщиной, пытавшейся спасти свою честь. Смерть сына сенатора наделает много шума. Убийцу на основании неопровержимых улик будет су­дить французский суд присяжных, и почти неизбежно она будет наказана. Он же будет продолжать спокойно жить с прекрасной Филис.

Вычислив Соланж Вотье, он заметил, что молодая женщина постоянно носила зеленый шелковый шарф. Столкнувшись с ней два-три раза, он также обратил внимание на очень характерный запах духов — этими духами должен был пахнуть и шарф. Следовало украсть этот шарф, чтобы оставить его потом на месте преступ­ления, когда все будет кончено. Таким образом, отно­сительно личности убийцы у следствия не будет ника­ких сомнений.