Смерть в партере - Кирилл Витальевич Бузанов
Но жизнь на фестивалях бурлит и пенится, в отличие от довольно монотонного ритма репертуарных театров, и на них всегда много молодёжи, старающейся перещеголять друг друга в амбициозности и креативе. Лично мне близок этот дух, отчего я частый гость на фестивалях и хорошо знаю эту тусовку, в приличном объёме представленную на нынешнем. И непрерывно общался я со всеми с ними до позднего вечера дня прибытия, продолжил и на следующий день с довольно раннего утра, но в 13.30 сослался на неотложные дела и покинул театр, сев в поджидающее уже такси, направившееся в частный сектор Казани.
Глухой и высоченный забор, огораживающий участок под нужным мне номером, терялся вдали в плотных зарослях деревьев, строений с улицы было не видать, и, лишь войдя, я смог оценить масштаб домовладения — размером с небольшой колхоз, а главный дом — трёхэтажный. Человек пятнадцать разных возрастов и обоих полов занимались разнообразными делами по хозяйству, не без труда открывшая железную калитку приветливая маленькая девочка повела меня к стоящей в тени платанов увитой виноградом живописной беседке. Где сидел, как я сразу понял, ни на одном носителе даже его дотоле не видя, тот самый почитаемый дедушка-аксакал — внушительный, как хан. В белоснежном тюрбане, приятного блекло-голубого цвета халате, расшитом мелкими серебристыми звёздочками, с окладистой густой бородой цветом под стать тюрбану, он уже и так производил неизгладимое впечатление. Лицо же покоряло сразу — печать познания мудрости веков отменно гармонировала с волевыми чертами и орлиным профилем. И ярчайшие голубые глаза — как бездонные колодцы знаний!
А уж когда он заговорил на чистейшем литературном русском, медовым каким-то, обволакивающим голосом, то у меня случилось ощущение, что я в каком-то другом мире сейчас нахожусь — нереальном. Нечто подобное я несколько раз в жизни испытывал на балете, когда улетаешь в мир на сцене, забыв про реальный, но здесь даже посильнее унесло… Впрочем, мне довольно быстро удалось вернуться к исполнению служебных обязанностей полицейского, опрашивающего свидетеля, хотя вот в первый раз попользоваться корочкой получилось лишь скомканно — дедушка жестом дал понять, что не требуется её ему предъявлять. Ну ладно, работаем на доверии…
В беседке имелся, само собой, столик с чаем и всякими сладостями, за который меня и пригласили, а девчушка-провожатая с крайне важным видом налила мне ароматного напитка в красивую пиалу. Потрепав же, как он сообщил, праправнучку по головке, прапрадед её отпустил, я же за несколько минут изложил ему суть дела, без особых деталей про остальных подозреваемых, но ситуацию с внучкой Дианой описал весьма подробно, даже можно сказать, красочно. Тяжесть и сложность которой старейший родственник оценил, признав безрадостно, что, действительно, многое на Диану указывает. Однако ожидаемо заверил, что он в такое поверить никак не может — она не убийца, ну как такое можно подумать! Слегка подточил его уверенность мой рассказ про источник этой немалой суммы, и что Диана, получается, уже не в ладах с законом: соучастие в вымогательстве, а то, что она сделала, именно так трактуется уголовным кодексом, — это реальный срок! Правда, про шантаж никто пока не заявлял, но как знать, как знать…
Дедушка помрачнел, но я перешёл к более приятным моментам, заверив, что я тоже не верю, что это Диана хладнокровно убила своего брата. Но, чтобы позицию эту аргументированно доказывать, мне нужно полное понимание всего происходившего, а от него — развёрнутый рассказ и про саму ситуацию в целом, и про события того последнего дня. О чём он неспешно мне и поведал, подтвердив, по сути, Дианину версию, включая их планировавшийся прилёт в Казань, из нового добавив лишь содержание последнего случившегося разговора с Маратом — он звонил убедиться, что всё в силе и сестра сегодня деньги заберёт. С его слов, внук держался вполне достойно, насколько это возможно в такой ситуации, и заверил в который раз, что осознал глубину своего проступка и раскаивается. Но тень на семью он уже бросил, отчего дед с ним сурово общался, о чём сейчас даже сожалел, до некоторой степени: «Все мы под богом ходим, и не нам решать, какой длины наш путь земной — Аллаху виднее. Но когда я смотрю назад, то каждый раз задумываюсь: правильно ли я сам себя вёл, не сожалею ли о словах и поступках… Но нет ответа в этом мире — не дано нам такое знать. Но платить за свои грехи каждый будет, какой бы он веры ни держался…»
На этом содержательную часть нашей встречи мы закончили, однако с полчаса ещё о разном проговорили, пофилософствовали слегка, и я опять ушёл в какую-то нереальность — этот человек обладал некоей магией, позволявшей ему обращаться непосредственно к разуму собеседника. Судя по всему, он там с моим разумом быстро разобрался, отчего выдал в конце тревожный для меня звоночек: улыбаясь, усомнился, что я действительно мент — не похож, дескать, совершенно. Врать прямо так ему в лицо мне совершенно не хотелось, оставалось лишь многозначительно улыбаться, прощаясь…
Нельзя сказать, что я обрёл изрядную толику полезной информации для расследования, но встреча эта получилась совсем нерядовой, а к дедушке Марата с Дианой я стал испытывать благоговейное почтение. И как я уже знал, всё от того же Догонина, он состоял в Совете муфтиев Татарстана и слыл одним из лучших толкователей Корана в республике. При этом при всём беседу со мной старейшина вёл совершенно учтивую, никоим образом не давя статусом. Величественность мусульманина мирно соседствовала с уважением к собеседнику, даже не разделяющему его веру, но пришедшему к нему в дом. Это прилично прибавляло привлекательности его богу, хотя лично я весьма
