Светлана Алешина - Акула пера (сборник)
Покряхтев, Федор Аполлинарьевич развил свою предыдущую мысль:
– Да что талант! Это же у гениев дети кретины! Эх-хе-хе-хе, за все надо платить.
Мы с Маринкой снова переглянулись. Старикан явно не знал меры в самовосхвалении. Мне вдруг стало очень жаль Варвару. Прожить жизнь рядом с таким «гением»! Да тут точно кретином станешь! Понятно, почему она до сих пор замуж не вышла!
Вернувшиеся Петр и Ромка принесли кресло-качалку. В кресло погрузили продолжавшего ругаться Траубе и понесли его в дом.
Толстый Аркадий, не зная, что нам сказать, попереминался с ноги на ногу, и не знаю, на что бы он решился вообще, если бы не Маринка.
Она подошла к этому педиатру, как нам рассказывал Сергей Иванович, долгим взглядом посмотрела ему в глаза. Дождавшись, когда Аркадий растерялся окончательно, Маринка, медленно произнося каждое слово, спросила:
– Мужчина, у вас в доме вода есть?
Аркадий кивнул, подумал и сказал:
– Да.
– А почему мы тогда стоим здесь? – спросила Маринка.
Аркадий подумал и пожал плечами.
– Тогда ведите нас к воде! – приказала Маринка и быстро уточнила: – К крану, я имею в виду, а не к Волге.
– Я понял, – почти шепотом ответил Аркадий, покраснел и, показывая руками дорогу, словно мы не видели, где находится дом, повел нас к нему.
Дома было почти тихо. Почти, это если не считать доносившихся откуда-то из дальних комнат криков Федора Аполлинарьевича.
Дом начинался небольшой прихожей, расписанной в стиле палехских шкатулок. Все вокруг блестело, и в глазах рябило от изобилия красных и желтых тонов.
Нас провели в первую комнату, расписанную уже под хохлому. Пестрота доставала и здесь. Но настенную роспись здесь уже прикрывали картины, довольно-таки тесно развешенные практически везде.
Пока мы с Маринкой, Виктором и Сергеем Ивановичем приводили себя в порядок в ванной, разумеется по очереди, к нам вышел Петр.
– Вы живы, что ли? – хмуро спросил он у меня. – А то там врачи приехали. Перевязать нужно какое-нибудь место или нет?
Я отрицательно покачала головой и закурила. Я не спрашивала ни у кого разрешения закурить, потому что Петр вошел с сигаретой и вокруг на столах я насчитала как минимум четыре пепельницы, забитые окурками. Похоже, в этой семье курили все. А вот убирать окурки было некому.
– Ментов ждете? – задал еще один очевидный вопрос Петр, обращаясь на этот раз конкретно ко мне, и я снова кивнула.
– Меня интересует, что вы напишете в своей газете про это происшествие, – сказал он.
– А кто подложил взрывное устройство в ваш сад, вас не интересует? – спросила у него Маринка.
– Нет, – отрезал Петр, – взрыв был несильный. Могли и соседские мальчишки пошутить. Папаша наш – сосед недобрый. Да вы это уже и сами поняли.
Мы промолчали. Тогда вперед вылез Сергей Иванович.
– Как здоровье Федора Аполлинарьевича? – спросил он у Петра.
– Ногу он сломал, это точно, – проговорил Петр совершенно без эмоций. – Варька еще заставила его линзы снять. Так он теперь слепой, как хорек, поэтому и орать будет больше обыкновенного.
– А вы как-то спокойно к этому относитесь, – заметила я.
– Мне сорок три года, – сказал Петр. – Все это время практически без перерыва я слышу, как папаша на кого-нибудь орет. Иногда бывает, что он орет сам на себя. Иногда на Левитана, как будто тот может его услышать. Иногда на Монэ. Тот тоже не отзывается, папашу это задевает, и тогда достается всем… Меня теперь трудно чем-либо удивить.
– Злой вы, – заметила Маринка, – как с вами жена только живет?
– Тихо-тихо, – сказал Петр. – Я нарочно выбирал такую, чтобы ее было как можно меньше слышно.
– Она у вас глухонемая? – догадалась я.
– Нет, просто воспитанная, – ответил Петр. – Так я хотел бы вас попросить вообще ничего не писать в газете. Нам реклама не нужна.
– Мы приехали ради репортажа, – напомнила я ему. – Федор Аполлинарьевич нас сам пригласил.
– Ситуация изменилась. – Петр бросил докуренную сигарету в пепельницу и тут же закурил следующую, вынув ее из кармана. – Папаша хотел поговорить с вами о живописи, но сейчас его можно назвать недееспособным. Он ранен, ничего практически не видит. Следовательно, репортаж отменяется. Надеюсь, что после того, как вы поговорите с ментами, вы уедете.
– Мы в любом случае поговорим с вашим отцом, – резко сказала Маринка, – и если он скажет нам уезжать, то мы и уедем.
– Вам мало того, что сказал я? – с угрозой спросил Петр.
Виктор, находившийся тут же и делавший вид, что внимательно изучает картины на стенах, при этих словах подошел ближе.
– Нам этого недостаточно, – отрезала Маринка. – И вообще, у меня вызывает законное подозрение ваше желание избавиться от нас. Чем это вызвано?
– Нежеланием прочитать какую-нибудь глупость про нашу семью в вашей газете! – немного более громко, чем позволяли приличия, выдал Петр, повернулся и ушел.
– Видала? – повернулась ко мне Маринка. – На его папашу совершили покушение, а он делает вид, что ничего не случилось!
– Так ведь ничего и не случилось! – ответила я.
В это время со двора послышались голоса нескольких человек. Голос одного из них я узнала сразу же. Это был майор Здоренко.
– Дождались красного солнышка, – проворчала Маринка. – Ну-с, что он нам теперь скажет? Как ты думаешь?
– Лишь бы не стал нас обвинять, что это мы подложили бомбу под Федора Аполлинарьевича, чтобы нам было о чем писать.
Однако майор нас ни в чем обвинять не стал. Пока. Он сразу же прошел к хозяину дома, а приехавшие с ним специалисты занялись изучением места взрыва.
Время тянулось оскорбительно медленно, и я решила уже начинать обижаться на весь мир по причине равнодушия к моей персоне, но тут все изменилось.
В комнату влетел майор Здоренко уже в тот самый момент, когда я подумывала, что он, наверное, уехал.
– Бойкова, – крикнул майор, – ты мне нужна!
– Здравствуйте, здравствуйте, товарищ майор, – мило проговорила Маринка, – и я тоже очень рада вас видеть!
– Чего? – Майор остановился, словно впоролся головой в стену. – Когда это я говорил, что рад тебя видеть, Широкова? Да глаза бы мои на тебя не смотрели! На тебя и твою начальницу! Вот вы у меня где! – Майор постучал себя ребром ладони по красной шее. – Рада она! Хм! Рада она! Радуйся, пока молодая! – Сказав эту непонятную фразу, майор повернулся к Кряжимскому.
– Ну что, профессор? Ты влип! Ты влип по уши и в такое дерьмо, что годовой подпиской вашей газетки не ототрешься!.. Тоже, я вижу, повредился взрывом-то, – майор показал пальцем на синяк Сергея Ивановича, – но, надеюсь, мозги целые! Они тебе пригодятся!
– Что такое происходит? – спросила я, выступая вперед и загораживая собою нашего добрейшего Сергея Ивановича. – Что у вас за шутки, товарищ майор?
– Если бы шутки, – усмехнулся майор Здоренко. – Как я не люблю твоего болтливого адвоката, а похоже, Бойкова, тебе его придется вызванивать!
– Почему? – спросила я.
– А потому что ты, как главарь этой банды, будешь первой отдуваться за все! И за Кряжимского, и за картины!
– Какие?! – крикнула я. – Отвечайте по-нормальному! Знали бы вы, как мне надоели ваши шутки! – Я уже не выдержала. Ну что поделаешь, и со мной такое бывает. – То маньяки нападают! То взрывы какие-то дурацкие! А то вы…
– Да вы мне сами уже надоели хуже горькой редьки! – не сдерживаясь, заорал майор. – Развела у себя в газетке притон для маньяков и мошенников! Тебе срок светит, Бойкова! Срок, ты понимаешь?! Тебе – в лучшем случае условно, а Кряжимский ваш сядет точно, если его твой лохматый юрист не отмажет! Поняла?!
– Нет! – крикнула я.
– Ну и черт с тобой, – неожиданно успокоился майор Здоренко, – пошли со мною. И ты, Кряжимский, тоже идем! Очную ставку вам буду устраивать!
Майор, раздраженно топая, выбежал из комнаты, а мы с Сергеем Ивановичем пошли за ним, гадая, о какой очной ставке идет речь.
Мы прошли через весь дом и, все так же следуя за майором, вошли в рабочий кабинет Федора Аполлинарьевича.
Здесь вдоль стен были навалены холсты и картоны, на стенах висели кисточки, картины, несколько лаптей и даже небольшой хомут.
Освещалась комната лампами дневного света.
Траубе сидел в кресле-качалке и курил сигарету. Сигарету он держал в левой руке, правой же выбивал дробь по подлокотнику.
Выглядел Федор Аполлинарьевич странно. Его взгляд не выражал ничего, и сам художник был похож на глубоко задумавшегося о чем-то человека.
За спиной у Траубе стояла Варвара.
– Ну вот мы и пришли, – сказал майор Здоренко, – давайте выяснять, Федор Аполлинарьевич.
– Я начинаю понимать, что в этом нет смысла, – сухо ответил тот, – все равно же не найдете до моей смерти.
– Давайте не будем об этом, ладно?! – рявкнул майор. – В любом случае будет проведено следствие, группу я уже вызвал. Вы хотели попытаться что-то выяснить сами. Выясняйте. Вот я всех привел.
Из последующего разговора стало известно следующее.
