Последнее испытание - Туроу Скотт
Сонни объявляет перерыв на ланч. Как только присяжные выходят из зала, Стерн встает и обнимает Марту за плечи.
– Блестяще, – говорит он. – Это было твое лучшее выступление в жизни.
Марта сияет, от души радуясь похвале отца. Пинки и несколько юристов из крупных фирм, занимающихся гражданскими исками к «ПТ», которые наблюдали за происходящим с галереи, тоже собираются вокруг Марты, чтобы выразить ей свое одобрение – негромко. Стерн отходит в сторону, оставив дочь с поклонниками ее адвокатского таланта, и тут только замечает, что Донателла, сидящая за спиной Кирила, наклонилась вперед, к супругу. Ее рука лежит на спинке стула, на котором сидит ее муж. Взгляд, который она мечет в Стерна из-под своих угольно-черных бровей, настолько грозен, что у пожилого адвоката замирает сердце. Жена Кирила встает и, приблизившись к Стерну вплотную, шепчет весьма любезным тоном, который совершенно не вяжется с выражением ее лица:
– Сэнди, позволь нам с Кирилом пригласить тебя на ланч.
15. Сын своей матери
Теперь, когда СМИ стали отправлять большое количество фотографов для освещения ежедневных судебных заседаний, Кирил начал сам ездить в суд и подвозить туда Донателлу, паркуясь в паре кварталов у отеля «Грешэм». Стерн и супруги Пафко медленно спускаются по центральной лестнице здания суда, минуя фигурные гипсовые панели, которыми отделаны стены. Кирил по пути звонит отельному парковщику. К тому моменту, когда вся троица оказывается на улице, молодой человек успевает подогнать машину четы Пафко к обочине у выхода. Это не «Мазерати» Кирила, а его старый «Кадиллак». За долгие годы знакомства со Стерном Пафко приобрел несколько автомобилей у того же дилера, услугами которого пользовался и адвокат. Дилер – в прошлом клиент Стерна, которому адвокат в свое время представил своего друга. Теперь серый «Кадиллак Эс-Ти-Си» принадлежит Донателле.
– А где же шедевр итальянского автопрома? – интересуется Стерн, имея в виду «Мазерати». Ему отвечает Донателла:
– У Кирила теперь, по сути, две машины, – говорит она. – Его авто так часто простаивает в мастерской, что он пользуется моей три раза в неделю.
Это скорее шутливый укол. В своем возрасте Донателла водит машину, пожалуй, не чаще, чем Стерн. Что же касается Кирила, то он сам признает, что «Мазерати» – роскошный автомобиль, но настолько капризный, что ему иногда кажется, будто у машины аллергия на тротуары.
Через несколько минут все трое оказываются в университетском клубе. Снаружи здание похоже на средневековую постройку, мебель внутри, пожалуй, тоже подошла бы королю Артуру: она сделана из резного дуба, а ее красная кожаная обивка прекрасно гармонирует с дубовыми же панелями, которыми отделаны стены. Ресторан вознесен на высоту третьего этажа. Своеобразным украшением помещения служат массивные балки и витражные стекла.
Когда все трое усаживаются за столик, Донателла принимается мило болтать, рассказывая о том, как они с Кирилом накануне посетили виолончельный концерт музыкального училища, на котором блистала старшая дочь Лепа, четырнадцатилетняя Штеффи. Грета, жена Лепа, по происхождению немка, а по профессии – химик. Леп познакомился с ней, когда они оба учились в аспирантуре. Однако Грета, помимо всего прочего, еще и прекрасный музыкант. Слушая Донателлу, Стерн еще раз отмечает про себя, как замечательно в ней сочетаются энергия и изящество. Она всегда великолепно одета. Сегодня на Донателле юбка цвета шерсти ламы с грубоватой текстурой и черный вышитый жакет. Она буквально излучает уверенность в себе. Бриллианты в ее украшениях весьма крупные, и Донателла не надевает их по каким-то особенным случаям, а носит как некий знак отличия. Во время встреч со Стерном, на которых Донателла до этого иногда присутствовала, она, как правило, больше молчала. Но сегодня, когда разговор заходит о происходящем на процессе, она проявляет необычную для нее активность.
– Сэнди, нужно немедленно прекратить все разговоры про Лепа, – заявляет она. – Кирил не спасет свою голову, сунув в петлю голову сына.
Сам Кирил ничего не говорит, но энергично кивает. Из-за своей старомодной галантности по отношению к супруге он в ее присутствии в основном соглашается со всем, что она говорит – по крайней мере, при других людях. Стерн давно уже пришел к выводу, что нет более сложных отношений между людьми, чем отношения в браке, и более непрозрачных для окружающих. Какое место занимают дети в этой сложной диспозиции – это зачастую весьма тонкий вопрос с массой нюансов. Таков еще один из трюков матери-природы. Порой два человека проникаются такой страстью друг к другу, что другим людям приходится как бы вклиниваться в эти отношения, искать в них некую свою нишу. Но место Лепа в эмоциональной иерархии, существующей в душе его матери, очевидно.
– Донателла, дорогая моя, – говорит Стерн, – победа в процессе по уголовному делу достигается путем создания сомнений – обоснованных сомнений. Я заверяю вас, что ни у Марты, ни у меня нет намерения попытаться доказать, что в преступлениях, перечисленных в обвинении, виновен Леп. Такая позиция, честно говоря, не выдерживает серьезного анализа. Но при этом любую причину, по которой присяжные могут признать Кирила невиновным, следует считать приемлемой, разве не так? Я знаю, что Леп серьезно беспокоится за отца. Очень часто мы внедряем в сознание присутствующих, в том числе присяжных, некую мысль и даем ей развиваться. И в данном случае наше намерение состоит именно в этом. Позвольте мне напомнить вам, Донателла, что Леп защищен иммунитетом. Так что никакого вреда не будет, если мы кивнем не на Кирила, а в другом направлении, верно ведь?
Донателла, судя по всему, не принимает это объяснение. Она мотает головой, причем так энергично, что у нее трясутся щеки – от этого она выглядит по-настоящему старой.
– Но у Лепа впереди десятки лет карьеры, – говорит она. – Если его репутация будет разрушена, это не станет победой ни для кого из нас.
Донателла бросает через стол взгляд на мужа, который снова послушно кивает.
Лепу в любом случае достанутся как минимум 100 миллионов долларов. К тому же он довольно скоро получит контроль над компанией – это произойдет, когда Кирил либо отправится за решетку, либо уйдет на покой. Однако если присяжные решат, что Леп в течение многих лет работал рука об руку с мошенником, люди в самом деле могут начать подвергать сомнению безупречность его репутации.
Стерн уже запланировал на вечер встречу у себя в офисе с Кирилом с глазу на глаз. Они должны начать обдумывать важный вопрос – какой линии защиты они будут придерживаться. Стерн собирается учесть при обсуждении этой темы то, что сказала за ланчем Донателла. Кирил не раз говорил Стерну, что ни под каким видом не хочет приплетать к делу Лепа – но, правда, он никогда не выражал этого так четко и ясно, как Донателла.
– Я, разумеется, выполню ваши пожелания, – говорит Стерн. – Честно говоря, я сомневаюсь, что у нас есть еще что-то на эту тему, что мы могли бы добавить к уже сказанному.
Пожалуй, единственное, что Стерн подправил бы, если бы имел возможность, – это окончание перекрестного допроса доктора Робб, который проводила Марта. Она говорила отцу накануне вечером, что собирается «позвонить в звонок» по поводу Лепа. Но тонкие, изощренные действия никогда не были ее сильной стороной.
Вскоре ланч заканчивается. Донателла и Кирил собираются ненадолго заехать в ближайший магазин, чтобы выбрать подарок ко дню рождения для одного из своих внуков. Стерн возвращается к зданию суда один на такси, все еще обдумывая только что состоявшийся разговор.
«Это сделал Леп!» Такая линия защиты в течение долгого времени казалась весьма соблазнительным вариантом для адвокатов подсудимого. Например, именно у Лепа как у медицинского директора компании «ПТ» хранились коды, позволяющие раскрыть сведения, содержащиеся в базе данных, если когда-либо возникнет такая необходимость. К тому же именно он в основном поддерживал контакты с представителями УКПМ. Леп при желании мог назваться доктором Пафко в телефонном разговоре с Венди Хох. Стоит Стерну дать волю своим сентиментальным надеждам на невиновность Кирила, как его мысль начинает работать в этом направлении.
