Михаил Васильев - Грибник
Великая сушь. Даже мусор во дворе лежал неизменно на одном месте уже несколько месяцев, примелькался, стал знакомым. На газоне у крыльца подъезда — откуда-то взявшиеся клочья собачьей шерсти. Лежали неподвижно, маленьким сугробом; давно и только становились все грязнее от пыли.
* * *Он помнил, для того, чтобы разоблачить преступника, нужно представить себя на его месте, но что-то этому мешало. Тот почему-то никак не представлялся, не возникал в воображении. Не был похож ни на кого в театре, кого Артур знал, оставался бесплотным.
"Без плоти". — Что-то во всем этом было не так. Что-то неправильное.
Он остановился перед позорной сортироподобной дверью своего жилища. Открыл и снял висячий амбарный замок.
Сразу же обнаружилось, что стена между его прихожей и территорией соседей выросла почти до потолка, почти совсем закончена. В оставшейся щели пока видна была голова строителя. Женьки из Чувашии.
— Вот, хозяин, — заговорил тот. — Отделяемся от тебя окончательно.
"Хозяйка велела", — мысленно договорил за него Артур.
Блистающее мрамором и позолотой, уже вполне готовыми, соседское жизненное пространство стремительно скрывалось за рядами кирпича
— Вот так. Отгораживаемся от твоих тараканов, — доносился голос Женьки. — Ну, давай! Прощай, хозяин! — Женька засунул в оставшуюся дыру последние две половинки кирпича.
"Давай, давай, — пробормотал Артур. — Занавес закрывается".
Окно в комнате теперь было распахнуто всегда, но это не ощущалось. Воздух здесь оставался неподвижным, было душно, как и на улице. А там наступала преждевременная искусственная осень. Трава совсем побурела, пожелтевшие от засухи листья с деревьев опадали все гуще. К лапке одного голубя, гуляющего по асфальту, прилип маленький лист. Голубь шлепал, будто в одной желтой сандалии.
— Листва пожелтела, — послышалось откуда-то. Кажется, из окна наверху.
— Литва? — раздался другой голос.
— И Литва тоже.
Артур, скрючившись, лежал на диване. Из прихожей доносилось скрежещущее шуршание — новую стену начинали штукатурить с другой стороны. Отсюда, через незапертую дверь комнаты была видна оставшаяся ему грубая кладка с вылезающими между кирпичами комьями свежезасохшего цемента.
Сейчас он со стыдом вспоминал о припадке ярости на даче покойного Великолуцкого.
"Взбесившийся кролик! Зря она со мной связалась, нашла на кого надеяться".
Регина не звонила уже давно, и Артур не встречал ее в театре. Долго, недели две после похорон Великолуцкого.
Сегодня, окончательно отчаявшись, он целый день расспрашивал кого попало о Квазимодо, надеясь узнать что-то новое, нужное. Ходил кругами вокруг театра, разговаривал даже с Титулярным Советником. Тот, с траурной повязкой на рукаве, теперь часто попадался и внутри театра. Вплотную Советник оказался совсем не тем кротким и интеллигентным ценителем искусств, которого Артур ожидал увидеть. Резко отличался от воображаемого. Сразу стало очевидным, что тот, как многие коротышки, страдает комплексом Наполеона. Нахраписто, согласно своему комплексу, Титулярный Советник сразу стал жаловаться на порядки в театре. Потом рассказывать о Регине. Оказывается, они даже вели какие-то разговоры, у них существовало что-то вроде отношений. Зашевелилось подобие нелепой теперь ревности.
Титулярный Советник, как обнаружилось, был вхож даже в администрацию, чего-то там выяснял и добивался, и даже ругался.
"Мне замечания замечать!.." — возмущался он, вцепившись в рукав Артура.
Еле отпустил, увлеченный рассказами о проблемах театра. Получилось, что Артур опоздал, но это теперь, конечно, уже не имело значения.
Сейчас Артур думал о Квазимодо всегда, даже во сне. Вот и теперь с удивлением обнаружил, что опять очутился в театре и понял, что, наверное, заснул.
Кто же он такой, этот Квазимодо? И вот, как будто бы, догадался, осенило. Там, во сне даже увидел, наконец, его лицо. Увидел и ахнул — ну как он не догадался сразу!
"Ах ты, бандерлог!" — Артур двинулся вперед, ощущая, как тяжелеет рука, сжатый кулак. Здесь Артур решительный и сильный. Сейчас он достанет эту гнусную харю. Но Квазимодо внезапно исчез. Дальше Артур не знал, что делать в этом сне и нелепо замер. Повис где-то в несуществующем нигде пространстве, потом понял, что проснулся.
Просыпаясь, сразу же забыл, что увидел. В памяти осталась знакомая фигура в суконном средневековом костюме с серым пятном вместо лица. Артур, как ни старался, не мог вспомнить его.
Окончательно проснулся, услышав слово "грибы". Или померещилось?
— Хоть грибок высохнет в такую жару, плесень всякая. Моль вот развелась…
Опять соседи.
— Это не моль. Ночная бабочка…
— Ага, бабочка!.. Таких ночных бабочек у меня полный шкаф.
— Надо клетку с попугаем прикрыть. Пусть заснет. А то скрежещет всю ночь, бормочет. Тоска от него.
Странный свет проникал в комнату, будто снаружи, за окном что-то горело. Что это, закат? Пахло горящим мусором. Трудно было понять, сколько сейчас времени, в какой части суток он очутился. К запаху гари, доносящейся из горящих подмосковных лесов, примешивался запах цементной пыли — неподалеку, на улице Ткачей ломали общагу, бывшую тюрьму.
Артур встал у окна. Он ел кашу прямо из кастрюли, скреб ложкой по алюминиевой стенке.
Внезапно очнулся и зазвенел, затрясся жестяной будильник. Звонок давно ожидаемый, но все равно неожиданный. Предназначенный для того, чтоб не пропустить встречу с Квазимодо. Сегодня Артур всем, кому мог, кого повстречал в театре, рассказал, что в двенадцать часов ночи на Калинкином мосту назначил встречу Квазимодо. В расчете, что до него это дойдет. А может быть, кто знает, сказал это и ему самому. Совсем не исключено.
В этот раз Артур рассчитывал совсем уж на авось, то есть вообще ничего не рассчитывал. Теперь оставалось верить только в какой-то сверхъестественно счастливый случай, невероятное везение. Так уже раньше везло Квазимодо. Голый фатализм.
"Как карта ляжет, — думал он сейчас. — Всякое бывает, случается. Вдруг удастся избавить людей от Квазимодо. Пусть все узнают, чего стоил скромный театральный библиотекарь. Наверное, уже после моей смерти. И Регина, конечно, поймет, что я пожертвовал собой ради нее. Ради ее спокойствия и благополучия. И всю оставшуюся у нее жизнь она будет помнить об Артуре из библиотеки".
"И это будет самым глубоким и светлым ее воспоминанием", — Артур даже пробормотал эти слова вслух.
Все металлическое, нагревшееся сегодня, еще не остыло, хранило тепло дня. Заказав по телефону такси, Артур заглянул в пустой чайник, прикидывая, успеет ли выпить чаю. Решившись, подхватил его за ручку и, выйдя в прихожую, сразу наткнулся на свежую стену. Вспомнил, что теперь он отделен совсем. Вспомнил еще о своих кастрюлях, тарелках… — "Что там еще было?" — оставшихся на кухне. Теперь уже навсегда.
Вошел в свой новый гальюн, совсем маленький, почти щель. Здесь ему поставили детского размера унитаз и раковину. Другие, побольше, то ли не вмещались сюда, то ли были дороже. Зато тут осталась часть окна, а между стеной и оконной рамой — щель в отделившийся от него благополучный мир.
Оттуда, кажется, слышны были голоса. Похоже, там праздновали. Может быть, обмывали его гальюн, и даже хозяйка была там. Среди других слышался ее голос.
— Покормили мы твоего пса. Колбасой из салата, — расслышал, а может быть, придумал Артур. Это говорил бригадир. — Ничего, ест! Когда прижмет, все съешь. Я, может, тоже раньше колбасу не жрал.
— Ымэнно, — отчетливо слышался голос Женьки. Говорил он, как и все, без акцента, но это слово произносил на чувашский, видимо, манер. — Ымэнно.
Артур отдал строителям обещанные деньги на обмывание построенного ему гальюна, но сам участвовать в торжестве отказался. Дико было сейчас гулять, совсем было не до этого.
За окном во дворе послышался автомобильный гудок, будто там ждали и торопили кого-то. Вспомнилось, как он в бессмысленном и непонятном ожидании торчал во дворе у Вовки Скачка.
"Башмачников Артур, — послышалось оттуда, — вас ожидают тут, внизу". Гулкий голос великана.
"Что за ерунда? Какие-то новые обычаи в таксофирмах возникли? Что это, мегафон?"
По пути Артур все-таки зашел в комнату и выглянул за окно.
Во дворе стоял, похожий на башмак, темно-красный "Москвич"- фургон. "Каблук", как его называли в народе. Совсем странно. До сих пор не приходилось наблюдать такие модели среди такси.
"Однако, быстро оно".
Было слышно, как кто-то сопит и вздыхает в мегафон.
Денег на такси едва хватало. Об этом Артур думал, спускаясь по лестнице подъезда. Он теперь давно не появлялся на Грибном архипелаге и не продавал грибы. Заказчики уже перестали звонить и напоминать об этом.
Выйдя, остановился на крыльце, глядя на "Москвич". Что-то во всем происходящем было не так, неправильно. Артур еще только не мог понять что. И тут увидел, как из окна "Москвича" высовывается голова в такой знакомой теперь маске-капюшоне с прорезями для глаз. Опять он! Появилась рука с наганом. Артур, оцепенев, смотрел в черную дыру ствола. Раздался выстрел, пуля звонко ударилась обо что-то, судя по звуку, металлическое над головой.
