Михаил Васильев - Грибник
Вот и они, знакомые ворота с чем-то вроде старинной магазинной вывески наверху. Надпись "Садоводство "Зеленый бор". Так близко от станции, когда едешь, а не идешь пешком. Теперь все заканчивается.
Артур подумал, что, может быть, позвонить Регине, прямо сейчас. Потом решил, что та отнесется к его рассказу без восторга. Опять изругает за то, что он слишком увлекается всякими расследованиями, что будто бы играет в Шерлока Холмса, вместо того, чтобы просто тупо отобрать у Кузьмича наган.
"Сейчас посмотрим, как он сидит и трепещет, в ожидании кары. Ждет виртуальных мстителей за смерть Фролова. Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах… Жаль, что у нас не принято давать названия загородным домам, как в Англии. Его дому подошло бы имя "Утесы". Звучит".
Сейчас он, Артур, выступит неким Эркюлем Пуаро, что в конце романа разъясняет все и всем, окончательно расставляет все точки над "i".
"Цветочки над "i".
Напрасно Артур беспокоился, что не найдет дом Великолуцкого. Тот, единственный в поселке, был освещен и виден издалека. Ярко светились все окна и даже дверь, как оказалось ближе, распахнутая настежь.
Артур вышел из машины. Кругом тихо, будто он оказался в некой пустоте. В пустоте этой неестественно громко хлопнула закрывшаяся за ним дверка автомобиля. Дома на улице смотрели темными окнами. Хоть это и было похоже на цитату из романа, Артур явственно, вполне реально ощущал это.
Только дом Великолуцкого был освещен нелепо ярко, светился, как китайский фонарик. Дощатый, под потемневшей шиферной крышей, окрашенный зеленой, кажется, краской. Обычный старозаветный советский дом. Кажется, там было включено и горело все, что есть.
* * *Внутри него тоже было неестественно тихо, только слышались шаги Артура.
"Мертвая тишина", — мысленно произнес он.
Здесь ощущался типично дачный запах плесени. Так пахнут деревянные дачи, которые бросают сыреть зимой.
Совсем не так он представлял свое тут появление. Наверное, нужно что-то сказать.
— Я на зов явился! — громко произнес Артур. — Все кончено. Дрожишь ты, Дон Гуан.
Внутренне вздрогнул от собственной смелости. Зачем-то выключил свет. Весь разом, нашарив пластмассовый тумблер на счетчике. По-воровски. Ощущал, будто его видят и рассматривают кто-то, ему невидимые. Хотя бы соседи из других домов.
На стенах висело множество картин и фотографий, плохо различимых из-за сгустившихся сумерек. Так же, как в театре, много зеркал. В одном он увидел свою осторожно пробиравшуюся, смутно видимую тень.
В очередной раз подумал, что люди театра почему-то так любят зеркала. Может, Великолуцкий там, наверху? Дом был почти двухэтажный, с мансардой — кажется, это так называлось.
Артур осторожно стал подниматься по лестнице, сунул голову в люк. Наконец, увидел его, Великолуцкого. Тот сидел в старом кресле, уронив голову на грудь, почему-то молчал и, кажется, улыбался. Оказывается, Артур уже знал, что увидит. Почувствовал это сразу, войдя в этот дом, и услышав эту противоестественную тишину.
Фары, где-то далеко проехавшей машины, на несколько секунд осветили мансарду. Перед Великолуцким лежал опрокинутый небольшой походный мольберт. Наверное, тот собирался что-то рисовать, писать картину. Кажется, натюрморт, как мимоходом заметил Артур. Под его ногой мягко лопнул тюбик с краской.
На пижамной куртке убитого расползлось темное пятно, посредине него, на месте пуговицы, чернела дыра. След пули. Челюсть того свесилась, и рот приоткрылся. Великолуцкий скалился, будто беззвучно смеялся, сейчас похожий на восковую фигуру самого себя.
— Эх, Абрам Кузьмич! — заговорил Артур. Его голос зазвучал громче, чем он ожидал. — Значит, встретился ты, поговорил с Квазимодо. Ну, и где же он теперь?
Квазимодо только что был здесь. Настоящий Квазимодо, не выдуманный им недавно. Может, был только что, может, опередил на несколько минут.
"Вдруг, он еще где-то здесь?"
Артур заметил, что стоит перед еще одной дверью. Шагнул вперед, резко рванул ее. Кладовка. Какие-то инструменты. Ножовки и рубанки, висящие на стене. Банки с краской на полках.
С силой распахнул створки древнего гардероба, так что чуть не вырвал их. Оттуда пополз ворох какого-то тряпья, сорвалась и упала стойка с пиджаками и костюмами.
Артур сбросил на пол матрац с кровати. Сорвал штору. Кругом обычная рухлядь, барахло, то, что жалко выбросить и принято свозить на дачу. Совсем он не был богат, этот Великолуцкий. Тот сидел безучастно, совсем не похожий на себя, обычного.
Уже совершенно бессмысленно, в ожесточении, в неистовстве Артур разбрасывал, громил все вокруг себя. В зеркале отразилось его перекошенное белое лицо. Ударил в него локтем. Зеркало упало, но все еще не разбилось. Артур ударил в него ногой, еще раз, растаптывая осколки. Невдалеке, за распахнутым окном взвыла и залаяла собака.
Очнулся он внизу на первом этаже, у двери. Соседская собака металась рядом, за забором, истерично захлебываясь лаем. Кидалась на забор так, что тот сотрясался. Ей будто передалось недавнее неистовство Артура. Тот, не обращая на нее внимания, прошел мимо. Ощущалось, что проснулась вся улица поселка и сейчас на него смотрят из темных окон. Он сел в машину и тронулся.
* * *Как отчетливо теперь было понятно, что вся его теория, версия со злодеем худруком в костюме Квазимодо обрушилась. Вообще, оказалась полной ерундой. И этот мертвый Великолуцкий совсем не был похож на того алкаша во фраке, со спичками. Совсем непонятно, как такое могло прийти в голову.
По горизонту ползло что-то темное.
"Поезд", — наконец, догадался Артур. Машина стояла на дороге посреди поля.
С другой стороны, где, наверное, был лес, доносились птичьи голоса. Целый хор птиц, бодрых и как будто радующихся утру. За окном машины — необычная для здешних широт душная ночь.
"Душная ночь в Каролине", — вспомнилось что-то совсем неуместное сейчас.
Какими глупыми сразу стали все его недавние домыслы. И как такое могло прийти в голову, такая нелепость? В голове шумело, будто он непонятно от чего опьянел или после драки.
Надо было куда-нибудь ехать. Домой. Машина как будто привыкла к нему, покорилась и теперь ехала спокойно и ровно. Сначала Артур хотел, не въезжая в город, вызвать автоангела из службы эвакуации, чтобы тот отвез его домой, а машину отвел во двор Скачка, но денег оставалось мало и могло не хватить. Потом увидел раннюю электричку, идущую параллельно автомобильной дороге и обогнавшую его.
Решил, что остановится и сядет на электричку на следующей станции. Но навстречу все чаще стали попадаться уже проснувшиеся маршрутки. Затем стали обгонять такие же, возвращавшиеся в город. Артур остановился у следующей остановки, вышел из машины. Бросил ее, даже не прикрыв за собой дверцу. Почти сразу же подъехал автобус. Артур вошел в открывшуюся перед ним дверь.;
Глава 14
Ночной гость
Большую часть пути до театра Артур сегодня шел пешком. Будто хотя бы так пытался пригасить эту неистовую жажду внутри — желание покончить с неизвестным ему Квазимодо. Теперь это стало неотпускающей страстью. Казалось, что, если он встретит Квазимодо, то задушит его, сломает шею голыми руками. Такую сейчас Артур ощущал в себе необыкновенную силу, энергию ярости. Непривычное, необычное для себя чувство.
До города, наконец, добралась гарь горящих лесов. Его наполнил банный запах сгорающего где-то в Подмосковье листа, небо исчезло. Совсем опустилось, затянувший его дым был похож на какой-то каменный свод, темный и неровный. Непохожее на себя солнце, маленькое, как ярко начищенная медная монета, яростно светило сквозь дым.
Ощущалось, что он, Артур, как будто очутился в другом мире, на другой планете, не похожей на Землю. Может быть, внутри Луны, как в сказке Носова. Иногда, что он — в огромной, большой-большой комнате, только сильно грязной. Тусклой, непонятно чем и откуда освещенной. Воздух в ней был неподвижным, и даже звуки разносились сейчас по-другому, как в обширнейшем закрытом помещении.
Везде, по радио, в интернете твердили об одном — об этой небывалой, растянувшейся во времени засухе, надеялись на дождь. Артур помалкивал, но ему даже нравилось все это, было интересно. Артур ощущал, что, не сходя с места, очутился вдруг в каком-то экзотическом мире. Чтоб увидеть такое, в обычное время понадобилось бы ехать куда-нибудь в Центральную Америку или на Галапагосские острова.
"Запекшееся лето", — пробормотал Артур, входя во двор своего дома. Вспомнилась цитата из Мандельштама.
Великая сушь. Даже мусор во дворе лежал неизменно на одном месте уже несколько месяцев, примелькался, стал знакомым. На газоне у крыльца подъезда — откуда-то взявшиеся клочья собачьей шерсти. Лежали неподвижно, маленьким сугробом; давно и только становились все грязнее от пыли.
