Искатель,1994 №1 - Дональд Уэстлейк
Васкес — как и Фелипе с Морисом, аргентинец, — был назначен старшим смотрителем. В то время ему было сорок семь лет. Крепкий, отменного здоровья, выносливый, как и подобает моряку, много раз пересекавшему большую часть ста восьмидесяти параллелей, решительный, энергичный, привыкший к опасностям, он был старшим не только по возрасту. В военно-морском флоте Аргентины он дослужился до боцмана, но покинул службу, снискав всеобщее уважение благодаря своему внушавшему доверие характеру. Так что он без труда добился места смотрителя маяка на Эстадосе.
Фелипе с Морисом — тоже моряки, одному сорок лет, другому тридцать семь. Васкес давно знал их, дружил с нх семьями. Именно он и предложил их кандидатуры. Первый из них, как и сам Васкес, остался холостяком; Морис, единственный из троих, был женат.
Через три месяца Васкес, Фелипе и Морис вновь поднимутся на борт «Санта-Фе», на маяке останутся смотрители, которых они, в свою очередь, сменят тремя месяцами позже.
Следующее их дежурство придется на июнь, июль и август — то есть на середину зимы. И если во время первого пребывания на острове они скорее всего не будут страдать от непогоды, то в следующий раз жизнь их обещает быть нелегкой.
С 10 декабря служба стала регулярной. Каждую ночь один из смотрителей дежурил, пока двое других отдыхали. Днем они осматривали и чистили лампы, готовя их к тому, чтобы с закатом вновь послать в море яркие лучи.
Между делом, как им и было приказано, Васкес и его товарищи спускались к морю — то пешком вдоль берега, то через залив Эльгора на полупалубной шлюпке, оснащенной фок-мачтой и фоком. Шлюпка обычно стояла в маленькой бухточке, защищенной высокими скалами от единственного грозного в этом уголке ветра — восточного.
Само собой разумеется, что один из смотрителей всегда оставался на верхней галерее: в любую минуту в виду острова могло показаться и подать сигналы судно. С площадки море было видно только на востоке и северо-востоке. Во всех остальных направлениях путь взгляду преграждали отвесные скалы, начинавшиеся в нескольких сотнях метров от ограды, поэтому приходилось постоянно дежурить в комнате вахтенного, четыре окна которой выходили на все стороны света.
Первые дни после отплытия авизо не были отмечены никакими событиями. Погода оставалась ясной, температура достаточно высокой. Стоградусный термометр показывал иногда до 10 градусов выше нуля. С восхода до заката дул легкий ветер с моря. К вечеру он сменялся северо-западным, приходившим с широких равнин Патагонии и Огненной Земли. Несколько раз шел дождь, теплело, и вскоре должны были начаться грозы.
Солнечные лучи оживили начавшие пробиваться растения. Соседний луг, сбросив белый зимний покров, обнажил свой бледно-зеленый ковер. Стало возможным отдохнуть в тени молодой листвы антарктических буков в роще. Наполненный талой водой ручей бежал к бухточке. Мхи и лишайники покрыли стволы деревьев и склоны скал, так же, как и ложечник, хорошо помогающий при цинге. Словом, если это и не была весна — такое слово не употребляется в Магеллании, — то на краю Америки на несколько недель воцарилось лето.
День прошел. Перед тем как зажечь маяк, Васкес, Фелипе и Морис, по своему обыкновению, сидели на кольцевом балконе, опоясывавшем фонарь.
— Ну что, ребята, — сказал Васкес, старательно набив трубку, и двое других последовали его примеру, — начинаете привыкать к этой новой жизни?
— Конечно, Васкес, — ответил Фелипе. — За это время не успеешь ни устать, ни соскучиться.
— В самом деле, — добавил Морис, — похоже, наши три месяца пролетят быстрее, чем я думал.
— Да, мой мальчик, они полетят, как распустивший паруса корвет…
— Кстати, о судах, — заметил Фелипе, — сегодня на горизонте не показалось ни одно.
— Ничего-ничего, появятся, — успокоил его Васкес, приставив руку к глазам на манер подзорной трубы. — Пройдет немного времени, капитанам станет известно, что этот берег освещен, и они перестанут бояться входить в пролив, что облегчит им плавание. Но мало знать, что маяк существует, надо еще быть уверенным, что он горит с заката до восхода!
— Это станет известно всем, — заметил Фелипе, — как только «Санта-Фе» вернется в Буэнос-Айрес.
— Но «Санта-Фе», — снова заговорил Морис, — всего пять дней, как ушел, и переход займет…
— Не больше недели, я полагаю, — перебил его Васкес. — Погода стоит хорошая, море спокойное, ветер попутный…
— Сейчас, наверное, — сказал Фелипе, — он прошел Магелланов пролив и миль на пятнадцать отошел от мыса Дев.
— Рыба сегодня хорошо клевала? — спросил Васкес у Фелипе.
— Неплохо. Я поймал на удочку несколько дюжин бычков и еще руками — краба, ползавшего в камнях.
— Хорошо, — ответил Васкес. — И не бойся опустошить залив: как говорят, чем больше рыбы берешь, тем больше ее становится. А нам это позволит сэкономить наши запасы сушеного мяса и соленого сала. Что же касается овощей…
— Я ходил в буковую рощу, — объявил Морис, — и выкопал там несколько кореньев. Поскольку я видел, как обращался с ними старший кок на судне — а он в этом понимает! — я сделаю вам славное блюдо!
— Оно будет очень кстати, — сказал Васкес. — Не стоит злоупотреблять консервами, даже самыми лучшими.
— Эх, — отозвался Фелипе, — пришла бы к нам из средней части острова парочка гуанако или еще кто-нибудь…
— Да, ляжка или филей гуанако — стоящая вещь, — согласился Васкес. — Так что, если дичь появится, мы обязательно попробуем подстрелить ее. Но, ребята, далеко не уходите! Даже если увидите крупную дичь…
— Но все же, не уступал Морис, любивший охоту, — если что-нибудь подходящее окажется на расстоянии ружейного выстрела…
— Одного, двух, даже трех ружейных выстрелов — ничего не имею против, — ответил Васкес. — Но, вы и сами это знаете, гуанако слишком дикого нрава, чтобы появляться в хорошем обществе… ну, таком, как паше, и я буду очень удивлен, если хоть одна пара рогов покажется из-за камней у ограды маяка или у буковой рощи.
В самом деле, с тех пор, как начались работы на маяке, ни одно животное не появлялось вблизи залива Эльгора. Помощник капитана Риегаль, всеми признанный Нимврод, не раз пытался подстрелить гуанако, по его попытки не увенчались успехом, хотя он забирался на пять-шесть миль в глубь острова. Крупной дичи было достаточно, но она не подходила на выстрел.
В ночь с 16 на 17 декабря, когда Морис дежурил с шести до десяти, на расстоянии
