Демон скучающий - Вадим Юрьевич Панов
– То есть? – не понял Иманов.
– Можно было попробовать остановить кровь или вызвать «Скорую». Вы не сделали ни того, ни другого.
– Он выбросил мою жену в окно. У меня на глазах.
– Мой клиент кинулся на помощь любимой жене, – вставил своё слово адвокат.
– Я должен был узнать, как она. Увидеть её. – Хозяин особняка выдержал паузу. – В тот момент у меня не было других мыслей.
– Судя по записям с домовых видеокамер, к телу супруги вы не подходили, – заметил Гордеев.
– Я не смог, – вздохнул Иманов. – Услышал, что люди сказали, мол, разбилась насмерть, и не смог.
Этот ответ прозвучал искренне, но при этом – заученно. Не заученно искренне, а просто – заученно. И при этом – искренне. Этот ответ, наверное, придумал адвокат, но он полностью совпал с внутренним ощущением Иманова. А вот про телефон он солгал. Судя по всему, Алёна выронила его перед тем, как Ильяс толкнул её в окно, и Эльмар его забрал. И не забыл отключить.
– Напомню, что мой клиент пребывал в состоянии аффекта, – повторил Усубов.
– Я не мог там оставаться. – Иманов продолжил до того, как адвокат закончил говорить. – Вышел на улицу, сел за руль и уехал.
– Куда вы поехали?
– К нему. – Кивок на адвоката.
– Почему окно было открыто? – спросил Гордеев.
– Брат часто держал окна открытыми. Считал кондиционированный воздух мёртвым.
– На лице Ильяса Надировича обнаружили вашу слюну.
– Видимо, вылетела в пылу… разговора. Мы кричали друг на друга.
– Вы или ваш брат заказывали ювелирные украшения у Леонида Дмитриевича Орлика? – вдруг спросил Вербин.
Неожиданный вопрос заставил Иманова и Усубова сбиться. Несколько мгновений они в замешательстве смотрели на полицейского, затем адвокат поинтересовался:
– Какое отношение это имеет к нашему делу?
– Хочу подтвердить, что никакого, – спокойно объяснил Феликс.
– Но…
– Я знаю про Орлика, однако мы с Алёной никогда к нему не обращались. – Иманов решил, что проще ответить, чем пытаться выудить из полицейских правду.
Чтобы не затягивать.
– «Знаете» – это значит «знакомы»?
– Нет, слышал о нём и видел его работы. Мы не знакомы.
– А ваш брат?
– Клиентом тоже не был, брат обязательно бы похвастался. А был ли знаком – понятия не имею.
– Почему вы спрашиваете об Орлике? – настороженно осведомился Усубов.
– У нас есть для этого основания, – официальным тоном ответил Гордеев. – Как и для следующего вопроса. – Он поднялся с дивана и передал хозяину особняка две фотографии. – Вам не доводилось встречаться с этими людьми? Или видеть их в окружении Ильяса Надировича?
Иманов, что стало некоторой неожиданностью для полицейских, фото Чуваева и Арсена изучил внимательно, не просто мельком глянул, после чего уверенно ответил:
– Нет, ни разу. Или просто не запомнил. – Пауза. – Кто это?
– Люди, которые, как мы считаем, могут иметь отношение к ссоре между Алёной Олеговной и вашим братом, – ответил Феликс, глядя Иманову в глаза. Но смутить пока не сумел.
– Каким образом они могут быть причастны?
– Это всего лишь предположение.
– Мы закончили? – довольно громко спросил Усубов.
– Один вопрос и, думаю, да, – вежливо произнёс Вербин.
– Задавайте.
Феликс тоже поднялся на ноги, подошёл к креслу и показал Иманову открытую на смартфоне фотографию. Показал так, чтобы изображение видел только хозяин особняка.
– Пожалуйста, покажите эту картину.
До сих пор Иманов был мрачен. Угрюм. Расстроен. Но при взгляде на экран смартфона его лицо перекосилось от боли. Которая сменилась бешенством, когда Феликс уменьшил изображение и отец Сары увидел картину целиком. Сжал кулаки и хрипло выругался.
– Что там? – быстро спросил адвокат.
– Сиди, – резко бросил Иманов.
Вербин убрал смартфон и вопросительно поднял брови, отвечая на очень жёсткий и очень тяжёлый взгляд хозяина особняка.
– Ты не должен об этом спрашивать, – медленно произнёс Иманов.
– Буду благодарен, если мы вернёмся к прежнему тону.
– Это всё должно остаться…
– Эльмар Надирович, пожалуйста, следите за словами, – перебил клиента Усубов. – Наши посетители находятся при исполнении.
– Забудут.
– Давайте не будем проверять эту теорию?
И, как ни странно, Иманов послушался. Сделал пару глубоких вздохов, встал и кивнул Вербину:
– Пойдём. – И добавил для Усубова и Гордеева. – А вы оставайтесь. Мы с ним поговорим и скоро вернёмся.
Феликс демонстративно положил смартфон на журнальный столик.
Иманов заметил, но не среагировал. Вывел Вербина в холл, коротким жестом показал, что нужно подняться на второй этаж, остановился перед одной из дверей и, глядя на неё, произнёс:
– Это не должно всплыть.
– Если всплывёт, то не от меня, – твёрдо ответил Феликс. – Точнее, это уже всплыло, Эльмар Надирович. Кто-то вытащил грязь, и я ищу того, кто это сделал. Но не знаю, каким будет следующий шаг, потому что пока игру ведёт он.
Иманов прошипел короткое ругательство, но предназначалось оно не полицейскому.
– Что было на видео, которое показала вам Алёна Олеговна?
– Ты хотел видеть картину. – Иманов открыл дверь, как оказалось – в детскую, сделал пару шагов и остановился: – Портрет предназначался для этой комнаты. Алёна не стала здесь ничего менять, говорила, что не готова. Да и я не был готов.
Это была большая и очень красивая детская, предназначенная для любимой принцессы: светлые тона, множество игрушек и картина на стене – девочка на качелях. Здесь её поза была абсолютно уместна. И платье. И красивая причёска. А на лице – ни грана косметики. Обычная маленькая девочка на красивых качелях.
– Брат насиловал мою дочь, – глухо произнёс Иманов. – И теперь мы знаем, почему два года назад Сара покончила с собой. – Ещё одно ругательство. – Вчера утром, после того как я уехал, Алёне пришло сообщение, что на выставке Абедалониума есть очень интересная картина, которая напрямую связана с Сарой. И фото. Только снятое так, что не видно… всего остального. Снята так, как ты мне показал сначала – только Сара. Жена поехала в «Манеж», увидела картину, и тут ей прислали видео. Дальше ты знаешь.
– Дальше всё было так, как вы рассказывали?
– Да. Я не сказал только о том, что мне известна реальная причина ссоры, – ответил Иманов, не отрываясь глядя на портрет дочери.
– Зачем вы забрали телефон?
– Я никому не покажу это видео, – покачал головой Иманов. – Никогда и никому.
И как его обвинять? Кто его обвинит?
– Вы уверены, что на видео был ваш брат? – тихо спросил Вербин.
– Сара называла его «дядя Ильяс».
– А лицо? Фигура?
– Видеокамера была установлена на лбу. Ну, или где там… В общем так, что съёмка велась от первого лица.
– То есть брата вы не видели?
– Нет, – медленно произнёс Иманов. – Но зачем Саре так называть насильника?
– Где всё происходило?
– В квартире брата, в комнате, которую он отвёл Саре.
– Где в это время находились вы с супругой?
– Улетали на неделю, решили отдохнуть от всего… И от всех… Алёна себе этого так и не простила.
– Как ваш брат отреагировал на обвинение?
– Отрицал. Но…
Иманов замолчал. И молчал так долго, что Вербину пришлось мягко напомнить о себе:
– Но?
– Я видел, что он в замешательстве. – Иманов покачал головой. – Это было не отрицание растерявшегося от необоснованного наезда человека, а именно замешательство от того, что всплыло нечто тайное. Я видел страх в его глазах… И… – В это мгновение Иманов вспомнил о «странных» вопросах, которые задавали полицейские, и посмотрел Вербину в глаза: – Хочешь сказать, что брат не насиловал Сару?
– Я пока не знаю.
– Как это?
– Мы ведём расследование, и ваш случай уже второй, связанный с картинами Абедалониума. Кстати, как получилось, что он написал портрет вашей дочери?
– Алёна этого хотела. Причём не просто портрет, а портрет от художника с большим именем и… – Иманов нахмурился, а затем неожиданно попросил: – Покажи мне ещё раз те фотки.
///
– Портрет Сары Имановой был написан два года назад, – рассказал Феликс, когда они с Никитой выехали с «улицы миллионеров». – В то время Абедалониум уже получил мировую известность, но сохранил особое отношение к Санкт-Петербургу и его жителям и иногда соглашался писать портреты на заказ. Разумеется, очень редко, как говорил желающим Крант, «только если мастеру понравится типаж». При этом ценник выставлялся хоть и большой, но не запредельный, поэтому желающих заполучить в домашнюю коллекцию картину от самого Абедалониума отбоя не было. Алёна Иманова грезила портретом дочери, отправила заявку, как и все остальные, и ей повезло: перезвонил Крант, сообщил, что
