Николай Зорин - Интервью со смертью

Он вышел на балкон покурить, побыть одному и подумать. Ему вдруг с особой ясностью представилось, что с убийцей он встречался, разговаривал, видел его своими глазами, но не узнал. И вот теперь, если хорошенько сосредоточится, он поймет, кто убийца.

Подозреваемых было несколько. Сначала он подозревал Ольгу Назаренко, потом ее отчима. Антон, продавец из магазина, где работал Павел, на какой-то момент тоже показался ему подозрительным. Но все они если и могли иметь отношение, то только к смерти Назаренко, и уж никак не к остальным смертям. Был еще Столяров, вечный потенциальный жених, страдающий тип. На убийцу он тоже не тянул. По здравом размышлении – никак. Это вначале им с Бородиным показалось… Да нет, Столяров ни при чем. Бородин и Самохину подозревал, а вот как все обернулось…

Черт! Может, ничего еще не обернулось, рано он Киру хоронит. И все же…

Кто там еще был в списке? Да Бессонов и был. Целый день на него Бородин убил и его отвлек своей версией. Как они могли попасться? Ну хорошо, они не знали тех фактов, о которых им поведала Татьяна, но ведь по самому почерку убийств было понятно, что тут вовсе не заметание следов, а чтото другое. Эти убийства несут в себе ощущение истерического надрыва и еще… да, да, да! И еще математического расчета. Как же они этого сразу не увидели? Словно убийца стоит за шторой в этой же комнате и наблюдает и ведет их, незадачливых, глупых сыщиков, по некоему лабиринту, время от времени подкидывая подсказки, а они их просто не замечают, скользят по ним взглядом и не видят, проходят мимо.

Он видел убийцу, разговаривал с ним. Сегодня. И ощутил, ощутил, но ощущения были столь неприятны, что он поскорее захотел от них отделаться. Он просто сбежал от этих ощущений и с энтузиазмом включился в разработку бородинской версии. А ведь убийца не только не скрывался, он бросил сразу несколько подсказок, устав возиться с непонятливыми людьми.

Андрей кинул вниз незатушенный окурок, толкнул балконную дверь, пробежал комнату, коридор, запыхавшись, как будто бежал несколько часов, влетел на кухню. Настя с тревогой на него посмотрела, встала было, хотела что-то сказать, но снова опустилась на стул, не спуская с него глаз, испуганно ему улыбнулась.

– Бессонов по определению не может быть убийцей, – вещала между тем Татьяна, – Бессонов…

– А Годунов? – Андрей задохнулся. – Годунов может?

– Годунов? – Татьяна перевела на него взгляд с Бородина. Удивленно пожала плечами, грустно спросила: – При чем здесь Годунов?

– Ты сказала, что Бессонов не может по определению быть убийцей, так вот, ответь мне, пожалуйста, как по-твоему, Годунов по определению убийцей быть может?

– Ну… – Татьяна задумалась. – Не знаю. Ты имеешь в виду бывшего главного редактора «Происшествий»? – уточнила она, словно надеясь, что Андрей говорит о каком-то другом человеке и, значит, ей можно уйти от ответа. А отвечать, судя по всему, было трудно.

– Ну да, конечно, кого же еще? – Андрей нетерпеливо потряс рукой.

– Видишь ли, – Татьяна вздохнула и опять задумалась, – Годунов сейчас и Годунов раньше – это два совершенно разных человека. Сейчас он… – Она замялась, подыскивая менее резкое определение.

– Да что там? – Бородин зло рассмеялся. – Алкаш, ясное дело, деградировавшая личность.

– Ну да, в общем. А раньше это был очень сильный человек, умный, талантливый. В чем-то несколько жесткий, может быть, слишком требовательный, слишком, как бы это сказать, одержимый, что ли? Но только в профессиональной деятельности. При Годунове «Происшествия» были самой крутой газетой в городе.

– При Годунове? – Бородин опять рассмеялся. – Как звучит-то? Ну и что же произошло потом? Зарезал младенчика?

– Глупая, жестокая, неуместная шутка! – горячо заступилась за Льва Борисовича Татьяна. – Я же рассказывала, с ним произошел сильнейший нервный срыв после гибели сына. Четыре года назад…

– И за четыре года он так изменился? – не поверил Илья.

– Он за год изменился. Создавалось впечатление, что Лев Борисович не просто с бешеной скоростью стал опускаться на дно, потому что удержаться не мог, а умышленно выбрал для себя наиболее мучительный способ самоубийства. Позорный, грязный, чтобы никто и не вспомнил, каким замечательным редактором и талантливым журналистом когда-то был этот опустившийся человек. Ему помогали первое время, потому что в городе он был влиятельной и очень заметной фигурой. Но он… – Татьяна махнула рукой. – Он шел вразнос. Скандалил, устраивал пьяные драки. Умышленно, я думаю, так себя вел. Потом жена его выгнала из дома. Примерно в это же время его и из «Происшествий» уволили. А сейчас… Ну, вы сами видели.

– Да уж, – хмыкнул Илья.

– А мне Годунов не показался таким уж опустившимся, – задумчиво проговорил Андрей. – И ты, Илья, и Столяров – вы оба описывали его как полностью разрушившуюся личность. Я и ожидал увидеть нечто такое, а увидел вполне приличного человека.

– Тоже мне нашел приличного! – Бородин в негодовании отвернулся.

– У меня создается впечатление, – продолжал Андрей, – что Годунов не тот человек, за которого хочет себя выдать: может, и пьющий, но не законченный алкоголик, может, и опустился, но не до конца. Скорее всего, он просто разыгрывает некую роль, разыгрывает алкоголика и опустившегося.

– Да зачем?

– Вот в том-то и дело, зачем? – Никитин каким-то вдохновенно-отстраненным взглядом обвел кухню. – У него сотовый телефон. Разве бывают у таких личностей сотовые телефоны? И… Подождите, подождите! Телефон! Меня это тогда ужасно покоробило и… даже не столько наличие телефона у алкоголика, а что-то еще. Дайте-ка вспомнить! – Андрей плюхнулся на табуретку, обхватил голову руками. Настя с тревогой следила за ним из своего угла. – Мелодия меня тогда удивила – совершенно не подходящая для его возраста мелодия. «Bicycle»! Да, «Bicycle» Queen. Ну разве может пятидесятилетний человек поставить на свой телефон такую мелодию?

– Да что ты, Андрюха, с ума сходишь? – не выдержал Бородин. – Наверное, она у него уже была, а он не переставил, потому что ему совершенно наплевать, какая мелодия звенит. Настю вон напугал! Настюш, не обращай ты на него внимания, переутомился человек, сейчас у него это пройдет. Андрюх…

– Подожди! Не мешай! – прикрикнул на него Никитин, да так сердито, что все переглянулись и всерьез забеспокоились. – Дело не в мелодии!

– Час от часу не легче!

– Вернее, не только и не столько в мелодии. А дело в том, – Андрей улыбнулся сонной, какой-то сомнамбулической улыбкой – вид у него был совершенно невменяемый, – что телефон его зазвонил сразу, как только я набрал номер сотового Самохиной. Это ее телефон откликнулся! Годунов сделал вид, что позвонили ему, вышел из комнаты, стал нести ахинею про какие-то блоки. Он вышел, чтобы я не увидел, как он переключает свою трубку на вибрирующий режим. У меня шли нормальные гудки, а он тем временем делал вид, что разговаривает по телефону. Возможно, с его стороны это была оплошность – забыл отключить телефон перед моим приходом. А возможно – подсказка. Он то и дело бросает нам подсказки, только мы, дураки, их не замечаем. И шар… Шар! Хрустальный шар. Или, может, стеклянный. Он крутил его неспроста. Он подсказку давал, новую подсказку! Но ведь это так легко проверить! Сейчас, подождите! – Никитин выбежал на балкон. Бородин, и Татьяна, и даже Настя вдруг опять ужасно стали мешать. Хотелось курить, казалось, что если он останется в одиночестве, закурит сигарету – сразу найдет решение этой головоломки.

Подтвердить его догадку мог Столяров: он должен был знать и о том, какая мелодия была на телефоне у Киры, и о том, имелся ли у нее хрустальный магический шар. Андрей закурил, набрал домашний номер Руслана. Никто не отозвался. Разнервничавшись, он не сразу сообразил, что можно ведь попробовать дозвониться на сотовый, а когда догадался, позвонил и Столяров ответил, пришел в какой-то прямо-таки болезненный восторг.

Все подтверждалось, и даже больше: Кира не дарила Годунову мобильник, она его потеряла, причем в тот самый день, когда убили Назаренко. Она потеряла, а Годунов, получается, нашел. Или выкрал, для того чтобы использовать в своих целях. А шар хрустальный два года назад на Хеллоуин в шутку подарил ей Руслан. Шар, телефон. Наверняка имеется еще что-то, какие-нибудь важные улики против Самохиной. Шаром он убивал свои жертвы, Кириным шаром. А эксперты-то все голову ломали, что за орудие такое! Змею пригрела на груди своей Кира Самохина. Приютила, пригрела, троянскую лживую клячу ввела в дом. Подставлял он ее. Может, и убивал с единственной целью – подставить. Но скорее всего, цели было две: самоутвердиться и отомстить – всему свету отомстить, а главное, ей, ненавистной своей благодетельнице. Девчонка, соплячка, которую он когда-то под крылом держал, посмела благодетельствовать ему, в прошлом такому крутому перцу. Ну как же ее не возненавидеть за это?!