Ирина Лобусова - Без суда и следствия
Несмотря на то что я ничего не соображала от боли, до меня все-таки дошел смысл ее слов. Я переспросила:
— Что он сделал?
— Я сказала: убил ее. Твой муж ее убил. И до сих пор никто об этом не знает.
— Что ты такое дикое несешь?! Кто кого убил?!
— Глухая дура! Разумеется, твой муж убил свою любовницу!
— Это ты дура! Андрей находится в тюрьме, и его скоро расстреляют, но он никого не убивал! Он не убивал Диму! Не убивал других детей! Он невиновен!
— А при чем тут дети? Разве речь о них? Он убил свою любовницу, когда никаких детей еще не было в проекте. А тот, кто убил один раз, уже ни перед чем не остановится.
— Я не понимаю…
— Я тоже — раньше, но теперь поняла. Твой муж больной. У него существует потребность убивать. Он убил эту женщину, но так, что никто даже не догадался, что это было убийство!
— У тебя бред.
— Тогда слушай дальше.
Порывшись в куче бумажек, она снова извлекла на поверхность какой-то листок. И начала читать — твердым и уверенным голосом:
«Я предупреждаю в последний раз: если ты не прекратишь, я тебя уничтожу. И мне плевать, что доказательством моей вины будет служить это письмо. Я не боюсь тюрьмы — у меня достаточно денег, чтобы выбраться оттуда. Я хочу избавить от потрясающей гадины не только себя, но и весь остальной мир. Я тебя убью и сделаю это так, что никто не сумеет доказать, что я виновен. Если ты не понимаешь человеческих слов, я тебя убью, и тогда ты точно оставишь меня в покое. Я тебя просил. Я тебя умолял. Я давал тебе деньги. Я почти молил не доводить до крайности эту ситуацию. И что ты сделала? Ты не попыталась даже просто понять. Если ты думаешь, что я испугаюсь, то я спешу сообщить: я не остановлюсь перед убийством. Я тебя убью. Это все, что ты от меня услышишь».
По мере того как Юля читала письмо, я все внимательней и внимательней вслушивалась в содержание.
После этого у меня возникла одна мысль. Я поспешила высказать ее вслух:
— Не существует человека, который хотя бы один-единственный раз в жизни не угрожал кого-то убить. В пылу гнева, в ссоре, подчиняясь своей вспыльчивости, мы часто орем: «Я тебя к чертовой матери убью!» В мире нет человека, который в пылу агрессии не проорал бы «Я убью тебя» соседям, друзьям, коллегам, супругам или даже родителям. Но это не значит, что он сейчас же пойдет и всех их убьет. Как правило, человек, говорящий такое, не способен по-настоящему совершить убийство.
Юлька прищурилась:
— А что ты знаешь о правилах? Ты о таких вещах даже понятия не имеешь! Разве ты догадывалась, что вышла замуж за сумасшедшего? И разве ты знала, что столько лет бок о бок с тобой живет полный псих?
— Если он угрожал ее убить в письме, значит, он ее разлюбил и бросил. И предпочел остаться со мной. Что уже характеризует его хорошим образом.
— Ты его оправдываешь? — обалдела моя сестра.
— А почему бы и нет? Не существует мужчины, который хотя бы раз в жизни не сходил на сторону. Но большинство после этого возвращаются к своим женам. Так в чем же его винить?
— Но он ее не бросил! Он ее убил!
— Это доказать невозможно!
— И снова неправда. Чтобы доказать, он позаботился сам.
— Да неужели? Ему мало трех убийств? За которые его осудили? Ему нужно больше?
— Слушай дальше.
«Сегодня я убил человека. Если когда-то этот листок попадет в чужие руки, мне уже не будет смысла скрывать, что я убийца. Я пишу для того, чтобы оправдаться перед собственной совестью. Письмо мертвецу, которое не будет отправлено никогда. Сегодня я чувствую страшный ком в горле. Если кто-то когда-то спросит… Чтобы исправить ошибку, обычно совершают еще большую. Я сделал все это только потому, что… За свою жизнь я любил одну-единственную женщину. Кроме нее, для меня во всем мире никого больше не существовало. И как страшно для нее будет узнать, что человек, проживший рядом с ней несколько лет, подлец и убийца. Я не жалею ни о чем. Я знаю: если вдруг все станет известно, Татьяна, единственная и любимая моя женщина, все простит и поймет. Я предпочел бы умереть, только б не выглядеть в ее глазах тем, кто я есть, — убийцей и подонком. Но, впрочем, я ни о чем не жалею. Ни о том, что совершил ошибку, ни о том, что убил. Будь что будет. Я написал все это только потому, что для мужчины невероятно тяжело оставаться наедине с собственной совестью. И каждый раз в дыхании любимой женщины слушать свой приговор, занимаясь с ней любовью…» Закончив читать, Юля спросила:
— Что ты на все это скажешь?
— В наш век компьютеров и мобильных телефонов люди очень редко пишут любовные письма. Практически никогда. Но он писал их. Почему?
— Наверное, потому, что он был сдвинутый, как все художники.
— И это последнее признание — оно же более чем странное! Кто же так признается?
— Что ты имеешь виду?
— Ни деталей, ни подробностей, ни форм, ни способов! Обычно, если убийца решается облегчить свою совесть, он подробно рассказывает — как, где и когда. И кого. А тут нет ничего подобного.
— Ты хочешь сказать, что не он написал эти письма? Но это его почерк!
— Нет, не это. Он написал так потому, что не был уверен!
— Ты заболела?
— Он взял на себя вину за то, что не совершал. Комплекс вины. У него всю жизнь был комплекс вины. А письма были написаны потому, что она жила в другом городе. Иначе все это теряет смысл…
Глава 8
«Моя милая, нежная девочка…»
Я лежала на полу, уткнувшись лицом в жесткий ковровый ворс. Крепко обхватив голову руками. Я не знала, сколько прошло часов. Я потеряла способность ощущать и чувствовать время. На полу возле меня веером из пожелтевшей бумаги были разбросаны письма. Вернувшись домой, я внимательно прочитала их все. Писем было штук десять. Вначале я хотела сосчитать их точно. Но я и так делала над собой сверхчеловеческое усилие — уже тем, что позволяла прикасаться этой отраве к моим рукам. Пожелтевшие клочки бумаги обжигали мою кожу, и мне казалось: если я начну их считать, то рассудок не выдержит и я окажусь в чужом, искусственно созданном для самой себя мире… Откуда уже никогда не сумею вернуться назад.
«Моя милая, нежная девочка…»
Существует вполне определенный цвет крови. Но иногда, растворяясь, этот цвет меняет окружающий мир. И ты замечаешь красные, уносящие чью-то жизнь капли в отражении серых домов напротив, в занавесках, в деревьях, в так привычно окружающих предметах, что небо прямо над твоей головой постепенно меняет свой цвет. И превращается в запекшийся сгусток потемневшей от времени крови. Небо цвета грязной крови. Мой цвет. Сколько еще нужно смертей для того, чтобы наконец-то осознать непреложную истину: мы ничего не значим во всем этом мире? Сколько нужно отчаяния для того, чтобы от меня навсегда ушла смерть?
Мне казалось: я живу в каком-то необъяснимом аду, где, стоит случиться одному убийству, тут же следом за ним происходят все новые, новые… Но мне было плевать на них, как, наверное, будет легко наплевать на собственную смерть. Самым важным и самым страшным было другое. То, что в окружающем враждебном и злом мире меня подло и больно предал самый близкий на земле человек. И боль этой утраты посильней любых человеческих страданий — даже от пролитой крови.
По ночам, застывая в сгустившейся над городом тишине, я прижималась к теплому плечу и, слушая дыхание спящего рядом со мной любимого человека, понимала ясно и отчетливо, что это и есть счастье. Счастье — просто тихонько прижаться к родному плечу и блаженно замереть в кольце обнимающих тебя рук. Самое драгоценное, простое и самое непрочное на земле… Но что-то произошло, и на месте родного плеча осталась только пустота и глубокая, саднящая боль, и ветер в окнах вместо дыхания спящего любимого. И — калечащее открытие: все твои вымученные иллюзии — всего лишь предательство и боль. И за какие-то десять минут весь окружающий мир превращается в кровоточащую, глубокую рану…
«Моя милая, нежная девочка…»
Это было самой обыкновенной историей. Я внимательно изучила все письма — до мельчайших подробностей. Первое было самым нежным (именно эти слова ранили меня больнее всего). В остальных страсть постепенно угасала. Где-то к середине в письмах появился равнодушный, холодный тон, после которого сразу пошли угрозы. Эти угрозы становились все сильней, все откровеннее — вплоть до предпоследнего письма, где угроза была выражена уже явно. Последовало признание в убийстве. Постепенно передо мной вырисовывалась какая-то картина. В жизни Андрея появилась женщина, в которую он влюбился и вступил в связь. По всей видимости, эта страсть продлилась недолго. С течением времени она начала ему надоедать, теряя всю свою привлекательность и новизну, а постепенно совсем угасла. Женщина решила, что, оставив жену, Андрей на ней женится. Делать это он никогда и не собирался. Разобравшись, что она его больше не интересует и он хочет от нее избавиться, она принялась угрожать. Очевидно, вначале он пытался договориться с ней мирным путем. В одном из писем пробовал откупиться от нее деньгами. Но женщина ничего не хотела слушать и не собиралась отступать.
