Гапарон Гарсаров - Ламбрант
— Вот тогда и поговорим, — хитро улыбнулся лиценциат и потрепал Павлова по голове, смахнув его кепку на бок. — А сейчас, извини, у меня следующий урок, опять буду орать на недорослей, которым не под силу даже научить человека курить.
Настроение у наставника заметно упало. Обратно шли к машине медленно и молча. Легонт тоже чувствовал себя в какой-то степени оскорблённым. Слишком часто его обзывали «особым» или «приговорённым» только потому, что его смерть была не совсем обычна. С другой стороны, он понимал потенциальную опасность, с которой к нему относились бесы, ведь даже для него оставалась загадкой причина собственной гибели. А то, что его могли прикончить свои же друзья по секте, пугало ещё больше.
— Вы опечалены? — поинтересовался он у опекуна в автомобиле, когда тот отъезжал от университетского городка.
— Есть немного. У меня только что возникло стойкое желание ударить лиценциата в глаз, еле сдержался.
— Он не виноват в том, что боится.
— Да, но он лиценциат, а не какой-нибудь простой подданный. Мне казалось, он помудрее советников… Впрочем, неважно, начнёшь обучение в январе, не велика потеря. А пока сосредоточься на своих воспоминаниях. Ты ведь припомнил что-то после посещения университета. Например, того мужчину, чья траурная фотография тебе привиделась…
— Да, его помню: и имя знакомое, и лицо. Кажется, я встречал его до смерти.
— Конечно, встречал, раз он работал в администрации твоего института…
— Нет, не в институте, — напрягся Легонт. — Где-то в другом месте, на дискотеке или в баре.
— В ночном клубе? — предположил Берт, объезжая медлительные машины.
— Вроде того, но точно не могу сказать. Я посчитал его поначалу студентом, он слишком молодо выглядел…
— Может, он был сатанистом и посещал ту же секту, что и ты?
— Может быть, о секте я вообще не помню.
«Ладу» начал атаковать дождик. Освещённые улицы мелькали одна за другой, навевая Павлову новые кадры из прошлого. Он ясно осознавал, что недавно точно так же с кем-то катался в тёмное время суток, однако с кем именно — представлял смутно. За время дороги Бертран рассказал новому подопечному о том, чему его будут обучать в лиценциарии и какие основные ошибки допускают неофиты в первый год. Со слов наставника, бесовское образование выглядело весьма забавным. Взять хотя бы задания, суть которых сводилась к тому, чтобы споить кого бы то ни было в баре или в иной компании либо совратить на другие аморальные поступки.
— В этом суть нашего существования, — повеселел Бертран, сворачивая на какую-то широкую автостраду. — Мы должны помогать людям совершать грехи или хотя бы жить не по канонам их официальных религий.
— Здорово. И Вы тоже этим занимаетесь?
— Я приближённый экзарха, эти мелочи не для меня. Но раньше, года три назад, я весьма преуспел в этих делишках.
Они рассмеялись, ведь совращение смертных — занятие воистину любопытное, приносящее удовлетворение и авторитет в глазах товарищей.
— Тебе всё это ещё только предстоит, — продолжал бес и перестроился в правый ряд, заметно сбавляя скорость. Он вдруг снова нахмурился, сморщил лоб, сузил веки и надумал остановиться у обочины.
Внимательно посмотрев на помощника, Берт странно покивал, словно принимая важное решение.
— Или не предстоит, — добавил он к своей предыдущей фразе. — Я весь день размышляю о твоём положении, строю планы, обдумываю возможные варианты событий. Твои воспоминания на вес золото для тебя, Легонт. Если ты не разберёшься в них до того, как Гелеонт докопается до правды собственными методами, тебя ждёт изгнание. Советники сделают всё, чтобы оградить себя и своих подданных от потенциальной угрозы…
— Вы чего-то недоговариваете, наставник? — заметил Павлов, слушая, как капли дождя барабанят по крыше «девятки».
Берт смутился, на секунду отвернулся к своему окну и тяжело вздохнул.
— Жить самостоятельно, вне экзархата — штука серьёзная и опасная. Скорей всего, тебя примут черти, если не узнают, кто ты есть на самом деле.
— А если узнают?
— Я постараюсь этого не допустить, — обнадёжил он больше себя, нежели ученика. — Лишь по данной причине я хочу нарушить один запрет и свозить тебя в кое-какое место из твоей прошлой жизни, чтобы ты вспомнил гораздо больше и мне стало ясно, в чём причина твоей смерти…
Тёмный девятиэтажный дом стоял почти на окраине микрорайона и был очень знаком Легонту. Перед глазами в который раз за этот ненастный вечер замелькали образы, картинки, кадры, и он понял, что здесь живёт кто-то близкий. Бертран закрыл машину и повёл ученика в тёмный подъёзд, прикрываясь от холодных брызг воротником новой красной куртки. Когда они поднялись до четвёртого этажа, бес попросил Павлова задержаться на ступеньках, а сам подошел к двери с номером 14. Неофит с подозрением оценил эти действия опекуна, но послушно стоял в тени, одновременно пытаясь выудить из глубины сознания побольше знакомых кадров. Он вспомнил, что в этом подъезде когда-то поранил ногу, неаккуратно сбежав по лестнице. А ещё здесь он часто болтал с друзьями за раскуриванием сигарет. Здесь находился его дом, теперь Легонт не сомневался и ждал, покуда Берт позовёт к себе.
Голос наставника было трудно услышать. Тот намеренно заговорил с кем-то шёпотом, затем исчез за дверью, и минуты ожидания потекли дальше. Легонт закрыл глаза, прислонился к стене и стал погружаться в омут прошлого, которое всё отчётливее всплывало в его раненной голове. Сначала привиделись книги по сатанизму и любимый труд Энтони Ла Вея — «Чёрная Библия». Один за другим пришли постулаты этого произведения, цитата за цитатой, страница за страницей, которые он выучил практически наизусть. Через мгновенье почудились десятки зажжённых свечей, расставленные на полу в виде пентаграммы, и чёрные фигуры, замершие вокруг этой красоты. Чей-то голос читал библию Ла Вея, добавлял свои комментарии, переходил на латынь и на иные незнакомые древние языки. Перевёрнутый крест, серебряные украшения, какие-то травы, кровь — это всё было с ним, было совсем недавно. А потом он и ещё шестеро его приятелей направились в церквушку и буянили там, скрыв собственные лица в чёрных масках. Но тогда никто его не убивал. Наоборот, ему было хорошо с этими хулиганами, он получал удовольствие от глумления над святым местом.
— Легонт, подойди, — окликнул его опекун из мглы лестничной площадки.
— Он действительно не помнит меня? — донеслось из-за спины Бертрана, и в голове Павлова разразилась нестерпимая боль. На пороге стояла Элина Евгеньевна — его мать, которая с недоумением уставилась на вернувшегося сына.
— Мама, — простонал он, почувствовал головокружение, пошатнулся и мигом лишился сознания.
Глава 9
Больно
Глаза не сразу разобрали, что наступило утро. Хотя предположить, который час, было сложно. Голова раскалывалась на две чёткие половины, и прикасаться к ней совсем не хотелось. Мама приходила и уходила, проверяя состояние изменившегося Павла и пытаясь напоить его горячим чаем. Казалось, она не спала всю ночь и без остановки плакала. Потом звонил телефон, громко, нудно и долго, отчего возникло сильное желание разбить его о пол. Откуда он только взялся, ведь в памяти отчётливо запечатлелось, как он рассыпался на осколки! Когда же сон окончательно отступил, удалось сесть и опереться спиной о стену.
— Вот так, вот так, — повторяла Элина Евгеньевна, суетясь возле Легонта и надевая на его жутко холодные ноги негреющие шерстяные носки. — Сейчас-сейчас, включу обогреватель…
Сказать что-либо мешала неутихающая боль, которая пронзила череп и впивалась всё глубже, добираясь до самой сердцевины мозга. Периодически на парня накатывала глухота, и расслышать, о чём говорить беспокойная мать, вообще не удавалось. Кое-как просидев в таком состоянии несколько ужасных часов, Легонт вновь повалился на мокрую подушку и перед тем, как погрузиться в сон, понял, что она насквозь пропитана тёмной кровью.
В следующий раз, когда чувства вернулись к измождённому телу, в комнате уже горела неяркая настольная лампа. Губы обжигала ложка с бульоном, а в носу играл какой-то аромат. Правда, какой именно, оставалось неясным, но он, несомненно, был. Покормив сына, Элина Евгеньевна надела на его ледяные ноги старые валенки, а руки спрятала в бесформенные варежки. Теперь Павлов знал, что носил их ещё в восьмом классе, в самые свирепые морозы и вьюги. А сейчас они пытались вернуть его пальцам нормальную температуру.
Бертран появился уже поздно ночью, разбудив ученика от чёрного мира сновидений. На этот раз подушка была поменьше, а кровь вообще исчезла. Зато глаза не различали цвета, а боль вернулась с новой силой. Усадив подопечного, бес начал что-то рассказывать, изображать руками какие-то фигуры, писать на листке неразборчивые слова. Да только зря старался, Легонт абсолютно не ощущал реальности и вскоре провалился в очередной сон, на этот раз недолгий. Забыться не дала резь в голове, которая то вдруг усиливалась, то внезапно стихала. Лежать совсем не получалось. Тело устало и замерзало от необъяснимого холода. Пришлось сидеть и изредка касаться набухших выступов на макушке. Ей-богу, со вчерашнего дня они заметно увеличились и сильно чесались. Ещё и шрам продолжал мучить своего владельца. Причём в самые болезненные моменты, когда терпеть такое просто не оставалось сил, перед Павловым загорались страшные жёлтые глаза, мелькали чёрные деревья, зеленый мох, утопленная в темной воде берёзка, страшное лицо врага, взмах топора и снова пустота.
