Гапарон Гарсаров - Ламбрант
Не обнаружив возле себя никого из близких, Легонт сполз на пол, прижался к тёплому коврику, вдохнул в себя пыль, скопившуюся на нём, и перевернулся на спину. Взгляд упёрся в далёкий серый потолок, и он внезапно стал близок к лицу. Да, теперь Павлов прижимался не к половику, а к выкрашенной известью поверхности, от сумасбродства начиная лизать её. Приметив форточку, он перекинулся к ней, задел на пути какой-то цветок и неосторожно опустился на подоконник. Стекло было таким же тёплым, как пол, однако елозить по нему языком не получилось. Легонт опять прилип к потолку и закружил возле люстры, чувствуя от этого неимоверное облегчение.
Опомнился Павлов уже не в своей комнате, а за стеной дома, облизывая отсыревшую цементную поверхность и цепляясь пальцами за выступы. Взбираться на крышу было довольно нелёгким занятием, но оно заглушало боль. Ветер и дождь активно атаковали ползущего наверх парня. Несколько раз его отбрасывало в сторону, однако он не падал, будто повиснув в воздухе. Какие-то руки держали его за плечи и колени, возвращая на место и подталкивая к намеченной цели. В небе отчаянно засверкала молния, и Легонт прибавил скорость, прыгая уже по водосточной трубе.
Промозглый вихрь отрезвил юного беса, и он осознал, что находится на вершине девятиэтажки. В чёрных густых тучах продолжала сверкать белая молния. Ветер гнал их на восток, и Павлов невольно залюбовался величественным пейзажем ночного города. Отсюда всё было видно почти как на ладони, но новый приступ боли заставил парня двинуться дальше. Кричал ли он, плакал ли, Легонт не помнил. Сознание вернулось к нему в тот момент, когда он грузно шлёпнулся в мокрую траву и заскользил вдоль кустарников. Скатившись в канаву, он замер и до утра больше не двигался.
Проснулся подопечный Бертрана от кошачьего визга. Открыв глаза, Легонт вздрогнул и ударился ноющей головой о заледенелую землю. Очевидно, за ночь температура резко понизилась, и трава вместе с комьями маслянистой грязи покрылась инеем. Пошевелив руками и ногами, Павлов вдруг приподнялся на несколько метров над землёй, достиг верхушек ветвистых тополей и от страха грохнулся обратно в канаву. Глаза болели и чесались. Всё вокруг стало затемнённым, словно через тонированное стекло. Значит, после перенесённой за эти дни боли зрение поменялось, как и обещала Ульма.
Когда он попробовал подняться во второй раз, его тело взмыло в воздух и налетело на пожелтевшую берёзу, отчего её листья ворохом осыпали беспокойного беса. Что происходит? Почему он не может пользоваться ногами, как раньше?!
Ответом стали разорванные валенки, сквозь дырки в которых просматривались широкие бычьи копыта. Они были гораздо больше тех, что Легонт видел у наставника и у Керета в ночь нападения ангрилотов. Осторожно спустившись с берёзы, парень шагнул вперёд и замер. Лёгкость, поселившаяся в нём, неприятно пугала. Сделав ещё шаг, Павлов застыл и обрадовался, что вновь не взлетел. Затем он медленно прошёлся до краю канавы. Кажется, ходить он ещё не разучился.
Открыв дверь, Элина Евгеньевна с ужасом выпучила глаза.
— Что с тобой? Где ты был?..
— За домом, возле дождевого слива. — Легонт неопределённо махнул рукой и первым делом посмотрелся в зеркало.
Теперь и он пришел в ужас. Его глаза стали чёрными, хотя ещё вчера имели привычный голубой цвет. Волосы тоже изрядно потемнели и приобрели антрацитовый оттенок. Под веками образовались коричневые синяки, а брови казались вымазанными сажей. Но самое главное находилось на голове. У него прорезались острые чёрные рожки, совсем как у беса-сатанита из музея экзарха Делуса.
— Павлик, как ты вышел из квартиры? — пропищала Элина Евгеньевна.
— Не знаю… не помню.
— Что с твоей внешностью???
— Не знаю, — повторял парень.
— Как твоя голова, она ещё болит? — Женщина раздвинула тёмные пряди и снова пискнула. — Твой шрам, он исчез!
Пощупав затылок и макушку, Легонт убедился в этом чудесном факте и впервые улыбнулся.
— Что со мной было? — спросил он, обернувшись к матери. — Все эти дни… я болел, я перерождался?..
— Твой опекун… — замялась Элина Евгеньевна, оценивая грязную пижаму сына. — Ох, я не могу поверить в это… Он сказал, что ты… ты стал ч-ч-чёртом?
— Они обижаются, если их так называют. Я бес…
Павлов покачнулся, успев придержаться за стену, и маменька тут же засуетилась вокруг него с новой силой. Для начала усадила на табуретку перед кухонным столом, затем поставила греться чайник, вытащила приготовленные с вечера бутерброды, пирожки, халву, нарезанный торт — в общем, всё, чем можно накормить оклемавшегося парня. Легонт же ощущал себя немного необычно. Крупные копыта, обляпанные грязью и жухлой травой, едва умещались под ним и мешали спокойно сидеть. К тому же возникло ощущение, будто позвонки неведомым образом вылезли из копчика и упираются сейчас в табурет. Потрогав проблемное место, юный бес вскочил и выбежал в коридор.
— Куда ты? — выкрикнула Элина Евгеньевна.
— В ванную, — только и смог сказать Павлов, забежав в туалет, и спешно стащил с себя штаны.
Теперь ноги были покрыты густой чёрной шерстью, не похожей ни на собачью, ни на чью-либо другую. Местами она завивалась в колечки и слиплась, а поближе к паху была самой густой и жёсткой. Хвост, встревоживший своего непутёвого хозяина, имел длину всего десять сантиметров и мог шевелиться по его желанию в любую удобную сторону.
— Павлик, ты в порядке? — постучалась в дверь мать, обеспокоенная странным затишьем в совмещённом санузле. — Что ты там делаешь? Ты случайно не упал?..
— Нет, я хочу помыться, — слезливо промолвил Легонт, с ошеломлением уставившись на своё отражение в высоком зеркале над умывальником.
— Если почувствуешь себя плохо, позови, хорошо?
Мыться пришлось долго и тщательно. Чего только стоило разобраться с обилием волос на ногах и животе. Правда, в голове мелькнула шальная мысль сбрить всё это к чёртовой матери и не мучиться долгим уходом за такой порослью. Идея нашла активную поддержку, и следующие полчаса молодой бес был увлечён удалением шерсти, которая, как назло, плохо шла под бритву и быстро её затупляла. Изведя всю пачку одноразовых станков и потратив кучу нервов, Легонт наконец-то добился желаемого эффекта и насухо вытерся попавшимся под руку полотенцем. После банных процедур на душе сделалось легко и радостно. Осталось лишь придать непослушным чёрным волосам на голове нужную форму и идти пить утренний кофе. Однако едва он вышел из ванной, как под полом что-то задрожало. Раздался треск, затем взрыв, и в подъезде закричали голоса соседей.
— Етит-метит, трубу прорвало водосточную!
— Не включайте воду, у нас авария!
— Кто в такой час моется, уроды!
— Ай-ай, всю ванную у меня затопило фекалиями…
Галдёж продлился целых пять минут, и выяснить, что именно приключилось на нижних этажах, было невозможно. В конце концов, выплеснув всю злость, соседи сумели сбивчиво рассказать о том, что во всех квартирах, находящихся под Володарёвыми, в одночасье рассыпалась водосточная труба.
— Что, взяла и рассыпалась? — удивилась Элина Евгеньевна, смотря на возмущённых жителей девятиэтажки. — Она что, была такая старая???
— Да сама погляди, если не веришь! — заворчал грузный пожилой мужчина в пожелтевшей майке и в больших семейных трусах.
Действительно, канализационный сток развалился, словно его изничтожили крепким молотом да с такой силой, что металл не просто погнулся, а растрескался на мелкие осколки. Странное дело, стоило Легонту принять душ, как вся система полетела к чертям.
Гомон царил в доме ещё долго, но Элина Евгеньевна предпочла не принимать участия в бессмысленных разборках и завела бледного сына обратно в тёплую кухню.
— Ты с ума сошёл выходить ко всем в таком виде! — прошипела она, указывая на его сверкающие рожки и копыта. — Хорошо, хоть никто не заметил…
— Я… забылся, — виновато промолвил парень, трогая влажные волосы и пытаясь скрыть в них свои новые демонические принадлежности.
— Мне и так трудно смириться, что ты теперь чёрт. Вдобавок эти твои болевые приступы и новая внешность… Я думала, ты умрёшь, еле удержалась, чтобы не вызвать врачей…
— Да, мне было больно, я тоже не рассчитывал вернуться к жизни.
Женщина мигом подобрела, погладила его по холодной щеке и зашмыгала.
— Этот Бертран сказал, что если ты не вспомнишь своего прошлого, тебе будет очень плохо. Потому-то он и привёл тебя ко мне.
— Я помню тебя, мама, — прошептал Легонт, — но не полностью…
— У тебя амнезия. Я по-прежнему настаиваю на том, чтобы сводить тебя к доктору.
— Это исключено. Как он, по-твоему, на меня отреагирует? Ему ведь не объяснишь, кто я такой и что со мной случилось.
