Пусть она уйдет - Никола Сандерс
– Солнце опускается. Ты видишь?
– Да, пожалуйста, закрой окно. Эви простудится.
Она оборачивается.
– Что ты только что сказала про Софи?
– Я знаю, что тебе было тяжело, когда она родилась.
– Мне не было тяжело. Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.
– Когда твоя мама полностью сосредоточена на другом ребенке – думаю, это совершенно нормально. Все братья и сестры в некоторой степени ревнуют друг к другу.
– Это он тебе так сказал?
Эви сосет палец, опустив голову на грудь Хлои. Она смотрит на меня. Я протягиваю к ней руки.
– Отдай мне Эви.
Дочка отворачивается и утыкается лицом в шею Хлои.
– Я любила свою маленькую сестренку. Любила ее больше всего на свете. – Она прижимает к себе Эви.
О господи.
– Дай мне подержать ее.
– Не могу. Если я отдам ее тебе, ты позвонишь в полицию.
– Мы поможем тебе.
– А если ты позвонишь в полицию, ты умрешь. Ты и Эви.
– О боже. Ты с ума сошла. Ох, слава тебе господи! – зажимаю рот руками.
Вдалеке на дороге я вижу фургон Саймона. Он возвращается.
Я бегу к окну, вытянув руку. Она хватает меня за запястье и резко опускает вниз.
– Я не сошла с ума, Джоанн. Во всем виноват он, понятно?
– Если ты отдашь ее, я ничего не скажу Ричарду. Обещаю. – Я снова смотрю в окно. Саймон почти приехал.
– Послушай меня. Мой отец убил Софи, а потом и маму. И он сделает это снова. Ричард хочет сделать то же самое с тобой и Эви, но я не могу этого допустить.
Я даже не пытаюсь понять, о чем она говорит.
– Я делаю это, чтобы помочь вам с Эви. Понимаю, сейчас ты мне не веришь, но, можешь не сомневаться, скоро тебе все станет ясно.
Саймон выходит из фургона и берет… Что это? Лопата? Он бросает ее на заднее сиденье.
– Саймон! – кричу я.
Хлоя закрывает окно и таращится на меня.
– Какого черта ты делаешь?
– Ничего я не делаю! Господи, пожалуйста, отдай ее мне, Хлоя!
– Нет! – Она сильнее вцепляется в Эви. – Я уже сказала. Не могу.
Мое сердце падает. Я гляжу на Хлою. Она снова поворачивается к окну, а я смотрю на ее затылок. Думаю приложить руки ко рту и позвать Саймона погромче, но это все равно бессмысленно. Во всяком случае, пока она держит на руках Эви.
Она все еще не обращает на меня особого внимания, и я использую эту возможность, чтобы поближе подобраться к телефону. Я медленно поднимаю трубку и подношу ее к уху. Гудков нет. Тишина. Линия выключена. Я роняю телефон, и он со стуком падает на стол. Сжимаю голову руками.
– Что ты сделала? – кричу я.
– Я уже сказала. Он скоро вернется, и если ты не будешь делать, что я тебе говорю, то умрешь.
– Ты больная! Прекрати это немедленно!
Саймон ищет что-то в траве рядом с фургоном. Если бы он только посмотрел наверх, может, я сумела бы привлечь его внимание. Если бы я могла… Но что я в силах сделать? Поднять руку, пока Хлоя не видит? Но сработает ли это?
– Я не больная. Разве отец тебе не говорил? Со мной все совершенно нормально.
– Он просто не хочет этого признавать. Но он на три месяца положил тебя в психиатрическую больницу, разве не так?
– Да, – спокойно подтверждает она. – Это правда. Он отослал меня. Сказал, что если я продолжу всем говорить о постороннем в доме той ночью, то никогда оттуда не выйду.
Саймон возвращается к пикапу. Сердце колотится у меня в груди. И потом – о, чудо! – он разворачивается, смотрит наверх и машет. Я поднимаю руку за спиной у Хлои, но, кажется, он меня не видит. Только ее. Сейчас уже слишком темно, и я стою слишком далеко от окна.
Я подхожу ближе к Хлое. Она не возражает, не смотрит на меня. Просто машет Саймону в ответ.
– Послушай меня внимательно, Джоанн. Не звони в полицию. Не пытайся позвать Саймона. Папа не ездил ни на какую конференцию в Испанию. Он просто сделал вид, а потом пробрался обратно в дом и столкнул мою мать с третьего этажа.
– Нет! Хлоя, ничего такого не было. Это совершенно точно. По всему периметру вашего дома стояли камеры. Они бы его засняли.
– У камер есть слепые зоны. По крайней мере, у наших были. Он об этом позаботился и точно знал, где эти слепые зоны находятся. Я только через много лет поняла, как он это сделал. Папа поехал на своей машине в аэропорт, оставил ее там и потом вернулся. Ты помашешь Саймону на прощание или как? Он ждет.
Она покачивает Эви на руках.
– Его бы поймала полиция. Они обязаны были проверить, что он ездил на конференцию.
– Ты не понимаешь. Отец попросил другого человека притвориться им, и сейчас этот человек мертв.
– Что? Кто?
Она не отвечает.
– Говори!
– Его звали Альфред Баттерворт. Тогда он был бизнес-партнером отца. Помаши на прощанье, Джоанн. Саймон начинает думать, что что-то не так. – Она берет ручку Эви и машет ею.
Я закусываю губу и поднимаю руку. Саймон кивает, садится в пикап, разворачивается и уезжает.
– Ты сумасшедшая.
Хлоя снова поворачивается ко мне.
– Их бизнес шел на дно. Они работали, хотя уже понимали, что не смогут расплатиться с долгами. На что, по-твоему, папа покупает тебе все эти красивые вещи? На какие деньги, как думаешь, он смог позволить себе этот дом?
– У него успешный бизнес. И ты об этом знаешь.
– Они были на грани банкротства. Он сказал партнеру, что сможет разделаться со всеми долгами – ему нужно только поехать на конференцию в качестве отца, надеть его одежду, попадаться людям на глаза, но не задавать вопросов.
– Я не верю ни одному твоему слову, – со стоном говорю я.
– Но подумай как следует. Тебе не кажется странным, что упоминаний о смерти мамы не было ни в одном таблоиде? Или по телевизору? Не то чтобы женщины каждый день сбрасывались с третьего этажа в особняках за миллионы фунтов. И ты знаешь, почему так? Он покупал людей. Папа изо всех сил старался, чтобы новости не просочились в газеты. И запер меня в психушке, чтобы заткнуть. Но вскоре его бизнес-партнер начал догадываться. Ведь деньги, покрывшие долги, отец получил со страховки, которую сам оформил на маму. Плюс он унаследовал половину ее состояния. Она была очень богата, кстати. – Она наклоняет голову и смотрит на меня. – Ты богата, Джоанн?
– И что, ты говоришь, случилось с тем человеком? Альфредом Баттервортом?
Эви начинает хныкать. Хлоя тихонько ее покачивает.
– Он бросился под поезд на Виктория-стейшн в час пик. Никто не видел, как это произошло.
– Откуда ты все это знаешь?
– Неважно.
– Важно.
– Я говорила с его вдовой. Собирала кусочки головоломки и сложила их вместе. В какой-то момент ее муж понял, что им воспользовались. Поэтому должен был умереть.
– Так почему ты не пошла в полицию?
– Ты рехнулась? Отец положил меня в психбольницу. Он угрожал оставить меня там навсегда, если я не перестану рассказывать о человеке, который был в доме той ночью. Понимаешь, я должна была спать, когда все случилось. Он думал, что сможет проскользнуть в дом, убить мою мать и так же незаметно выскользнуть, а я проснусь утром и обнаружу ее мертвой. Он думал, что все произойдет за секунду, но так не вышло. Мама сопротивлялась. Я услышала, как они ругаются, и проснулась.
– Так почему Ричард не убил и тебя, если он такой монстр, как ты говоришь?
– Потому что хотел, чтобы это выглядело как самоубийство. Он не желал масштабного расследования – просто очевидное дело, которое можно сразу закрыть. Но теперь он собирается убить и меня. После того как покончит с тобой и Эви. И обставит все так, будто я совершила это прежде, чем убила себя.
Хлоя абсолютно сумасшедшая. Я проглатываю комок в горле.
– И зачем ему это?
– Из-за денег, конечно. У моего отца все из-за денег.
– Ты врешь. Я не верю ни единому твоему слову. Отдай мне моего ребенка!
– Я не могу ее тебе отдать. И на этом точка. Я должна защитить ее и не смогу этого сделать, если отдам тебе.
Я судорожно всхлипываю.
– Ведь скоро придет Роксана, так? Она будет здесь с минуты на минуту.
– Роксана не придет.
– Придет! Твой отец позвонил ей и попросил побыть здесь. Она
