Когда заплачет розовый фламинго - Ольга Геннадьевна Володарская
– А где твои дети? – спросил дядя Женя, когда они зашли на территорию усадьбы.
– Заняты своими делами, – ответила Лиза. – А что?
– Но ты уже в курсе, что Стасик, сбежав от отца, примчался к деду? – Она кивнула. – Настрадался парень…
– Да уж. В плену держали, пытали мальчика, – саркастично проговорила Лиза. – Я с ним еще поговорю на эту тему. И с Вячиком тоже!
– За то, что он покрывал брата, не вини. Любой бы на его месте так сделал. Лучше бывшему мужу устрой взбучку. Это он во всем виноват.
– Хватит заступаться за своего любимого крестника! – Именно дядя Женя в церкви держал обоих близнецов во время обряда, но больше благоволил к Стасику. – Слишком у него много защитников. Но это неудивительно, мой младшенький тот еще лис. Интересно, когда он собирался рассказать мне обо всем?
– Скорее всего, никогда. Я бы не стал.
– А муж мой бывший? Он-то почему молчал?
– Не хотел, чтобы ты считала его плохим отцом. Он же постоянно кричал о том, что ты неправильно воспитываешь детей, а он научит их жизни. И что в итоге? Стасик сбежал от него, а папаша понял это только на третий день.
– Как так?
– С любовницей уехал на горнолыжный курорт, сына нагрузил делами, чтоб тот не скучал, малец все их решил за двое суток (не забил на них, заметь, а решил!) и дал деру.
– Он говорил почему?
– Тут как раз все ясно и без слов. Парень затосковал по дому, близким. Отец для него, по сути, чужак. Еще и требовательный, сердитый, непонимающий. Вся жизнь Стасика тут, в России. Но в Москву он возвращаться не желал – и твоих нравоучений избежать хотел, и прежних компаний, а в Астрахани у него дед, крестный, и Вячик легко может приезжать. Они виделись со Стасиком в аэропорту Домодедово, кстати сказать. Была пересадка, и старший брат на встречу к младшему ездил. Договорились, что Вячик в самом начале лета сюда переберется… – Он горестно вздохнул. – Но видишь, как все вышло. Мы предполагаем, Господь располагает…
В этот момент к ним подбежала Айгюль. Увидев дядю Женю, обрадовалась.
– С возвращением! – воскликнула она. – Как вы загорели!
– Да уж, – и обвел указательными пальцами глаза. Вокруг них были белые круги, оставшиеся после солнцезащитных очков. – Похож на панду.
– Не похожи, они пухлые, – еще шире улыбнулась домработница. – Я вам накрыла на террасе, мясо подготовила. Сами будете жарить или Вазгена прислать?
– Это еще кто? – поинтересовалась Лиза.
– Охранник, – ответил дядя Женя. – Но, как всякий армянин, еще и прекрасный мангальщик. – И уже Айгюль: – Не надо Вазгена, я сам пожарю мясо.
– И что вам принести из напитков?
– Мы будем сухое красное.
– Я воду, – мотнула головой Лиза. – Не хочу спиртного. – После сорокаградусного виски без закуски она на него смотреть не могла. – И зеленый чай.
Домработница унеслась, а они неспешно проследовали к лифту, чтобы подняться на террасу.
Дядя Женя что-то насвистывал себе под нос. Лиза прислушалась и поняла, что звучит «Дорогой изумрудной». Так он шутил с ней, зная, что дочка лучшего друга ассоциирует его с Железным Дровосеком.
– Ты, дядя Женя, не только худой, высокий и остроносый, у тебя еще и очень доброе сердце, – говорила она, будучи двенадцатилетней.
Тогда Лиза с дядей Женей и познакомилась. Они впервые приехали на отцовскую родину в Астрахань, а тот их приютил у себя. Времена были лихие, кругом разруха и криминал, но в доме Колчина тишь и благодать. И все благодаря главе семейства. Отец Жени Дмитрий в Астрахани был человеком уважаемым. Тренер по тяжелой атлетике, он воспитал многих чемпионов и бандитов. Борис Аронов был и тем и другим. И не только он! Много силачей в девяностые в криминал подались, но своего сенсея никто из них не забыл. Когда тот умер от рака, сгорев буквально за два месяца, похороны были устроены такие, что позавидовали бы мировые звезды. Борис Аронов тоже на них присутствовал, но тогда он ездил в родной город без семьи. Только спустя полтора года привез ее, и именно к Колчину.
Женя не был его другом детства или юности, они на похоронах сблизились. И это многих удивило, потому что сын Дмитрия Колчина был прямой противоположностью всем его воспитанникам. Хрупкий, мечтательный, одухотворенный, с иголочки одевающийся, немного манерный, он каждый день отхватывал бы, родись в другой семье. Но ему повезло, и «чепушилу» никто не бил. Все просто косо смотрели! А Борис увидел в долговязом ботанике личность и сблизился с ним.
– Ты же нормальный? – все же уточнил он, когда после поминок провожал пьяного Женю до дома.
– В смысле?
– Натурал?
– Больше тебе скажу, я бабник. Астраханский Казанова – так меня назвала одна из моих пассий, она же преподаватель истории в педагогическом университете. Другая мозготрахарем.
Борис рассмеялся.
– Эта на рынке воблой торговала?
– Ошибаешься. В симфоническом оркестре играла на виолончели. Я думал, она вся из себя воздушная, о высоком с ней беседовал; оказалось, она хотела быть зажатой в подворотне. Но это не мое, и мы расстались. А вот с продавщицей с рынка (только она за овощным прилавком стояла) у нас очень трепетные отношения сложились. И длились они два года.
– Почему закончились?
– Она хотела семью, а я не планирую связывать себя узами брака. Это кабала.
Но Евгений все же женился, чем удивил. Его избранницей оказалась женщина ничем на первый взгляд не примечательная. Работала терапевтом в районной поликлинике, вечерами вышивала картины и вязала крючком, в выходные и отпуск отправлялась в пешие походы.
– Она же прямая тебе противоположность, – отмечал Борис Аронов, удивляясь их союзу. – Ты пижон, эстет, любитель комфорта.
– И я так устал от себя самого, – вздыхал Евгений. – Мне нужна встряска. Поэтому в свадебное путешествие мы отправляемся на Кавказ. Будем лазить по горам и спать в палатках.
– Ты взвоешь в первую же ночь. И по возвращении подашь на развод.
Но его пророчества не сбылись. Молодые прожили в любви и согласии полтора года, планировали детей, но всему пришел конец, когда докторша узнала об изменах супруга. Никаких оправданий не стала слушать, поставила жирную точку в отношениях и уехала в другой регион сразу после развода.
– Ты не был верным жене? – переспрашивал Борис, узнав причину разрыва. – Но почему?
– Непонятен вопрос.
– Ты же ее любил!
– Да, но других женщин я все равно хотел. Среди них так много прекрасных, что невозможно остановиться на одной.
– Веру тебе менять нужно, друг мой. И место жительства. Многоженство не грех.
