Завещание моего бывшего - Хотатэ Синкава
Вся операция не заняла и десяти минут. Такую работу профессионалов нечасто можно наблюдать, и я смотрела во все глаза. Обычно я обитаю в тесном адвокатском мирке, так что опыт с мастерами из иной сферы был для меня новым.
К слову, в делах, связанных с покупкой предприятий, мне нравилось читать отчеты финансовых советников и представителей фирмы: интересно же заглянуть в незнакомый мир! Пока переговоры затягиваются и люди с разной корпоративной этикой ищут решение, есть время соприкоснуться с этими чуждыми мирами.
Внезапно меня осенило. Такуми удалось на выгодных условиях и за очень короткое время приобрести «Геном Зет». Сначала я восхитилась его умениями, однако фирму не приобрести только благодаря собственным навыкам. Кажется, здесь стоит покопаться.
Мы вернулись в Токио и там расстались, решив передать сейф специалистам. Перед тем как разъехаться, я спросила у Гиндзи, не сможет ли он достать договор Такуми на покупку «Генома зет». Тот удивился и попытался выяснить, зачем мне это, но я и сама толком не могла ответить.
Не знаю, для чего мне разбираться в деле, которое даже денег не принесет. Но раз уж я втянута, мне теперь и самой интересно, что там произошло и что задумал Эйдзи. Совершенно на меня не похоже.
Гиндзи позвонил через пять дней и гордо отчитался:
– Слесари сдались. Сейф ведь сделан по моему спецзаказу!
Немного подумав, я сказала:
– А еще он был украден. Наверное, следовало сразу нести его в полицию.
– Ни в коем случае! – резко запротестовал Гиндзи. – Они попробуют его открыть. Если трижды ошибиться в коде, мои драгоценные документы застрянут там навсегда. Это последнее, чего бы мне хотелось.
– Но ведь и специалисты не смогли его открыть. Значит, все бессмысленно?
– Это да…
В его голосе по-прежнему слышалось довольство собой и своим суперкрепким сейфом. Нашел чему радоваться.
– Первый код – это регистрационный номер Мураямы в Адвокатской коллегии, так что с ним все ясно. А вот второго я не знаю.
– Регистрационный номер? – бездумно повторила я.
– Да, он как-то обмолвился, что сделал его первым кодом. Но второй держал в секрете.
Точно, и номера адвокатов, и коды к сейфу были пятизначными.
Я вспомнила, как умер Мураяма. Каждый раз, когда его искаженное лицо всплывало перед глазами, меня передергивало.
«Наши… нам… адвок… коллеги…»
– Наши номера в Адвокатской коллегии!
– Что?
Гиндзи, похоже, не расслышал, что я выпалила.
– Первый код – номер Мураямы, а еще один – женщины, которую он боготворил.
Я с телефоном в руках прошла в угол комнаты и вытащила из горы журналов последний номер «Свободы и справедливости». В конце номера публиковали вычеркнутые из реестра регистрационные номера тех, кто в этом месяце ушел из адвокатуры. Рядом с одним из них было написано: «Гэнта Мураяма, скончался». Осталось найти номер его Мадонны.
– Господин Гиндзи, кажется, я могу узнать второй код.
Не знаю, что ему нужно. И не знаю, что в сейфе. Но все, о чем меня попросили, я стараюсь сделать, насколько позволяет закон. Я за это отвечаю. Это – моя работа. Правда, господин Мураяма?
Я посмотрела на сообщение о его смерти.
* * *
Спустя трое суток, в девять часов вечера, мой новый клиент вез меня в своем «бентли» по скоростному шоссе Дзёсинъэцу. Мы направлялись в Каруидзаву. Поначалу я была уверена, что найду Мадонну Мураямы, просто проверив, кто из адвокатов умер странной смертью, и сопоставив год и возраст, но просчиталась. Оказалось, что адвокатов, убитых клиентами или партнерами, гораздо больше, чем я себе представляла. Выбрать из них одного не представлялось возможным. Тогда я решила обыскать офис «Юристов для жизни». Если та женщина была для него так важна, наверняка он хранил какую-то память о ней – хотя бы статью о ее гибели.
– А можно ли заходить в его офис без спроса? – пробормотал Гиндзи, сжимая руль.
– Офис подарен мне, так что он теперь мой.
Я связывалась с Саэ и узнала, что ни жены, ни детей у Мураямы не было, с родственниками он тоже не общался. Поэтому я ожидала, что внутри все осталось на тех же местах.
– А вдруг нас обнаружит полиция? Хлопот не оберемся.
– Значит, нужно постараться, чтобы не обнаружила.
Да и пусть обнаружат – я легко их переспорю и заговорю зубы.
– Лучше признавайтесь, что вы хотите сделать, когда мы откроем сейф, – нажала я на Гиндзи.
Он обещал, что расскажет, как только получит то, чего ищет.
– Там нет ничего такого секретного, просто вы мне не поверите без доказательств, – пробормотал мой водитель с какой-то грустной радостью.
Больше нам говорить было не о чем, и я уткнулась в бумаги: он все-таки достал для меня копию договора о покупке «Генома зет». Кажется, добыл ее через Саэ. К таким документам я привыкла и, несмотря на то что в машине было темновато, быстро вникала в написанное.
– Ну как? Пригодится? – небрежно спросил Гиндзи.
Я неуверенно ответила:
– Хм. Вроде обычный договор. Слишком обычный – и это-то необычно.
– В каком смысле?
– Пункты, которые всегда есть в договорах, обычно идут единым блоком. Часто к этому блоку что-то добавляют, что-то из него удаляют, по-всякому комбинируют. А в договоре Такуми он почти не изменен: никаких дополнительных пунктов – ничего. То ли юрист попался неумелый, то ли времени не было. Так или иначе, договор совершенно стандартный, и это необычно, а больше ничего я из него выжать не могу.
Примерно к десяти вечера мы прибыли в офис «Юристов для жизни». Вокруг почти никого не было, а значит, и вор мог в тот день с легкостью проникнуть внутрь. Вход на первом этаже по-прежнему закрывали рольставни, запертые на ключ, а разбитые тогда окна оказались затянуты плотным синим полиэтиленом.
Я вынула с заднего сиденья «бентли» складную лестницу, разложила ее, приставила к стене и полезла на второй этаж.
– Прямо как воровка, – весело проговорил Гиндзи, глядя на меня снизу.
Добравшись до окна, я вынула из поясной сумки ножницы, взрезала уголок полиэтилена и забралась внутрь. Женщине пролезть сюда было совсем легко, но и мужчина бы протиснулся, просто ему бы пришлось действовать очень аккуратно.
Затем я выглянула наружу:
– Скорее, уберите отсюда машину.
– Да-да.
Гиндзи вернул лестницу на заднее сиденье, сел в машину и выехал на главную улицу. Автомобиль слишком уж бросался в глаза,
