Спортивный детектив - Анна М. Полякова
– Руки вверх! – проговорил субъект тоном, не допускавшим возражений. – Кто такие?
Касаткин замычал, Белоногов принялся подражать селезню, а Ариадна зашлепала пухлыми губками.
Незнакомец в обмундировании насупился и выразил явное недовольство:
– Что за цирк, ёрш твою клещ? Вы мне давайте по-русски… Как звать и откуда прибыли?
Касаткин медленно опустил руки и продемонстрировал ладонями подобие раскрывающейся книжки.
– Паспорт? – угадал незнакомец. – Давай, показывай! Только без фокусов. Пистолет у меня заряженный, выпалю, не промажу.
Алексей достал из машины документы – свои, Женькины, Ариаднины, – протянул их стопкой милиционеру. Тот, не выпуская пистолета, неуклюже пролистал паспорта, вчитался в фамилии и адреса.
– Из Ленинграда, значит? А в лесу что делаете?
Белоногов покивал на костер, на покрывало, на «Пионерскую правду» с разложенной на ней печеной картошкой. Мол, разве непонятно?
– Ясно. – Субъект вернул им паспорта и опустил пистолет. – А чего мычите-рычите? Воды в рот набрали?
Насилу удалось растолковать, что виной всему – проблемы с речевым аппаратом. Представитель закона явно не блистал интеллектом и не факт, что поверил бы в эту невероятную историю, но вдруг пригляделся к Касаткину и воскликнул:
– Слышь… я тебя где-то видел! Ты, часом, в хоккей не играешь?
Повезло, что попался заядлый болельщик, который не только за сборную по телику переживал, но и пару раз бывал на матчах «Авроры», когда Касаткина пробовали заиграть за основу. И ведь запомнил! Может, и не семи пядей во лбу, но в наблюдательности ему не откажешь. Для милиционера качество похвальное.
– Участковый Бареев Василий Станиславович, – представился он, когда все недоразумения остались позади, и взмахнул вынутым из нагрудного кармашка удостоверением. – Исполняю служебную надобность. Про Чубыкина слыхали?
Белоногов поднял с земли умолкший радиоприемник, щелкнул по нему – слыхали, мол.
– А знаете, почему он Великий Немой? Говорить не может. Вроде как это у него от рождения. Ущербный, ёрш твою клещ. От этой ущербности его на уголовщину и потянуло. Утвердиться, значит, захотел. Уже три года по всему Союзу гастролирует, сберкассы грабит, почты… Теперь смекаете, почему я на вас пушку наставил?
Еще бы не смекнуть! Человек ищет немого, а ему целых три попадаются. Выбирай, не хочу.
– Ладно, расслабьтесь. По другим приметам вы не подходите. Он постарше вас будет и лысый, как коленка. Не встречали никого похожего?
Касаткин, отвечая сразу за всех, отрицательно помотал головой и прибег к испытанному средству. Он взял Ариаднину тетрадку и накорябал на чистой страничке: «Мы никого не видели, но нашли машину с медицинской сумкой».
– Где? – вскинулся Бареев и стал похож на собаку, готовую взять след. – Далече?
«Нет. Совсем близко. Я покажу».
Касаткин довел участкового до опушки, где стояла «божья коровка». Василий Станиславович заметно оживился.
– Она самая! Сан Саныча таратайка, коновала нашенского. И сумка евонная…
Он сноровисто облазил маленькую машинку, даже под днище подлез. Удовлетворенно хмыкнул:
– Вот почему Немой ее бросил! Колесо заднее спущено, дырка в нем. Видать, напоролся на что-то, когда через лес ехал.
Касаткин хлопнул себя по темени. Вот что значит опыт! А они с Белоноговым и не додумались. Выходит, преступник вовсе не осмотрительность проявил, а избавился от машины, потому что она пришла в негодность.
– Ну да, – рассуждал сам с собой участковый. – Покуда бы ориентировку гаишникам разослали, он бы уже до города добрался. Кабы не колесо, не было б ему резона тачку здесь бросать… Что ж, это нам на руку. Пеший он теперича.
Мнение Касаткина о поселковом увальне менялось с каждой минутой. Не такой он и недотепа, этот Василий Станиславович. Мыслит здраво, выводы делает верные, дальновиден, обладает житейской мудростью. Прямо как Анискин из телефильма с Михаилом Жаровым. Наверное, таким и должен быть типичный деревенский детектив.
Бареев меж тем продолжал дедуктировать:
– А ежели он пеший и далее этого леса не уехал, то, скорей всего, прячется где-то близко. Денег на почте нагреб порядочно, свидетели говорят, сложил их в холщовый мешок. А теперь вообрази, хоккеист, что ты – бандюган, приметы твои известны и по всей округе разосланы. Пойдешь, например, на электричку или на автобус, да еще с мешком?
Касаткин качнул головой: ни один человек в здравом уме на такое не осмелится.
– Попутку ловить – тоже можно попасться… Кхе! – Участковый кашлянул и прошелся по опушке. – А пехом по трассе еще хуже: далеко, парко, за версту видать. Вот и получается, он либо в поселке у корешей затаился, либо в лесу хоронится, ждет, когда стемнеет. Ночью выбраться куда как проще… – Он вгляделся в смятую траву под ногами. – Эх, жаль, за дубками след теряется! Там сухо, и мох…
Алексей молчал. Возражать по существу было нечего, отвечать он мог разве что одобрительным мычанием, но не стал выставлять себя болваном. Просто слушал.
Василий Станиславович, который ни в каких одобрениях и поддакиваниях не нуждался, вышел на середину опушки, снял фуражку и пригладил влажные волосы.
– Значит, так, – подвел он черту под своими суждениями. – Искать надо в поселке или тут. Поселковых мазуриков я знаю, нет среди них никого, кто бы прежде с Чубыкиным водился. Он залетный, в наших краях впервые. Приехал, грабанул и ходу… Но проверить, ясен перец, нужно. И все ж таки в лесу ему сподручнее. Таких бездельников, как вы, в будние дни мало бывает, они обычно на выходные прикатывают. Другими словами, стеречься ему некого, окромя медведей и волков…
Вот и настала пора Касаткину вмешаться. Он вынул из кармана заготовленный бумажный клочок и черкнул на нем: «Днем у реки кто-то был».
– Ну-ка, ну-ка! – встрепенулся Бареев. – Кто? Когда? Гони детали, да не пропускай!
Касаткин расписал все, как было. Собственно, деталей было с гулькин нос, но и они произвели на участкового впечатление. Он натянул фуражку, забегал по опушке, затараторил скороговоркой:
– Туточки он, голубь сизокрылый! В бору скрывается! Так я и думал… может быть, какой-нибудь грибник-ягодник на него наткнулся, отсюда и шум.
В представлении Касаткина возникла кровавая сцена: ковыляет себе по тропинке дедок с корзинкой, красноголовики высматривает. Глядь – а перед ним лысый нелюдь с мешком в одной руке и финкой в другой. Дедок кричит, клюкой отмахивается, а нелюдь его финкой – раз! – в живот. И нет старичка, лежит в кустах бездыханный, а рядом корзинка опрокинутая…
– Решаем так, – в голосе Василия Станиславовича послышались командирские нотки, – берем ваш драндулет и дуем в поселок. Оставаться вам тут на ночь глядя опасно… Доберемся, доложу по инстанциям. Пускай присылают подкрепление, оцепим лес, чтобы этот душегуб до утра не вышмыгнул. А как рассветет, прочешем. Никуда он не денется, ёрш твою клещ!
Он двинулся было по оставленной колесами легковушки колее, но остановился, захватил белую сумку.
– Сан Санычу передам, он без нее весь день сегодня горюет. Здесь у него лекарства подотчетные, за них и взыскать могут…
Алексей попинал спустившееся колесо «божьей коровки». Спросил безмолвно, одним взором: а как же машина?
– А куда она денется! Простояла часа три, если не больше, и еще постоит. Привезу на мотоцикле запаску, поменяем и возвратим собственнику в лучшем виде. Это уже не пропажа… А вот Немого с денежками трудно будет заарканить…
Бареев осекся, вытянул шею, как гусь.
– Слыхал? Чихнул кто-то… вон в той просеке…
Касаткин ничего не слышал, но участковый, бывалый следопыт, обладал лучшим слухом и чутьем, чем избалованный городской житель.
– Схожу, проверю. А ты к своим шагай, ждите на поляне.
Бареев выхватил пистолет и побежал в лес. Алексей послушал, как хрустят под его стопами сухие стебельки, и пошел к лагерю.
Белоногов и Ариадна, к счастью, никуда не пропали, но пребывали в неподдельном беспокойстве. Касаткин тоже ощущал щекотание в нервах, однако уже не такое, как раньше. Явление участкового немного успокоило его. Сразу видно, что Василий Станиславович – дядька основательный.
Алексей достал карандаш и потянулся к тетради, чтобы в письменном виде передать своим приятелям разговор с Бареевым возле «божьей коровки», но едва грифель коснулся бумаги, как в лесных недрах раздалось подряд два выстрела. Они прозвучали в той стороне, куда ушел участковый.
Женька и Ариадна вскочили на ноги. Касаткин приложил палец к губам: тише! Они стали напряженно прислушиваться, но не уловили больше ничего, кроме надрывного стрекота вспугнутых сорок.
Алексей не сомневался, что к выстрелам причастен Василий Станиславович. Но он стрелял или в него? Вопрос повис, тягостный и безответный.
