Наталья Кременчук - Смерть на фуршете
— Как мы будем биться, если оба уверены, что получит он?!
Горчаковский, рослый красавец в майке с крупной надписью «Massachusetts Institute of Technology» вокруг эмблемы, выбежал откуда-то из первых рядов, поклонился залу, перед этим раскинул в победном приветствии руки, пожал ладонь притулившемуся на крайнем левом кресле Абарбарову и сел рядом.
— Почему «Радужная стерлядь»? — спросила Ксения. — Это же форель бывает радужной…
— Потому что потому… — ответил Трешнев. — Не путай изящную словесность с ихтиологией. О постмодернизме слышала? Это как раз постмодернизьм.
— Денис Димитров! — Конец фамилии вездесущего писателя, поэта, журналиста, телеведущего и шоумена потонул в овациях.
— Чего они хлопают? — удивился Трешнев. — Неужели думают, что обошлось бы без Дениски? Во-первых, шорт-лист объявили еще в апреле, а во-вторых и в-главных, ни Димитрова вне премий, ни премий вне Димитрова представить нельзя!
— Роман «Стрелочник».
Аплодисменты не доросли до уровня овации, но все же звучали внушительно.
— В лонг-листе было три его романа. Намакулатурил за минувший год, — сообщил Трешнев.
— Литературу делают волы, — вставил благодушное слово Караванов.
— Выбрали почему-то этот, хотя все три, как вся проза Дениски, занудны и бесконечны. Сюжеты замысловато высосаны из пальца и утомляют, как разговор с пьяным.
— Почему ты называешь его Дениской? Он что, имеет какое-то отношение к «Денискиным рассказам» Драгунского? — спросила Ксения.
— Надеюсь, никакого, хотя вообще-то Димитров имеет отношение ко всему и всем в современной литературе. Вундеркинд.
В этот момент Денис Димитров, лениво спускавшийся к сцене с противоположной стороны галерки, взошел наконец на подиум, и Ксения, которая впервые видела его въяве, в удивлении захлопала глазами.
Румяный Димитров оказался долговязым, под два метра, причем одет он был в синие пионерские шорты с помочами, белую рубашку с каким-то значком, хотя и без галстука. На ногах у него были белые носки с красно-голубыми полосками и сандалии детского фасона, но явно не менее 45-го размера.
Лидер литературной производительности прошел к креслу, где восседал Купряшин (председатель жюри вынужден был привстать), подал ему руку, потом направился к соперникам и также рукопожатием приветствовал вначале Абарбарова, а затем Горчаковского.
— Данияра Мальмет.
Очередная участница шорт-листа на сцену просто выпорхнула. Это была брюнетка с гладко зачесанными волосами, в длинном бирюзовом платье, расшитом какими-то сложными узорами.
— Роман «Записки моей прабабушки, которая не умела писать».
Прижав руки к груди, Данияра сдержанно наклонила голову, прошла к креслам и легко опустилась в следующее из оставшихся свободных.
— Комментариев не будет? — спросила Ксения у Трешнева. — Или залюбовался освобожденной женщиной Востока?
— Вообще-то она приехала сюда из Калининграда. И от одежды не свободна, — заметил Трешнев. — Кажется, это ее дебютный роман.
— Дебютный, — подтвердил Воля.
— Значит, у «Бестера» на нее есть некоторые виды…
— Она в «Парнас» несколько романов прислала, и этот тоже. Камельковский даже пытался сделать целую серию «Черные глаза», но, естественно, надо было подключить еще нескольких негров-негритянок, сочинить общий псевдоним… Но Данияра хотела только сама… А потом я ушел. Кстати, она мне писала, что в «Бестер» тоже посылала. И, как видно, они договорились…
Не совсем понятное Ксении обсуждение литературной судьбы Данияры прервал истошный вопль незримого ведущего:
— Борис Савельевич Ребров!
— А разве он жив?! — непроизвольно воскликнула Ксения и со стыдливым испугом прикрыла рот ладонью. — Ой, я не то хотела сказать! Как хорошо, что он жив! И попал в шорт-лист!
Трешнев хмыкнул.
Легенда советской литературы, один из лидеров «лейтенантской» прозы поднимался по ступенькам на сцену, опираясь на толстую трость и худенькое плечо белокурой девушки в сарафане и во вьетнамках.
Василий Николаевич Купряшин бросился к ним, демонстрируя готовность помочь. Претенденты на премию тоже сделали сходные телодвижения, но это выглядело уже запоздалым, и они вернулись на исходные.
Ребров в сопровождении своей девушки и Купряшина медленно продвигался к креслам под столь же неспешно выговариваемое диктором название его романа:
— Роман «я 669 во 77 rus».
Очевидно, в зале многие мало что поняли, но на экране, как и в случаях с предыдущими лауреатами, вначале показали фотографию Реброва — фронтовую, в форме старшего лейтенанта танковых войск, а потом и обложку книги, где были изображены радиатор жигулевской «шестерки», следы от танковых гусениц и старик с чертами молодого Реброва, пьющий кока-колу на фоне горящего российского Белого дома. Надписи на обложке кое-что проясняли…
Борис Ребров. «я 669 во 77 rus».
Трешнев и здесь помог:
— Мэтр написал книгу, как он после развала СССР в возрасте семидесяти с чем-то лет вынужден был «бомбить» по столице и пригородам на своей раздолбанной «шестерке» с этим вот номером. Правда, кое в чем он от ГОСТа отошел, в угоду художественной образности… Хотя в действительности это никакой не роман, а физиологический очерк в шестьсот страниц. Старик наблюдателен, много живых бытовых картинок начала девяностых, о которых уже подзабыли даже современники.
— Я тоже читал «я 669… во… ко…» Черт возьми! забыл, — присоединился к разговору Воля. Теперь на экране было фото Реброва среди ветеранов. — Легко написано, с самоиронией. Борис Савельевич даже признался, что оказался без кола и двора, на холодной даче по собственной глупости: влез в какую-то тогдашнюю авантюру, продал квартиру, потерял деньги…
— Да, у него с этим, с умением влезть в провальные авантюры, всегда было все в порядке… то есть в полном беспорядке. Помнишь, Лев Анисимович продавил вместе с двумя коллегами присуждение ему «Русского Пулитцера» за роман о репрессированном дяде-генерале? Савельевич как раз лежал в больнице с гипертоническим кризом вследствие продажи квартиры и потери денег. Ну, они его и порадовали. Только невпопад. Деньги за «Пулитцера» у него растоварились в «МММ».
— Он же и премию «Фурор» получил! — вспомнил Воля.
— С «Фурором» вообще дурь произошла. Проиграл на улице лохотронщикам!
— Неужели полностью?! — ахнула Ксения.
— Без какой-то мелочи… Потом каялся по телевизору… я на «Культуре» видел… Так что даже если получит «Новый русский роман», проиграет и это. Шальные деньги.
— Наверное, поэтому и внучка при нем, для контроля.
— А ты уверен, что это внучка, а не жена? Я слышал… — недоверчиво спросил Трешнев.
— Не знаю, что ты слышал, — все-таки Караванов обаятелен и притом так спокоен, будто он не поэт, а врач-косметолог, — но это внучка. В прошлое воскресенье с Ребровым была передача «Пока все дома», и там она была представлена как внучка. В самом деле, зачем им лгать?!
— Ну, если так… Но сейчас Борису Савельевичу светит лишь небольшая сумма финалиста…
— Хотя и ее можно проиграть… — вставил Караванов.
— Вопрос в другом: зачем они вообще вывели его в финал? Получится какая-то стрессовая ситуация. У нас ведь любят аксакалов и «выслугу лет». Позвали — дайте!
— Думаю, хотят его присутствием что-то открышевать…
— Согласен! Но что?
К этому моменту Реброва уже усадили в кресло, и он, как видно, стал требовать, чтобы внучка села с ним рядом. Купряшин, жестикулируя, показывал и на претендентов, и на зал, и на свое кресло. Наконец он подвел к нему внучку, усадил, а сам исчез за кулисами.
— Арина Старцева, — объявил голос последнюю финалистку.
Особа примерно Ксениного возраста, невысокого роста была в темно-фиолетовом берете, оранжевой накидке поверх черного топа, леггинсах и кроссовках. Правую руку ей оттягивала довольно большая хозяйственная сумка, плотно набитая.
— Роман «Вечер без тусовки».
Претендентка, поставив свою сумку близ ступенек, подошла к Абарбарову и с видимой радостью расцеловалась с ним. Потом то же самое она проделала с Горчаковским, Димитровым, Мальмет и особенно пылко и долго с Ребровым. Вышел из кулис Купряшин и тоже попал под каскад поцелуев. Напоследок Арина расцеловалась с внучкой и успокоилась рядом с ее дедушкой, который тут же ухватил ее руку и — вполне естественно — начал покрывать поцелуями.
Купряшин вновь был в центре сцены с микрофоном в руках.
Вновь появились фанфаристки и барабанщицы.
Трубные звуки, барабанная дробь…
У Ксении закружилась голова и заложило уши.
— По традиции нашей премии, роман-лауреат называет писатель, автор романа, получившего нашу премию в предыдущем году. Мы приглашаем к микрофону славную Галину Сошникову!
