Анатолий Безуглов - Черная вдова
Наблюдая за женщинами, профессор заметил странную вещь - многие из них были с зонтиками. И это в ясную погоду, да еще в тени! Он поделился наблюдением с Иркабаевым. Тот не успел ответить - мимо них спешила молодая женщина в белом платье и тюбетейке, из-под которой падали на плечи две толстые иссиня-черные косы.
- Ранохон! - окликнул ее Иркабаев. - Земляков не узнаешь, да? Нехорошо, дочка...
Та, извинившись по-русски, о чем-то сердито заговорила по-узбекски, прижимая правую руку с платочком к плечу.
Когда она отошла от них, Мансур Ниязович покачал головой:
- Вот вам и птички! Платье бедняжке испортили. Первый раз надела, говорит...
Скворцов-Шанявский невольно посмотрел наверх, на шумный базар пернатых.
- Теперь понимаете, зачем зонтики? - спросил Иркабаев.
- В таком случае, - прибавил шагу профессор, - подальше от этой красоты!
Он боялся за свой светло-кремовый костюм, очень молодивший его, как считал Валерий Платонович.
Они подошли к его санаторию.
- Жаль расставаться, - профессор протянул руку своему новому приятелю. - Но, увы, режим.
- Да и мне надо спешить, - кивнул Мансур Ниязович, - озокерит ждет... До завтра, значит?
- До завтра. У бювета.
На этом распрощались.
В свои шестьдесят два года Валерий Платонович не утратил вкуса к женскому полу. Определен был круг женщин, с которыми он заводил романы. Что касается образования - лучше не выше среднего. От интеллектуалок он буквально шарахался. Волевых и очень уж целеустремленных вежливо обходил. Особенно преданных боялся.
С мягким характером, умеренным темпераментом, не слишком принципиальные, желательно сентиментальные - вот его идеал.
По способу ухаживания Валерий Платонович относил себя к категории вольных художников. Ему нравились импровизации, порыв. Добавленные к его респектабельности, светским манерам и общей солидности, включая материальную, они всегда давали великолепный эффект. Неудачи сводились к минимуму.
Однако в Трускавце дело с налаживанием сердечных контактов имело свои трудности. Право же, мысли о том, что у намеченной избранницы камни в печени или панкреатит, не способствовали любовному настрою. О чем шептаться в нежном экстазе? О пользе "Нафтуси", об эффективности озокерита или доморощенных способах избавления от камней в желчевыводящих путях?
Профессор, болезненно относящийся к своей хворобе, инстинктивно стремился к здоровому молодому телу. Поэтому на женщин из своего санатория он смотрел чисто платонически. Не бежал общения, но планов никаких не строил. Да и встречая других курортниц, тоже не забывал, зачем они в Трускавце, заранее ставя на них крест как на объекте ухаживания.
Конечно, была другая возможность - познакомиться с кем-нибудь из местных. Но как к ним подступишься? Не подойдешь ведь просто так на улице. Случайных знакомств Скворцов-Шанявский не признавал.
Вот почему он, гуляя по городу, внимательно всматривался в лица молоденьких женщин, пытаясь узнать ту случайную знакомую, с которой судьба свела его в новогоднюю ночь в Средневолжске.
В который раз Валерий Платонович ругал себя за то, что не взял у нее адрес. Хотя бы узнать фамилию - в паспортном столе разыскать было бы пара пустяков.
Правда, координаты Орыси были известны Эрику Бухарцеву, шоферу Скворцова-Шанявского, теперь уже бывшему. С ним они расстались месяца два назад, и Эрнст уехал куда-то из Москвы.
Признаться честно, хотя профессор знал, что Орыся разведенка, на нее у него видов не было. Но ведь у нее есть знакомые, приятельницы и подруги. А в каждой клумбе всегда отыщется цветочек, ароматом которого захочется насладиться.
Однако сколько Валерий Платонович ни фланировал по улицам Трускавца, казалось, не было улочки, уголка, куда бы он не заглянул (и не один раз), Орысю пока нигде не встретил.
Неизменным спутником профессора являлся Иркабаев. Они встречались каждый день и сошлись весьма близко. Ко всему прочему, Мансур Ниязович был хорошим гидом по городу.
Они частенько наведывались на рынок. Иркабаев недоумевал: бушует май, весна глядит на лето, а цены на зелень почти не снижались.
- Жена пишет, у нас такая же история! - возмущался Мансур Ниязович. Что делается с базаром, а? Как бороться с рвачами? Это же форменный грабеж!
- Цены зависят от предложения и спроса. Пока мы не наводним рынки овощами, фруктами, зеленью и другой продукцией, диктовать цены будет частник. Ситуацию можно изменить только изобилием в госторговле и кооперации. Остальное - чистый волюнтаризм! Призывы, как и ограничения, не выход!
- У узбеков есть хорошая пословица: сколько ни говори халва, во рту слаще не станет... А мы пока в основном болтаем, - заключил Мансур Ниязович сердито.
На рынок они продолжали ходить, хулили цены и все равно покупали то, в чем не хотели себе отказывать.
Однажды Иркабаев предложил:
- Валерий Платонович, а не побродить ли нам по лесопарку?
- Охотно, - согласился Скворцов-Шанявский.
Было воскресенье, свободный от процедур день.
От центра города пришлось идти минут двадцать. По пути купили в кондитерском магазине сладостей. Конфеты и печенье предназначались для медведей и диких кабанов. Кстати, кабаны гуляли в лесопарке, где хотели.
Мансур Ниязович всю дорогу чему-то улыбался, тихонько напевал.
- Вижу, вы сегодня в настроении, - заметил профессор. - Добрые вести из дома получили?
Жена Иркабаева чуть ли не каждый день слала ему письма, звонила. И вообще, как понял Скворцов-Шанявский, его узбекский друг был завзятым семьянином, чьи мысли целиком занимали дела детей. И хотя Валерий Платонович был чужд этого, но сочувственно наблюдал за Мансуром Ниязовичем.
- Представляете, сын прислал деньги! - с удовольствием откликнулся на любимую тему Иркабаев. - Ахрорджан!.. Пишет: папа, не отказывай себе ни в чем. Понимаете, самому в Москве нужно на кино, мороженое, а он...
- Ну, положим, вашему сыну мороженое уже не по возрасту как бы, улыбнулся Скворцов-Шанявский. - Девицу следует водить в ресторан.
- Это я так, - засмеялся Мансур Ниязович. - Он для меня еще пацан.
- Из каких это заработков он отвалил вам? - поинтересовался профессор.
Про своего первенца и гордость Ахрора Иркабаев прожужжал профессору все уши, и тот знал об аспиранте почти все.
- Статья большая вышла, - ответил Мансур Ниязович. - Научная. Гонорар получил.
- Внимательный у вас парень. Другой бы прокутил да еще постарался содрать с родителей, а он...
- Ахрорджан молодец! - с гордостью произнес Иркабаев. - Очень самостоятельный. Вот с таких лет... В детстве мы его не баловали, не на что было. Я - мэ-эн-эс...
- Младший научный сотрудник, - кивнул профессор. - Сто пять рублей в месяц.
- Семьдесят.
- Да-да, - вспомнил Скворцов-Шанявский. - Тогда были жутко низкие ставки.
- Ну, а Зульфия еще училась в педтехникуме. Хорошо, нам ее родители помогали. Они в кишлаке жили. Деньжат, правда, не очень подкидывали, в основном - натурой, что в саду и огороде росло. Не хватало, конечно. Тесть привезет осенью виноград, дыни, говорит: айда, Ахрорчик, на базар продавать. Сынишка любил торговать. Да и мы с Зульфией считали, пусть учится жизни.
- Не боялись, что разовьются не совсем правильные наклонности? осторожно спросил профессор. - С малолетства привыкать к торгашеству...
- А лучше было бы, если бы он крутил собакам хвосты и рос бы потребителем? - усмехнулся Иркабаев. - Нет, я считаю, дети с раннего возраста должны понимать, что к чему и почем фунт лиха! Хочешь в кино или мороженое - заработай!
- Ну, работа работе рознь. Я понимаю еще сдавать макулатуру, металлолом... - начал было Валерий Платонович.
- Продавать на базаре честно выращенные дедушкой овощи не зазорно! прервал его Мансур Ниязович. - Мыть посуду в столовой или подмести улицу в этом тоже ничего постыдного нет. Мы кричим на каждом углу, что детей надо приучать к труду, что любой труд - чистый. Понимаете, чистый! Лишь бы ты своими руками. Но растим-то их белоручками: это, мол, непрестижно, позорит родителей. А я, признаюсь, когда Ахрор сказал мне однажды, что иногда в студенчестве - он тоже окончил сельскохозяйственную академию - грузил сахар на товарной станции, мне было как маслом по сердцу! Домой не писал: пришлите денег. У меня были, не волнуйтесь. Нет, ночь не спал, а заработал на модные туфли. Ведь, в сущности, дело не в каких-то там рублях...
- Ну, положим, и в них тоже.
- Да-да, я хотел сказать, не только в них, - поправился Иркабаев. Гордость у человека появляется. Другие дети как: дай, папа, дай, мама... Что выйдет из такого? Попрошайка, иждивенец! Самолюбия ни на копейку! И у самих родителей положение не очень хорошее - выходит, ты сыну или дочери подачку даешь, любовь покупаешь... А знаете, что заявила мне недавно дочка? Зачем, говорит, ты все время твердишь мне: учись, учись, читай побольше книжек, а то школу не закончишь, в институт не поступишь? Не нужен мне институт, ты и так сделаешь меня директором кинотеатра.
