Смерть Отморозка. Книга Вторая - Кирилл Шелестов
— Блин, Пашка, ты прикалываешься, а я почти купилась! — с облегчением выдохнула Ляля. — Значит, не спрашивали?
— Спрашивали, — серьезно повторила Анна.
— Зачем я им?
— Они нас подозревают, — пояснил Норов.
Ляля совсем перепугалась.
— А я-то при чем? Это все Вовка!
— Вот ты им и объясни.
— Валить надо отсюда! Срочно! Едем в Париж, в консульство!
— Я тебе со вчерашнего дня рекомендую это сделать.
— Нор, не знаю как насчет нее, но тебя они подозревают конкретно! — вмешался Гаврюшкин. — Я, конечно, по-французски не рублю, но по морде этого очкастого видел: он под тебя копает.
— Мне тоже так показалось, — согласилась Анна.
— Дергаем, ребята! — не унималась Ляля. — Че тут высиживать? Ждать, пока закроют?!
— Ань, собирай вещи! — скомандовал жене Гаврюшкин.
— Возьмите меня с собой! — взмолилась Ляля.
— Да объясняю же: не мой самолет! — отозвался Гаврюшкин. — Меня самого чисто по дружбе берут.
— Ну ты же можешь с ними поговорить! — упрашивала Ляля. — Какая им разница: одним пассажиром больше, одним меньше? Скажи, я им заплачу, как в Москву вернусь.
— Кому заплатишь? Каримову? На хрен ему эти копейки? Нор, ты тоже не тяни, сваливай, пока не поздно. Езжайте вместе в Париж, — Гаврюшкин кивнул на Лялю. — Обратитесь в консульство, вас вывезут.
— Поехали, Паш! — тут же захныкала Ляля.
Анна переменилась в лице; неизбежная перспектива скорой разлуки возникла перед ней со всей очевидностью.
— Голова у меня что-то разболелась, — поморщился Норов. — Давление, видно, на улице меняется. Пойду, пройдусь немного.
— Можно я с тобой? — тут же встрепенулась Анна.
— А как же чемодан? — подал голос Гаврюшкин. — Кто его собирать будет, я?
— Может быть, тебе лучше прилечь? — сказал Норов. — Мне кажется, ты утомлена.
— Нисколько! — запротестовала Анна. — Со мной все в порядке, только немного знобит, но у меня это часто. Не надо обращать внимания. Мне лучше побыть на воздухе…
Выглядела она и впрямь нездоровой: ее бледность усилилась, под печальными большими глазами обозначились темные жилки. С минуту Норов колебался.
— Пойдем! — решил он наконец. — Ты права: продышаться всегда полезно.
Оба понимали, что им необходимо поговорить, обсудить ситуацию; сделать это дома, при Гаврюшкине, не представлялось возможным. Но Гаврюшкин был начеку.
— Нор! — взорвался он. — Ты по-новой ее сманиваешь?!
— Спецом, — подтвердил Норов.
— Какие прогулки, Паш, рвать когти надо! — вмешалась Ляля.
— Рви, — одобрил Норов.
— Простите, я не помешала? — это вновь была Лиз.
На мгновенье все замолчали.
— Я положила ваше белье в комод, месье Поль. Могу я начать уборку наверху?
— Да, да, начинайте.
— Только дайте мне три минуты переодеться, — попросила Анна, торопливо выходя с кухни.
— Аня! — вслед ей воззвал Гаврюшкин. — Сейчас не до гуляний!
Она не ответила.
— Я дозвонилась до папа, месье Поль, — сообщила Лиз, обращаясь к Норову. — Он сейчас приедет, посмотрит, что можно сделать с окном. Сегодня вечером мы с ним в любом случае подготовим второй жит, чтобы завтра утром вы могли переехать.
***
Норову порой казалось, что они с Осинкиным продираются сквозь непроходимую лесную чащу; каждый шаг давался с большим трудом, а просвета все не было. Но все же они продвигались: в рейтинге кандидатов Осинкин поднялся с пятого места на четвертое. Забавной неожиданностью стало то, что на третьем месте оказался Кочан. Помощники Норова шутили: может быть, стоило взяться за Кочана?
В цифрах, правда, успехи Осинкина выглядели все еще скромно: за Пивоварова готовы были голосовать 34 процента избирателей, за коммуниста Егорова 27, за Кочана — целых 9, за Осинкина, соответственно, — 7.5. Однако у Пивоварова с Егоровым имелся высокий антирейтинг; у Кочана он в два раза превышал уровень симпатий к нему, а вот у Осинкина он практически равнялся нулю, — Олежка нравился.
Первой ласточкой перемены в настроениях явился визит одного из бизнесменов, который уже успел отказать в финансировании и Дорошенко, и Норову. Теперь он приехал сам и привез с собой пятьдесят тысяч долларов на кампанию Осинкина, при этом никаких особых условий не выдвигал, просто просил в случае победы его не забывать.
Затем прорезался Ленька. Как ни в чем не бывало он поинтересовался ходом дел. Норов готов был обложить его последними словами сверху донизу, но вместо этого с наигранной беспечностью сообщил, что все отлично, Ленька может его поздравить: он только что продал за семьсот тысяч зеленью должность заместителя по благоустройству. На следующей неделе собирается выставить на торги должность заместителя по имуществу, надеется сорвать миллиона полтора, а то и два.
С его стороны это была чистая импровизация, но Ленька поверил.
— Ты что, схерел?! — заорал он вне себя.
— Почему? — притворно удивился Норов. — Чем ты недоволен?
— Да ты на всю голову долбанулся! — кипел Ленька. — Ты знаешь, сколько эти должности на самом деле стоят?!
— Они стоят ровно столько, сколько за них платят. Вчера за них ничего не давали, во всяком случае, мне, сегодня — уже семьсот, завтра — посмотрим.
— Значит, так: я категорически запрещаю тебе что-нибудь продавать! Ты понял? Понял?!
— На каком основании, позволь спросить?
— На таком! Все расходы по выборам я беру на себя. Ясно? Целиком! И верни эти семьсот косарей немедленно!
— Леня, подожди, не горячись. Что скажет по этому поводу твоя мама?
— Она скажет, что ты когда-нибудь нарвешься!
— Прости, не расслышал, что-то со связью: когда бабки?
— Да завтра, блин! Завтра! — Ленька сердито бросил трубку.
На следующий день к Норову действительно явился заместитель директора банка, принадлежавшего Мураховским, и привез семьсот тысяч долларов в банковской упаковке. Он попросил пересчитать деньги и написать расписку, — «для формальности». Ни того, ни другого Норов делать не стал, сообщив, что он обойдется без формальностей.
***
Анна и Норов вышли из дома.
— Поедем куда-нибудь, — предложил он.
— Да, да! — с готовностью кивнула она.
Ей было безразлично куда, лишь бы подальше отсюда. В машине она сразу схватила его руку и крепко прижала к своей щеке. Он почувствовал, как по его кисти покатились теплые слезы.
— Ну что ты, моя девочка? — ласково заговорил он, трогаясь. — Не надо, не расстраивайся, все наладится.
— Не наладится! — жалобно возразила она. — Все плохо!
— Вовсе нет…
— Плохо, плохо! — всхлипывала она. — Ужасно! Я не знаю, как быть!
Он хотел высвободить руку, чтобы погладить ее по голове, утешить, но она не дала. Он свернул на обочину, затормозил и, повернувшись к ней, обнял. Она ткнулась лицом в его плечо.
— Ну перестань, — шептал он, касаясь губами ее волос и гладя по широкому, вздрагивавшему плечу. — Успокойся…
