Смерть Отморозка. Книга Вторая - Кирилл Шелестов
Ольга тоже часто приезжала в штаб, шла к пиарщикам и агитаторам, старалась быть полезной, и иногда ей это удавалось. Поначалу она держалась весело, шутила, но безденежье придавило и ее. Ситуация ухудшалась, и первым дрогнул Дорошенко.
— Павел Александрович, а может, ну их, эти выборы, а? — неуверенно проговорил он однажды, когда они с Норовым были вдвоем. — Раз денег нет, зачем из кожи лезть?..
Норов не сомневался, что эта мысль прображивала в нем давно.
— Устал? — холодно спросил Норов. — Или опять домашние проблемы?
— Никаких проблем! — поспешно ответил Дорошенко. — Я за вас переживаю…
— Не надо. Я сумею о себе позаботиться.
Сережа больше эту тему не поднимал, но вскоре наступил черед и Осинкина.
— Ну что, Паша, сворачиваем лавочку? — с виноватым смешком спросил он как-то вечером за кофе. — Хорошая была идея, но не получилось…
— Давай без нытья! — резко ответил Норов. — Мы выиграем! Надо потерпеть.
На самом деле Норов не знал, удастся ли им добиться перелома, но выбрасывать на ринг полотенце он не собирался. Он вложил триста тысяч долларов из личных денег, — больше у него в тот момент под рукой не было. Это дало возможность расплатиться по всем долгам, но чтобы продвинуться дальше, требовалось еще. Оставшийся на мели Кочан взял его в осаду. Он звонил Норову каждые два часа, приезжал к нему в офис, без спроса врывался на совещания и горько упрекал Норова в том, что тот подставил его перед пацанами; как теперь Кочану в глаза пацанам смотреть? Кочан ведь перед ними подписался! Кочан думал, что Норов пацан, а Норов оказался не пацан!
И тогда Норов, плюнув на все правила, выдернул из бизнеса еще сто пятьдесят тысяч. Узнав об этом, испуганный Дорошенко прибежал к нему в кабинет и принялся доказывать, что так поступать нельзя, что политтехнологи никогда не вкладывают собственных денег, это — непрофессионально. Их дело — зарабатывать на выборах, а не терять.
— А кто здесь политтехнолог? — недобро прищурившись на него, спросил Норов. — Ты?
— Почему только я? — растерялся Дорошенко. — Мы оба… Вы в первую очередь…
— Нет, Сережа, я не политтехнолог. И не коммерсант. Я просто человек, у которого есть принципы, хотя в наше время это звучит глупо. И чем бы я ни занимался, я стараюсь их не нарушать. Я не брошу парня, которого ты подсадил мне на шею, как не бросаю тебя, хотя если взвесить приносимую тобой пользу и причиняемый тобой же вред, то я не уверен, что польза перевесит. А если я начну поступать, как расчетливый бизнесмен, то тебе очень быстро придется сменить столь полюбившуюся тебе профессию политтехнолога на забытое ремесло челнока.
Вливание было произведено как нельзя кстати. Машина вновь набрала обороты: штабисты встряхнулись, посыпались свежие идеи; заработал печатный станок; забегали активисты и расклейщики плакатов. Воодушевленный Кочан ринулся в новую атаку. На домах и заборах появилось воззвание: «Наш мер Кочан!», написанное вкривь и вкось, зато очень крупно. Норов попросил ребят при случае сообщить Кочану что слово «мэр» пишется через «э оборотную», на что Кочан ответил, что ему по херу, как пишется, смысл-то тот же.
Активисты из городской администрации попытались было высмеять безграмотность претендента, дописав еще две буквы и превратив слово «мер» в «мерин», но были пойманы бдительной братвой и жестоко наказаны.
Видя всеобщее оживление, взбодрился и Осинкин. С удвоенной энергией он обрушился на избирателей с задушевными разговорами и песнями. Теперь, возвращаясь в штаб, он смотрел на Норова глазами преданной собаки и, прощаясь, крепко, с чувством стискивал ему руку.
Народу между тем на встречи с Осинкиным приходило все больше. Однажды явилось полторы сотни человек, хотя встреча была объявлена лишь накануне. В тот вечер Осинкин зашел к Норову вместе с Ольгой.
— Паша, я хотела тебе сказать что-то очень важное,… — волнуясь, начала Ольга. — Я не очень умею выражать свои чувства… Ну вот, у меня даже слезы навернулись!.. — Она оборотилась назад и помахала рукой у глаз, давая ресницам просохнуть. — Извини… В общем… Тебя нам Бог послал!
И она порывисто расцеловала Норова. Олежка подошел за ней и тоже стиснул его, по-мужски крепко.
Глава пятая
Лиз дождалась, пока жандармы уедут, и вошла на кухню.
— Все в порядке, месье Поль? — спросила она. — Почему так долго? Что он от вас хотел? Я там пылесосила, почти ничего не слышала.
— Месье Лансак желал знать, не я ли убил Камарка и Клотильду.
— Ну что вы, зачем вы так говорите?! — с упреком воскликнула Лиз. — Конечно, он так не думает! Просто он такой человек… немного тяжелый… Не принимайте на свой счет, он со всеми так…. Между нами, его тут не очень любят, — прибавила она, машинально понижая голос.
— Я слышала, что во Франции жандармы вежливы, — сказала Анна. — Но этот Лансак не показался мне особенно вежливым.
— В обычное время он тоже вежлив и никого не беспокоит. Просто сейчас такая нервная обстановка: эпидемия, люди умирают, карантин, а тут еще эти страшные убийства… Его ведь тоже можно понять. Между прочим, в Тулузу из-за беспорядков, собирается прилететь сам министр, вы слышали, да? По телевизору сегодня говорили. Короче, месье Лансак, видно, остался здесь за начальника, ну и пытается показать себя…
На кухню прибежала Ляля.
— Свалили что ли? — перебивая Лиз, нетерпеливо осведомилась она. — Блин, думала, не дотерплю! Сижу там, как дура: ничего не вижу, не слышу! В туалет даже боялась зайти, а вдруг они услышат?
Прерванная довольно бесцеремонно, Лиз не стала продолжать беседу.
— Я привезла вам чистое белье, месье Поль. Подниму его наверх? — деловито спросила она.
Вещи Норова она стирала у себя дома, а потом привозила уже выглаженными.
— Конечно, Лиз, делайте все, что считаете нужным, — как обычно.
— Спасибо, месье Поль.
— Да че они хотели-то? — не отставала Ляля, не замечая, что стоит на пути Лиз, которая, выходя, молча ее обогнула. — Про меня че-нибудь спрашивали?
— Спрашивали, где ты, — ответила Анна.
— Вы им не сказали? — испугалась Ляля.
— Конечно, сказали, — усмехнулся Норов. — Ведь это наш долг. Сказали,
