Лариса Светличная - Почти моё золото

Я устроилась возле клумбы, облюбовала себе одну ветку с бутонами роз, открыла альбом и стала рисовать. Несмотря на то, что настроение у меня было плохое, рисунок получался удачным.

Марья Спиридоновна ходила по огороду со шлангом. Если она меня и заметила, то вида не подала. До меня донесся ее звучный голос, затянувший песню: Оседлаю коня, коня быстрого. Я помчуся, а я полечу легче сокола!

Эта песня была мне знакома, и даже входила в число моих любимых. Я подхватила вторым сопрано: Через поля, эй! Ой — да за моря, в дальнюю сторону. Догоню, эй! Ой — да возвращу прежнюю молодость!

Шум воды стих, и Марья Спиридоновна подошла ко мне.

— Откуда ты знаешь эту песню?

— Хорошая песня, — неопределенно ответила я. Не стоит объяснять, что я шесть лет занималась в фольклорном ансамбле.

Марья Спиридоновна заглянула в мой альбом и шумно вздохнула. Нарисованная мною роза произвела на нее впечатление. Люди вообще склонны удивляться тому, что кто-то умеет делать что-то такое, чего не могут они сами. Мне стало ясно, что рисовать она не умеет.

— Красота! Неужели это ты сама нарисовала? — хозяйка огляделась, словно тот, кто нарисовал розу, спрятался от нее в огороде. — Цветы, ну прямо как настоящие. Я сама-то даже квадрат ровно не нарисую.

— Если хотите, то я вам этот рисунок подарю.

Я вырвала листок из альбома и протянула ей. Она вытерла руки фартуком и осторожно его взяла. Несколько секунд удивленно его разглядывала, а потом доброжелательно посмотрела на меня:

— Ты очень красиво рисуешь.

— Спасибо.

Потом в голову Марье Спиридоновне пришла какая-то мысль, и она стала задавать мне наводящие вопросы.

— Ты только розы умеешь рисовать, или все, что угодно?

— Все! — самоуверенно заявила я.

— И людей?

— И людей.

— И меня сможешь нарисовать?

Я затаила дыхание. Наконец-то мне от моих талантов будет хоть какая-то польза!

— Ну, — с сомненьем затянула я. — Портрет, это так сложно, надо сделать наброски, на это уйдет много времени.

— Сколько?

— Несколько дней!

Марья Спиридоновна ласково посмотрела на рисунок в ее руках, подумала и кивнула.

— Оставайся со своим дедушкой у меня на недельку. Он отдохнет, поправится, а ты в это время мой портрет нарисуешь.

Манера поведения хозяйки за несколько последних минут совершенно изменилась. Она прямо на глазах превратилась из хмурой тетки в приветливую добрую женщину. Хорошо, что я ей сразу не сообщила о том, что могу нарисовать любой портрет самое большее — за тридцать минут.

— Ты такая вежливая девочка, дедушку своего на «вы» называешь. Среди городских этого уже и не встретишь.

Я прикусила язык. Дедушка, как же! Всех своих родственников я называю по имени и на «ты». У нас в семье так принято.

— Вот сейчас закончу поливать, пойдем в дом, там и начнешь свои наброски.

— Марья Спиридоновна…

— Для тебя — тетя Маня.

— Тетя Маня, художники не рисуют при электрическом освещении.

— Тогда завтра с утра, — мгновенно согласилась хозяйка.

— Скажите, тетя Маня, а здесь в округе можно побродить и порисовать? Я приехала с дедушкой потому, что хотела попрактиковаться рисовать природу.

— Рисуй, сколько хочешь. Места у нас красивые, — похвалилась хозяйка.

Я ничего красивого не видела в бесконечных полях, холмах и виноградниках, но тактично промолчала.

— Если тебе надо природу рисовать, то лучше до обеда, пока на улице прохладно. Потом жара начнется. Договоримся так: до обеда ты рисуешь, что хочешь, а после обеда — меня.

Я согласилась.

— Спать будешь в дальней комнате, а дед твой пусть в зале остается.

— Тетя Маня, разве вы одна в доме живете?

— Нет! Муж и сын утром уехали в город к племяннику. Вернутся через несколько дней. Я тут на хозяйстве.

Пока мы разговаривали, стемнело так быстро, словно на улице выключили свет. Совершенно черная южная ночь. И звезды потрясающей красоты.

— Ты, наверное, есть хочешь? — предположила тетя Маня и не ошиблась. — Пойдем ужинать, очень уж ты худая. Я сейчас черешни нарву.

Мы пошли в дом.

Спала я плохо. Ночью мне показалось, что по мне кто-то ходит. Убивают, подумала я. За окном зашумело дерево, и я поняла, что убивать меня никто не собирается, а просто смотрит. На меня уставился большой черный кот. Разглядеть в темной комнате черного кота было сложно, поэтому я его и не заметила. Я протянула руку, но кот предупреждающе зашипел. «Брысь!» — сказала ему я. Кот свернулся клубком у меня под боком и уснул.

Я воевала с котом всю ночь. Как только я пыталась его прогнать, он начинал шипеть и царапаться. Он искренне считал, что это я незаконно легла на его место и должна убраться. Уснуть рядом с котом не представлялось возможным — он был горячий, как батарея, а на улице стояла жара. Кот тоже не обрадовался моему присутствию, но не ушел, а развалился на кровати и захрапел.

Глава 13

На другой день хозяйка подняла меня в половине пятого утра. Зачем она так рано встает? Вот не спится людям, а я бы сейчас еще часика два вздремнула. Кота рядом уже не было, проснулся раньше и сбежал.

— Если хочешь рисовать, то отправляйся. Солнце скоро взойдет, жара начнется. Вставай, пойдем завтракать, — сказала она.

На кухонном столе стояли: борщ, каша, пюре, котлеты, жареная курица, сметана, молоко, пироги, и что-то еще в четырех кастрюлях. Она что, думает, что я это съем? Да съем. За два месяца. Этим можно кормить целый день десять человек. Неужели ночью еще гости пожаловали? Но кроме нас с соседом гостей в доме не было. Сосед еще спал, его в такую рань поднимать не стали.

Я еще не переварила вчерашний ужин, поэтому есть мне не хотелось.

— Можно чай? — робко попросила я.

— От чая не растолстеешь. У вас в Москве люди ничего не едят? Поэтому ты такая тощая! — недовольно пробурчала тетя Маня, но чай налила и придвинула тарелку с пирогами.

— Тетя Маня, а в доме есть кот? — незаметно отодвигая от себя тарелку, спросила я.

— Какой еще кот? От кошек одни блохи, нечего им в доме делать, пусть на улице бегают! Животные на то и животные, чтобы жить на улице. В доме это баловство.

Познакомить бы ее с моей мамой! Им будет о чем поговорить. Кот, оказывается, залезает в дом самовольно. Понятно, почему он благоразумно утром уклонился от встречи с хозяйкой. Она бы ему не обрадовалась.

Перед уходом я заглянула к Сергею Петровичу, но он еще не проснулся. Пусть спит, говорят, сон лечит. Если к вечеру ему лучше не станет, то придется все бросать и ехать в больницу.

Я прошла до конца улицы, перешла через мостик над ручейком и пошла вдоль лесополосы. Отойдя довольно далеко от станицы, я села под дерево, вытащила карту и призадумалась. Где же эта могила? Да где угодно! Здесь, в станице Вольготной, я была от нее так же далеко, как и в Москве. И все-таки надо ее найти как можно быстрее. Написание портрета тети Мани я смогу затянуть дня на три, не больше. Значит, у меня три дня. Думать надо быстро и правильно.

Итак, где же мне искать? Я поднялась на ближайший холм и осмотрелась. Ничего похожего на курганы и гробницы, забитые сокровищами, вокруг не наблюдалось. Ясно, что могила очень хорошо спрятана, иначе ее бы уже давно нашли. Похоже, я рассуждаю как-то не так.

Грустно и бесцельно разглядывая то карту, то линию горизонта, я вдруг поняла, что никто эту могилу не прятал, и никакого кургана никогда не было. Не было! Стоп… Ну конечно не было! Откуда ему взяться над могилой предательницы — дочки вождя? Насколько мне известно, разгневанный папочка не устраивал ей пышных похорон с цветами и с оркестром. Ну и где почти мое золото? Не знаю. Я почесала затылок. Надо еще подумать. Вдруг за две с лишним тысячи лет местность изменилась? Нет, не изменилась. Сильных землетрясений здесь не было, наводнений, тайфунов и цунами тоже.

Не очень довольная собой я сделала в альбоме несколько рисунков холмов и пошла обратно. Гуляла несколько часов и ни до чего не додумалась. Это плохо. Соображать надо значительно быстрее, лучше и качественнее.

По дороге я зашла в магазин возле площади и купила лист приличного ватмана для портрета. Скрутив его в рулон, я шла по площади, где перед зданием администрации собралась толпа очень колоритных казаков. Проводился какой-то съезд, на который приехали представители всех окрестных районов. Я остановилась, открыла альбом и стала рисовать портреты. До меня долетали обрывки разговора.

— У нас скот воруют!

— Надо вырыть ров на границе, кто с той стороны в него полезет — стрелять!

— Это нарушение прав человека! — попробовал вмешаться представитель администрации.

— Какого еще человека? — заорала толпа.

— Бог на небе, начальство в Москве, а мы тут сами по себе! — Своеобразно, но четко сформулировал народ принцип «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих», или «Бог высоко, барин далеко».