Сергей Рокотов - Свинцовый хеппи-энд
Звучало это довольно убедительно, тем более что Кузьмичев постарался придать своему лисьему лицу максимально добродушное выражение. И ему показалось, что девушка поверила его медоточивым речам.
Увидев на ее лице нечто, похожее на улыбку, он сделал несколько медленных шагов по направлению к ней. Она продолжала неподвижно стоять у стены. Кузьмичев подошел к ней и положил ей на плечи обе руки.
- Вы обманываете меня, Павел Дорофеевич, - тихо произнесла она.
- Да нет! - вскрикнул он, сам начиная верить в благожелательность своих мыслей. - Судьба свела нас, и я считаю долгом спасти тебя из лап этих бандитов. Мы живем в опасном, насквозь криминальном мире. Сейчас найти честных и порядочных людей так же трудно, как найти иголку в стоге сена. Если бы ты знала, какую трудную жизнь прожил я, сколько раз на меня покушались. Ты знаешь, я был дважды женат, одна моя жена погибла. Ее сбила машина, и не просто так, а по заказу моих врагов. А другая жена решила избавиться от меня, подослав ко мне киллеров. Только счастливое стечение обстоятельств и мои внутренние резервы помогли мне выжить. Бог бережет меня, бог бережет и тебя.
При этих словах он крепко прижал Марину к своей груди. Та попыталась вырваться, но это было не так просто, руки пятидесятидвухлетнего Кузьмичева были еще очень сильны.
- Целуетесь, милуетесь, - послышался сзади деревянный голос Кандыбы. - В час вам добрый.
- А вы что, ревнуете, Яков Михайлович? - резко обернулся Кузьмичев. - А я полагал, что вы вообще не интересуетесь женщинами.
- Во всяком случае, не в такой степени, в какой интересуетесь ими вы, любезнейший, или ваш отмороженный друг Крутой... У меня несколько иные приоритеты. Я интересуюсь мужчинами, особенно такими хитрыми и лживыми, как вы.
- Выбирайте выражения, Яков Михайлович, - побагровел Кузьмичев.
- Да пошел ты... - окрысился Кандыба, переходя на блатной жаргон. - Можешь гнать тюльку этой биксе, а я не такой фраер, чтобы хавать всю эту парашу. Насквозь тебя вижу, фуфлыжник гребаный. Обмануть хотел, падло, замочить нас всех, а с бабой продернуть. Думаешь, я не знаю, кто ты такой?
- Тихо, тихо, - бормотал Кузьмичев, елейно улыбаясь и пятясь. - Успокойся, Яков Михайлович, успокойся, зачем же так нервничать?
- Это я тебя сейчас успокою, - пробасил Кандыба и сунул руку в карман. Бог любит троицу, а дьявол примет и четверку.
- Да ты что, что ты? - залепетал Кузьмичев, понимая серьезность своего положения и продолжая пятиться. - Мы же с тобой партнеры, мы же с тобой компаньоны, такое дело сделали, так все прекрасно провернули... А что теперь? Осталось завершить нашу операцию и получить денежки. А ты так горячишься. Что, торчать тут надоело? Правильно, мне тоже надоело хуже горькой редьки, и нашей гостье надоело. Возьми себя в руки...
Марина продолжала стоять у стены, пристально глядя на ссорившихся бандитов. Трудно было что-нибудь прочитать в ее небесно-голубых глазах. Однако она напряженно думала, лихорадочно искала выход из создавшейся ситуации, прекрасно понимая, что жизнь ее не стоит сейчас и ломаного гроша, что у лысого Якова Михайловича в кармане пистолет и что ему ничего не стоит вытащить его и застрелить их обоих.
- Я взял себя в руки, - пробасил Кандыба, снова переходя на присущую ему тягучую манеру .говорить. - Я трезво поразмыслил над создавшейся ситуацией и вспомнил слова великих о том, что самое дорогое для человека - это жизнь. А деньги, пусть даже большие - это все наносное, поверхностное, это суета сует и не более того. Единственный выход сохранить свою жизнь - прекратить это бесперспективное дело. И немедленно.
Он вытащил из кармана пистолет и передернул затвор.
- Мы взялись за это дело без всякого определенного плана, я уже говорил тебе это. Мне бы сообразить раньше, что все это сплошная туфта. Девочка... поглядел он своими рыбьими глазами на Марину. - Твой папаша очень богат, очень влиятелен, ему ничего не стоит размазать нас по стене или по земле. Мы для него не более чем вши. Если мы предъявим ему свои требования, он натравит на нас всю милицию, все ОМОНы, "Альфы", СОБРы и тому подобное. Ему это ничего не стоит, он близок к правительственным кругам и баснословно богат. Нас загонят в такой угол, откуда нам никогда не выбраться. Возможно, наш крутой друг уже занимается тем, что шантажирует его, возможно, что уже и не шантажирует, а сидит в бетонном подвале и костоломы выбивают из него признания. А, возможно, сюда уже спешит целая дивизия, чтобы взять нас и освободить тебя. А у меня жизнь тоже только одна, и я ею дорожу, хоть, по вашему мнению, и я не должен существовать на этом земном шарике. И приношу вам свои извинения за то, что я, вопреки этому мнению, буду бороться за эту единственную жизнь. Так что все, ребятишки, пришел ваш последний час.
- Дурак... - прошептал Кузьмичев, с ужасом понимая, что Кандыба совершенно прав и создавшуюся ситуацию оценивает предельно верно. - Дурак ты. Подумай, каких денег ты лишаешься. Ты же в розыске. Тебя все равно возьмут рано или поздно, и скорее всего рано. Полагаешь, если ты был там в парике и в усах, никто не узнает, что это был именно ты, а не кто-нибудь другой. О тебе знают и Чума, и Крутой. Раевский найдет тебя и заживо сожжет, если ты причинишь вред его дочери. Плана нет, ты прав. Но вот, у меня есть план. Хороший план... Давай объявимся сами, отдадим Раевскому его дочь, и я уверен, он отблагодарит нас и даст нам возможность продернуть за кордон. Ведь это Гараев все затеял, с него и спрос. А мы маленькие люди. Он отблагодарит нас, вспомни, что рассказывал нам Султан. Он не пожалеет никаких денег...
Главной задачей Кузьмичева в этот момент было выиграть время и заставить этого упыря хоть на секунду расслабиться, поэтому можно было говорить все, что угодно. Только бы он не выстрелил, только бы не выстрелил. Оружие самого Кузьмичева лежало в ящичке в другой комнате, да если бы даже оно лежало и в его кармане, он бы не успел его достать - стрелял Кандыба великолепно, быстро и предельно точно, он уже успел это доказать.
- Красиво поешь, как тебя там... Павел Дорофеевич, что ли, - улыбнулся во весь свой громадный рот Кандыба. - Девушка не ошиблась - никакой ты не Валерий Иванович и не Учитель. Ты Кузьмичев, вот ты кто. Ты был депутатом Государственной Думы, а потом якобы утонул в Днепре. Слухами земля полнится, а воровская почта самая надежная.
- Ах ты, падло, - не удержался Кузьмичев.
- Не больше, чем ты. Усахарил свою жену, потом родного брата, и братва решила утопить тебя в Днепре. Но ты выплыл, как невесомая говешка, и возродился в образе Учителя времен и народов в городишке Задонске. Там ты собрал сонмище неграмотных отморозков, не умеющих ни читать, ни писать, и возомнил себя гением преступного мира. Но ты не гений, ты фуцен позорный, ты шестерка ментовская. Ты еще в семидесятых в Смоленске братков заложил, Усатого на девять лет к хозяину спровадил, да тебя за одно это надо порвать, волчуга. Только сейчас ты не на того напал, я-то человечек грамотный и начитанный.
- А что тебе Усатый? - напрягся Кузьмичев, пораженный его информированностью. - Он что, кореш твой? Тебе-то что до него?
- Я его видел один раз в жизни, да и то при довольно любопытных обстоятельствах, - ухмыльнулся Кандыба, вспоминая, как он со своими корешами в Теплом Стане обстрелял из автоматов машину, в которой сидели его заклятые враги из грузинской группировки и в которой, как выяснилось впоследствии, находились и Усатый с женой. - Но вряд ли благодаря этой нашей встрече он может считать меня своим другом. Только знаю, что он в авторитете, а вот кто ты такой, в толк не возьму. А мне оно и ни к чему, просто ты мне сейчас мешаешь, и я собираюсь прекратить твой славный жизненный путь. Как говорил герой одного фильма, я вычеркиваю тебя из списков живущих на земле. А ты уж, девушка, извини меня на том свете. А на этом каждый сам за себя: выживешь ты - не выживу я. Я выбираю себя, что поделаешь?
- Отдайте меня родителям, - еле слышно прошептала Марина. - Они вам заплатят большие деньги.
- Хотел бы, - выпучил глазищи Кандыба. - Очень хотел бы, ты девушка хорошая, красивая, воспитанная. Только никак не могу. Больно уж грехов на мне много. Я тебя отдам, а меня тут же примут. Ты знаешь, есть на свете такой остров Огненный. Там меня ждут с нетерпением, камера для меня готова. В шесть подъем, в девять отбой, жратва самая позорная, прогулки минимальные. И так до конца жизни. А мне всего сорок лет. И здоровье вполне удовлетворительное, Так что на тамошней диете, глядишь, еще лет сорок просуществую. Очень бы мне этого не хотелось. Так что самое милое дело - это от вас обоих избавиться. Спокойнее на душе будет.
- Не будет! - крикнул Кузьмичев. - Раевский тебя все равно хоть под землей найдет! Что такое?! - Он вдруг резко повернулся к забитому досками окну. Слышишь?! Это еще кто?! Неужели ты прав?!
Машинально повернулся и Кандыба. Этого мгновения хватило для яростно жаждущего жить Павла Дорофеевича. Он совершил какой-то головокружительный бросок в сторону Кандыбы и в этом броске нанес ему головой сильный удар в солнечное сплетение. Кандыба машинально нажал на курок, грянул выстрел, пуля угодила в стену.
