Ричард Касл - Обнаженная жара
Затем Рук ввел «Петар Матич Никки Хит» и обрадовался, не найдя соответствий. Особенно ему понравилось, что Хит не участвовала в съемках. Рук выбросил из головы назойливое видение того, как Никки ползает по джунглям в компании хорватского Ромео, и взялся выметать битое стекло.
Примерно через полчаса его телефон заиграл мелодию из «Сетей зла».[108]
— Заметь, предупреждаю заранее, — сказала Никки. — Я за углом, и у тебя ровно две минуты, чтобы шугануть кошек.
— Что, всех? Вот к этой я успел привязаться! Подожди минутку. — Притворившись, будто прикрыл трубку ладонью, Рук громко проговорил: — Вы меня искушаете, миссис Робинсон!
И услышал голос Никки:
— Поберегись, Рук. Как бы тебе опять не остаться с разбитым носом.
Она принесла с собой кофе — конечно, не идущий ни в какое сравнение с божественным кофе Джеймсона Рука — и пакетик теплых бейглов.
— Я прикинула, что все равно буду в центре, так что можно навестить редактора Кэссиди Таун и уже оттуда ехать в участок. — Заметив что-то в его лице, Никки насторожилась. — Что такое?
— Ничего. Не знал, что мы с тобой едем в издательство.
— Ты не хочешь? Рук, ты же всюду рвешься меня сопровождать. Прямо золотистый ретривер — делаешь стойку каждый раз, когда звенят ключи от машины.
— Нет, я хочу, конечно. Просто жаль, что я так мало успел. Здесь по-прежнему черт ногу сломит.
Никки вместе с чашкой и надкушенным кунжутным бейглом отправилась в кабинет оценить обстановку.
— Да ты и не начинал!
— Нет, начал, а потом сел за компьютер поработать над статьей о Кэссиди.
Никки взглянула на монитор, где крутился скринсейвер с Большим Лебовски[109] — плавающее по шару для боулинга изображение его лица. Потом ее взгляд упал на игрушечный вертолетик с радиоуправлением рядом с компьютером. Она тронула рукой фюзеляж.
— Еще теплый.
— Злодеям от тебя не укрыться, Никки Хит!
До поездки в издательство оставалось еще с полчаса, и Никки принялась собирать разбросанные бумаги. Рук пристроил вертолетик на подоконнике и произнес настолько непринужденно, насколько это возможно, когда человек «забрасывает удочку»:
— Должно быть, здорово вот так столкнуться со старым приятелем?
— Еще бы не здорово! Тем более когда кругом одни ловушки. — И тут же спросила: — Ты считаешь, что он попал в число трофеев Кэссиди, да?
— Что? А, я об этом и не думал. — Рук поспешно отвернулся, чтобы поставить собранные ручки в сувенирную кружку из музея Марка Твена. — А ты так думаешь, да?
— Понятия не имею. Иногда хочется принять хоть что-то за чистую монету. — Под ее взглядом Рук опять отвернулся, на сей раз к коробочке со скрепками. — Никак не ожидала услышать, что Кэссиди кому-то помогала, вот как Пету.
«Пет!»[110] — Рук сдержался, чтобы не закатить глаза.
— Ну, насколько я знал Кэссиди, она была жесткой, но не чудовищем. Хотя и альтруисткой я бы ее не назвал. Уверен, помогая Пету разобраться в тонкостях закулисного мира, она получала своего человека на телевидении, который чувствовал себя обязанным ей.
— А был у нее хоть кто-то, кого можно назвать близким другом?
— Насколько я знаю, нет. Она обрекла себя на участь одинокого волка. Не то чтобы жила одиноко, но свободное время проводила среди цветов, а не среди людей. Видела керамическую табличку у нее на стене — у выхода на балкон? «Когда жизнь тебя разочаровывает, остается сад!»
— Похоже, Кэссиди немало приходилось разочаровываться.
— Все же, — заметил Рук, — нельзя ставить человеку в вину заботу о живых тварях. Включая растения.
Никки выпрямилась с кипой листов в руках и подровняла их, постучав по животу.
— Не знаю, что куда, так что кладу пока на тумбу. По крайней мере, освободила тебе место для игр с вертолетиком.
Рук трудился бок о бок с Никки, сваливая осколки на приспособленный под мусор кухонный поднос.
— Знаешь, мне нравится заниматься с тобой домашним хозяйством.
— Даже не думай, — посоветовала она. — Хотя… гм. Чем увлечь девочку из полиции, как не уборкой места преступления?
На тумбе место закончилось, и следующую пачку Никки сложила на рабочий стол. При этом она задела клавишу «пробел» и скринсейвер мигнул, уступив место результатам поиска в «Google»: «Петар Матич Никки Хит».
Не зная, успела ли Никки прочесть, Рук закрыл ноутбук, пробормотав что-то насчет «мешается под руками». Если Никки и видела, то никак этого не показала. Рук заставил себя несколько минут поработать молча, собирая книги, потом небрежно обронил:
— Я звонил тебе вечером, но ты не взяла трубку.
— Знаю, — только и ответила Никки.
Вчера, выходя из студии «Еще позже», Рук пригласил ее в ресторан, но Никки отказалась, сославшись на накопившуюся со вчерашнего дня усталость.
— От секса со мной? — спросил он тогда.
— Ну еще бы! Рук, ты меня вымотал!
— Правда?
— Не в упрек тебе, но, если ты не забыл, прямо перед ночью блаженства с тобой у меня было очень веселое свидание с техасцем. После достаточно насыщенного рабочего дня.
— Все это относится и ко мне.
Никки нахмурилась:
— Прости, но разве ты дрался с техасцем? Скорее, просто сидел в кресле, а потом перевернулся.
— Ты меня ранишь, Никки. Ты как бичом отстегала меня насмешкой!
— Нет, — уточнила она, не скрывая довольной улыбки, — пояском халата.
После этого Руку еще сильнее захотелось провести с ней ночь, однако Никки, как всегда, стойко защищала свою независимость. Рук отправился домой в самом мрачном расположении духа: писательская фантазия уже рисовала ему вероятные последствия обмена телефонами между старыми друзьями по колледжу.
Засовывая на место том «Оксфордского словаря английского языка», он сказал:
— Я не сразу решился позвонить. Боялся тебя разбудить. — Поставив на место еще один синий том, он добавил: — Ты ведь сказала, что хочешь спать.
— Ты меня проверяешь?
— Я? Что за бред!
— Если хочешь знать, я скажу.
— Ник, мне ни к чему это знать.
— Когда ты звонил, меня не было дома. — Для заядлого игрока в покер Рук скрывал свои чувства не лучше кролика Роджера[111] после порции виски. Наконец Никки договорила: — Я не могла заснуть и поехала в участок. Хотела посмотреть в базе ФБР сведения о подобном оружии, клейкой ленте и склонности к пыткам. Иногда modus operandi[112] кое-что подсказывает. Вчера ночью я ничего не обнаружила, но связалась с аналитиком из Национального центра расследований уголовных преступлений в Квантико — там обещали заняться этим подробнее. Еще я переслала им отпечатки с ленточной катушки.
— Значит, ты все это время работала?
— Не все время, — отрезала она.
Так и есть. Она успела заглянуть в «Google». Или не успела, а на самом деле была с Петаром.
— Вы хотите меня помучить, детектив Хит?
— А вам этого хочется, Джеймсон? Чтобы я вас помучила? — С этими словами она допила кофе и понесла чашку на кухню.
— Это кодекс, приятель, — пояснил Каньеро. — Этот дурацкий кодекс не позволяет людям нам помогать.
Они с напарником сидели в своей неприметной тачке напротив «Похоронного бюро Морено» на углу 127-й и Лексингтон-авеню.
Дверь в похоронное бюро все не открывалась, и Таррелл озирался по сторонам, наблюдая, как поезд тормозит у станции «Гарлем», последней перед Центральным вокзалом, где ему предстояло высадить утренних пассажиров из Фэрфилда.
— Какая глупость! Особенно когда речь идет о семье. Я к тому, что должны же они понимать: мы разыскиваем убийцу их родственника.
— Не ищи смысла, Тэрри. Кодекс велит не доносить, и не важно о чем.
— Чей кодекс? Не похоже, чтобы у семьи Падильи имелись преступные связи.
— Этого и не нужно. Это заложено в культуре. Даже если тебя не убьют за донос, он тебя принижает. Никто не хочет быть подлым доносчиком — таково правило.
— Тогда на что мы надеемся?
— Не знаю, — пожал плечами Каньеро. — Может, на исключение?
Черный фургон дважды просигналил, подъехав к дверям похоронного бюро. Оба детектива взглянули на часы. Они знали, что тело Эстебана Падильи выдадут из полицейского морга в восемь утра. Сейчас была четверть девятого, и они молча наблюдали, как металлическая шторная дверь поднялась и двое служителей вышли, чтобы принять темный мешок с телом убитого.
Почти ровно в девять подъехала и остановилась рядом белая «хонда» девяносто восьмого года.
— Пошли, — встрепенулся Таррелл. И выругался, узнав в водителе необщительного кузена, с которым они имели дело прошлым вечером. Когда тот скрылся за дверью, Таррелл буркнул: — Вот тебе и исключение!
Они молча просидели еще десять минут, никого больше не дождались, и Таррелл завел мотор.
