Наталья Солнцева - Пассажирка с «Титаника»
– Ах, мой благородный рыцарь, – усмехнулась Глория. – Боюсь, уже поздно. Твой подвиг ничего не исправит.
Сыщик застыл посреди гостиной, сделал шаг назад и рухнул на диван. Пружины издали тихий скрежет.
– Что?.. Она мертва?.. Я не успел?..
– Судьбу не обманешь.
– И ты спокойно говоришь об этом? Я сейчас же поеду… я…
– Тебе не нужно туда ехать, Рома. Ложись в постель и прикладывай компресс на затылок. А лучше – лед. У тебя есть лед? Я пойду взгляну.
Она отправилась на кухню, открыла холодильник и достала форму для ледяных кубиков. Та оказалась пуста.
Лавров слышал, как льется вода. Очевидно, Глория наполнила форму и поставила воду замораживаться.
– Я поеду, – твердил он. – Поеду. Держись, Хаса! Я не оставлю тебя в беде…
Он резко встал, все вокруг поплыло, его повело в сторону. Глория прибежала на грохот и увидела больного на полу.
– С головой не шутят, – ворчала она, наклонившись и трогая его влажный лоб. – До вечера я запрещаю тебе вставать с постели. А там посмотрим. Не терзайся так! Ничего с твоей плясуньей не случится…
Глава 23
Дневник Уну
После спиритического сеанса с Аменофис я затосковала. Казалось, я потеряла нечто бесконечно дорогое: далекий дом, близких, всех, кого я любила.
На самом деле терять мне было нечего и некого, кроме Мената. Люди, которых я оставила в Новохимске, вызывали у меня брезгливое отвращение. Я не скучала по матери, братьям и сестрам. Моя жизнь до встречи с Менатом засохла и отпала, словно осенний листок с дерева.
Но оказалось, что у меня все-таки есть прошлое. Я ощущала его по проблескам в сознании, по незначительным мелочам, которые просыпались в моей памяти, по ностальгии, которой я раньше не знала. И этим прошлым был вовсе не ушедший в бездну «Титаник». Оказалось, что у меня есть еще более ранние воспоминания, и Аменофис – их неотъемлемая часть.
Меня все сильнее волновал перстень на руке Мената. Я уже видела такой очень давно. Так давно, что человек, носивший его, канул в Лету: я не могла представить его лица, рук, голоса. Зато перстень с круглым черным камнем накрепко врезался в мою память. В тусклом блеске этого камня таилась разгадка.
Менат по-своему воспринял беседу с Аменофис. В сущности, он в ней не участвовал. Я передала ему слова прорицательницы, и уж ему было решать, верить мне или нет.
Он поверил безоговорочно.
Если меня поразили мои чувства, разбуженные Аменофис, то его взволновали Ворота Плутона и Аль-Искандария.
– Я выясню, что за этим кроется, и обязательно поделюсь с тобой, – заявил он. – Она не зря упомянула эти названия.
Я кивала, хотя мои мысли занимало прощание с Аменофис. Это был конец, за которым брезжило начало. Начало и конец – две вехи, между которыми блуждает человеческая душа: что-то ищет, к чему-то стремится, от чего-то бежит. Вечное хождение по кругу.
– Коридор времени! – повторял Менат. – Вот ради чего стоит потрудиться. Аменофис умеет прокладывать его. Я не успел спросить, как она это делает.
– Думаешь, она бы сказала?
– Гибель «Титаника» напрямую связана с этим явлением. Я выяснил, что ты не единственная, кого подобрали на месте крушения много лет спустя. В 1991 году научно-исследовательское судно «Ларсон Напер» наткнулось в Атлантике на шлюпку. В ней сидел седобородый мужчина в форме компании «Уайт Стар Лайн»[7]. Он называл себя капитаном «Титаника» Эдвардом Джоном Смитом. Его постигла та же участь, что и тебя.
– Он… быстро состарился и умер?
– Именно так. Еще есть сведения о маленькой девочке, которую выловили из воды вместе со спасательным кругом с «Титаника». Естественно, она ничего не могла рассказать о себе…
– Такая кроха выжила в ледяных волнах? – поразилась я.
– Коридор, дорогая! Не забывай о коридоре. Его свойства могут быть самыми загадочными.
Мената захватили перспективы коридора. Он с воодушевлением говорил, а я молча слушала.
– В 1972 году радист американского линкора «Теодор Рузвельт» принял от «Титаника» сигнал SOS! Морзянка слабо пробивалась сквозь помехи в наушниках, и радист поначалу не поверил себе. Он занялся собственным расследованием и установил, что его коллеги-радисты получали радиограммы с «Титаника» примерно раз в шесть лет.
– Ну и что? Радист попал в психушку?
Менат кивнул.
– Так я и думала.
– А в 1996 году канадское судно «Квебек» получило очередной сигнал с тонущего лайнера.
– Жаль, что спасти никого уже нельзя, – вздохнула я.
– «Титаник» продолжает взывать о помощи! Ты понимаешь? Коридор все еще действует!
До меня вдруг дошло, почему я родилась на северо-востоке России, в забытом богом поселке, в семье горьких пьяниц. Перед появлением на свет я выбрала прозябание и самый глухой угол, откуда меня никоим образом не могло забросить на роскошное круизное судно. Однако мои мечты вырваться из трясины, куда меня загнал пережитый ужас, оказались сильнее этого ужаса. Мечты опасны. Потому что они сбываются.
Потекли дни и месяцы в Москве, до отказа наполненные учебой, прогулками по городу, беседами, театрами, выставками и музеями. Менат изредка водил меня в рестораны, приучал к этикету и умению держаться на людях. Он заказывал столик на виду и даже приглашал меня танцевать. Я жутко смущалась официантов, швейцаров, продавцов в магазинах и прочих «важных» особ. В салонах красоты Менат приказывал завешивать зеркало, у которого я сидела, и пресекал вопросы и сплетни. Постепенно я освоилась и почувствовала вкус обеспеченной жизни. Деньги решали многое, а у Мената их было достаточно.
– Ты стала настоящей леди, – как-то обмолвился он. – Выглядишь совсем взрослой.
Мы переезжали с квартиры на квартиру, на лето снимали загородный дом. К тому времени мы с Менатом уже были связаны неразрывно. Странная любовь соединила нас. Страсть без секса, ласки без соития. Мы оба знали, что никогда не испытаем полной взаимности. Это недопустимо. Жажду близости мы гасили абсентом и физическими нагрузками.
Я познавала себя шаг за шагом, пядь за пядью. Менат был моим проводником там, куда бы я не осмелилась сунуться сама. Мы преодолевали забвение и невежество, которыми я закрывалась от самой себя.
Однажды, особенно тихим и доверительным вечером, я спросила:
– Где ты берешь деньги, Менат?
– Мне дает их смерть.
– Смерть?!
– Весьма щедрая особа, – улыбнулся он. – Ты шокирована, Уну?
У меня перехватило дыхание. Хотя чему было удивляться? Чего-то подобного я ожидала. Конечно же смерть.
– Она прячется в зеркале, – сказала я, ощущая холодную дрожь. – Знаю, она живет там. Ждет своего часа. Поэтому я не смотрюсь в зеркала.
– Хочешь съездить на место гибели «Титаника»? – внезапно предложил он.
Я задрожала сильнее. «Титаник»? О, нет! Только не это!
– Коридор еще открыт, – прошептал Менат, крепко прижимая меня к себе. – Определенно. Мы можем…
– Нет!.. Нет…
– Ладно, я пошутил. Взгляни на этот камень, – он поднес к моему лицу руку с перстнем. – Что он тебе напоминает?
– Зрачок! – выпалила я.
– Мы подошли совсем близко к смерти, Уну. Мы рядом. Ты чувствуешь ее дыхание?
Я молчала, ощущая подкатившую к горлу волну отчаяния. Смерть, опять смерть.
– Мы служим ей, она – нам, – прошептал Менат. – Она тоже ищет любви. Ты ощущаешь ее в себе? Выпей…
Он плеснул мне зеленой жидкости с привкусом полыни, которую я с трудом проглотила.
– «Титаник» лежит на дне, дорогая. С корабля подняли некоторые вещи. Среди них – ружье, из которого якобы стрелял капитан Смит, дабы пресечь панику. Оно произведено в… 1928 году!
– Как это? Лайнер затонул в 1912…
– Коридор, – многозначительно произнес Менат. – Его качества потрясают.
– Не говори мне об этом! – взмолилась я.
– На «Титанике» обнаружили еще кое-что…
– Замолчи! Замолчи!
Я не хотела его слушать, не хотела возвращаться на место, где железная громадина погребла под собой мумию Аменофис. Где-то там, в бездне океанских вод, покоится и статуэтка Осириса, которую тысячи лет назад заботливая рука жреца положила в ее саркофаг. Вдруг что-то пойдет не так, и мы с Менатом расстанемся? Навсегда. Он уверен, что сумеет войти в коридор, но…
– Лучше не пробовать, – выдавила я.
– Я знал, что ты не согласишься. Атлантика оставила у тебя неприятный осадок. Тогда мы полетим в Турцию отдыхать и путешествовать. Ты рада?
– У меня нет заграничного паспорта. Мне еще не исполнилось…
– Ты уже не та бледная худышка, которая вот-вот переломится надвое. Твой ум и твое тело сделали рывок вперед. А паспорт я тебе выправлю. Скоро мы с тобой будем жить под одной фамилией, как муж и жена. Мы поженимся, Уну.
– Поженимся?..
Москва
Лавров проспал до пяти часов вечера, пока его не разбудила Глория.
