Дия Гарина - Битте-дритте, фрау-мадам
— И что там за дверью? — я с усилием переключилась на насущные проблемы.
— Не знаю, — размытый силуэт Егоровны пожал плечами. — Дверь-то закрыта. Оружие, наверное…
— Почему вы это скрываете? — возник у меня закономерный вопрос. — Об этом же надо, куда следует, сообщить! Вдруг взорвется…
— Шестьдесят пять лет не взрывалось, и ни с того ни с сего взорвется? — отмахнулась старушка. — Давай-ка лучше выбираться. Сюда воздух почитай, что не идет. Ему только и хватит.
Я уже вывалилась из печи, а Егоровна все пристраивала на место разрисованный кусок фанеры, имитирующий закопченную кирпичную кладку. Пока Силантьева выбиралась из печного чрева на белый свет, я удивленно оглядывала себя, поражаясь тому, что почти не испачкалась. Похоже, по назначению эта печь ни разу не использовалась.
— Чего застыла? Помоги! — потребовала голова Егоровны, показавшаяся из топки.
Пришлось спешно подставлять руки под ссохшееся и все же странно тяжелое старушечье тело. Бережно опустив Егоровну на пол, я вдруг поняла, что в коптившей под потолком керосиновой лампе больше не было нужды. Рассвет хозяйничал в комнате вовсю.
— И все-таки нужно про бункер рассказать, — то ли с сомнением, то ли с осуждением покачала я головой. — Опасно ведь. Честное слово, опасно!
— Рассказать? — баба Степа встрепенулась драчливым воробьем. — Что бы они меня по допросам затаскали? Почему, мол, молчала столько лет?
По допросам… Мама дорогая! Под прессом свалившихся событий я едва не забыла, что сегодня в девять утра меня ждут на допрос в Ухабовском РОВД.
— Степанида Егоровна, мне в город надо! — мой выкрик донесся в избу уже снаружи. — Приглядите за Панфиловым. Если проснется, никуда его не выпускайте. Ждите, когда я вернусь!
Ответ бабы Степы, если он был, так и не догнал меня, устремившуюся по тропинке к Дмитровским огородам. Жаль, конечно, что старушка не показала короткую дорогу, но взять ее в провожатые, значит, оставить Панфилова одного. А этого допускать никак нельзя.
Пока я неслась по лесу, выжимая остатки прыти из громко топающих ног, мысли, не сдерживаемые никакими преградами, несли меня на своих невидимых крыльях. На допросе придется крутиться, как уж на сковородке, и надеяться на профессионализм Челнокова. Странная штука память. Сейчас я могла бы во всех подробностях пересказать вечеринку, на которой в шутку подписала, подсунутые мне Павлом бумаги, из которых следовало, что с этой минуты он становится моим собственным адвокатом. Зачем ему это понадобилось, так и осталось загадкой, но на утро я смеялась вместе с ним над своей шатающейся из стороны в сторону подписью. Зато теперь на законных правах адвоката он будет сидеть рядом со мной в кабинете следователя и ни за что не даст меня в обиду. И я даже не вздрогну, когда лысый подполковник пройдет от меня с правой стороны, той самой, где наливается сейчас фиолетовым свечением совсем не маленький кровоподтек.
Успешно справившись с бегом по пресеченной местности, я, не тратя времени на восстановление дыхания и прощание с Романовским, буквально рухнула на сидение «Опеля». Но именно благодаря спешке к гостинице «Юбилейная» подкатила ровно в восемь часов. Проходя мимо администраторши и пребывая в мечтах уже под прохладными струями душа, я вдруг вспомнила, что ключ остался в номере на тумбочке. Интересно, Павел закрыл мою дверь? Может быть, он захочет отомстить мне и не отдаст ключа. Заставит идти на допрос в таком жутком виде?
Пока я мысленно прокручивала оправдательную речь, которую буду держать перед своим адвокатом, ноги самостоятельно привели меня к двери номера. Она оказалась открыта. Бросив беглый взгляд на пустую не заправленную кровать, я снова вышла в коридор и постучалась в номер Павла. Ответом мне было категорическое молчание. Похоже, мой адвокат, взбешенный ночным поведением своей подзащитной, самым натуральным образом сбежал, дабы уберечь имущество гостиницы от разрушительного действия взрывной челноковской натуры. Наверное, торчит сейчас возле РОВД и сходит с ума от каждой минуты ожидания. Ничего, подождет. Все силы мира сейчас не заставят меня отказаться от душа и чашечки черного кофе.
Через полчаса, приняв в баре так необходимую мне дозу кофеина, я вышла на крыльцо «Юбилейной» и словно попав в нетающие льды Антарктиды покрылась мурашками с ног до головы. Слежка. Отличная профессиональная слежка. Я закрутила головой в поисках севших мне на хвост субъектов, не нашла, и даже зауважала своих противников. По всему выходило, что подполковники или даже сам Иловский решили организовать за мною наружное наблюдение. В сущности это меня не слишком смутило. Пусть смотрят. Мне нечего скрывать от своего народа. Тем более, что миссию свою я этой ночью выполнила и перевыполнила. А к Панфилову собиралась только к вечеру, и за это время мы с Павлом придумаем, как сбить шпиков со следа. Так что все идет хорошо и даже замечательно. Почему же тогда, сердце ноет и сжимается, будто передо мной не самая обыкновенная гостиничная лестница, а спуск в Дантов ад.
Увидев выходящую из гостиницы женщину, трое мужчин в видавшей виды «шестерке», припаркованной у соседнего здания, с сожалением собрали засаленные карты. Два, развалившихся на заднем сидении амбала потянулись за черными масками, мирно дремавшими у заднего стекла, а водитель аккуратно завел недавно прогревавшийся мотор. Осталось только плавно тронутся с места, подкатить к широкой лестнице, по которой устало спускалась черноволосая женщина, резко затормозить и…
–..! — выругался один из троицы, наблюдая за неожиданно возникшими на лестнице персонажами. — А эти откуда взялись?
— Да какая, мать вашу, разница! — отозвался его напарник. — Давай, шефу звони. Пусть он решает.
— Точно, — поддержал водитель. — Пусть шеф решает…
Быстро запикали кнопки мобильника, и вскоре в кабинете, укрытом от надоевших солнечных лучей тяжелыми темно-синими шторами, раздался телефонный звонок. Снявший трубку хмурый мужчина, выслушал льющиеся из нее сбивчивые объяснения, коротко отдал распоряжения и отключился.
— Ладно, поехали, — буркнул водитель. — Теперь без нас разберутся. Мне эта идея с самого начала не вкатывала. На глазах у всего города, почти у ментов под носом… А тут еще эти налетели…
— Ну, так трогай, чего зря языком треплешь, — донеслось с заднего сидения, и обиженный водитель объехав, стоящую впереди «Оку», не быстро и не медленно покатил мимо гостиницы, краем глаза косясь на развернувшееся на лестнице действо.
Хмурый хозяин затемненного кабинета, еще немного покрутил в руках молчаливую трубку, потом опустился в широкое кожаное кресло и нажал на кнопку вызова. Явившийся через секунду огненно-рыжий помощник всем своим видом являл желание разбиться в лепешку, но выполнить любое задание раздраженного шефа.
— За то, что ты ее упустил, Максимушка, я спрошу с тебя потом… — услышал помощник начало неприятного разговора и поспешил раскаяться.
— Петр Петрович, но кто же мог предположить, что она, дав подписку, тут же смоется из города?
— Ты, Максимушка, ты должен был предположить! — рявкнул Иловский. — И ты должен бога благодарить за то, что сегодня утром она вернулась. Мне только что Толян звонил, спрашивал: как быть?
— Слава богу, — покорно согласился помощник Максим и на всякий случай уточнил: — Так они ее уже везут? И этот упрямец нам уже не нужен? Замучился я с ним, доходягой, чуть что — сразу вырубается. Может, его того…
— Нет, — отрезал Иловский. — Они ее не везут. Возникли непредвиденные обстоятельства. И по завету великого вождя, мы пойдем другим путем. Поговорим с ней по душам. Кстати, он у тебя еще может говорить? Вот и отлично. Тогда набери номер гостиницы…
Я уже спустилась на три ступеньки и почти совсем думать забыла про слежку, как вдруг передо мной словно из-под земли возникла, недобрым словом будь помянута, журналистка Оксана. Руки ее уверенно сжимали небольшой диктофон, который она ткнула мне в лицо со словами:
— Почему вы похитили Алексея Панфилова? На кого вы работаете?
Кажется, она собиралась еще что-то спросить, но я, находясь не самом лучшем расположении духа, вырвала у настырной папарацци диктофон и уже подыскивала место, куда его можно зашвырнуть, но тут на лестнице стало очень тесно. Три оператора с профессиональными видеокамерами на плечах и столько же симпатичных молодых девушек, размахивающих микрофонами разных видов, сноровисто окружили меня, отрезая пути к отступлению. Редкие в этот час прохожие застывали с открытыми ртами, и медленно, но верно подтягивались к гостинице, привлеченные непривычным для Ухабова зрелищем.
Сообразив, что к обвинению в похищении может добавиться еще и порча чужого имущества, и иск за нанесение морального ущерба, я, оскалившись в недоброй улыбкой, протянула Оксане жгущий руку диктофон.
