Однажды в Мидлшире - Дарья Эпштейн
На всякий случай: мои любимые цветы – белые лилии. Вдруг вам по дороге попадется цветочный магазин.
Наслаждайтесь печеньем. Это рецепт моей бабушки. Их лучше есть горячими, хотя, насколько я помню, и холодными они тоже бесподобны.
С любовью, Ева.
P. S. Надеюсь, вы не против, что я написала “с любовью”?»
Чудесная Ева! Виктор дал себе обещание, что обязательно увидится с ней, несмотря на свое расписание. И обязательно привезет ей белые лилии и печенье по тому самому рецепту. Вот только сам он вряд ли его испечет. Точно не с первого раза, а до Рождества у него не так много попыток. Может, попросить Сьюзан?
Он посмотрел в сторону редакторского стола, где она все еще тихонько беседовала с Дропсом, и фыркнул. «У вас что, роман?» Удивительно, что такое вообще могло прийти кому-то в голову. Трудно было представить более неподходящих людей. Сьюзан – тихая, добрая, из тех, кого не очень-то замечаешь, пока они тебе не понадобятся. Эти ее бесформенные свитера и шерстяные юбки… Ох. «Но она очень хороший человек, – напомнил он сам себе. – Именно так».
Себя же Виктор видел ярким, остроумным, стильным и в меру нелепым талантом. Правда, та часть его личности, что отвечала за критическое мышление, периодически напоминала ему, что к тридцати годам он так и не создал ничего стоящего и по-прежнему мечется по жизни, как в студенчестве. Иногда эта часть становилась огромной и затапливала всего остального Виктора. Тогда он становился мрачным, угрюмым и погружался в прокрастинацию. Из этого состояния его лучше всего выдергивала тетушка. Она просто звонила и рассказывала очередную дурацкую историю из своей жизни, а потом они хохотали. Виктор каждый раз предлагал ей написать наконец мемуары, а она отвечала, что ей всего-то слегка за шестьдесят и еще рано. Кто знает, что еще произойдет?
Надо бы позвонить ей. Он ведь так и не рассказал, что нашел работу и больше не нуждается в ее «инвестировании». Хотя сейчас она, кажется в ретрите где-то в Индии, так что звонить бесполезно. Лучше написать. Прочтет, когда вернется в реальность.
С этой мыслью Виктор открыл почту. И тут же забыл о тетушке. Его ждал ответ от приятеля из центрального архива Мидлшира. С неподражаемой язвительностью он благодарил Виктора за первое за пять лет письмо и приглашал в гости на кладбище Сент-Бенедикт, поскольку, когда Виктор соберется заехать, приятель наверняка уже будет отдыхать там. Виктору стало стыдно. В университете они с Марвином считались чуть ли не лучшими друзьями. А теперь он вспомнил о нем, только когда потребовалось пройтись по генеалогическому древу лордов из глубинки… Такая вот дружба. Виктор пообещал себе, что обязательно позвонит Марвину, как только выдастся минутка.
Потом он открыл приложенный документ и пролистал его до самого конца.
* * *
В то же время Огастес Бушби сидел в комнате внука и читал. Амелия Найджел была к нему несправедлива – садовник читал часто и помногу, правда, только то, что считал действительно стоящим. Например, журналы «Королевский садовод» и «В мире роз» он штудировал от корки до корки, не говоря уже о каталогах современных удобрений. Иногда его внимание перепадало и «Мидлшир-таймс». А когда Джо был маленьким и Сьюзан с Джейкобом приезжали в Мидлшир на праздники, Огастес читал внуку детские стишки. Так что мир литературы был ему знаком, хоть и шапочно.
Сейчас был особый случай. Огастес читал о лесных духах. Точно так же, как Джо, он отложил в сторону сказки и взялся за серьезные книги, и теперь храбро пробирался сквозь нагромождения терминологии.
Чем больше он узнавал, тем глубже становилась морщина у него на лбу. Авторы, видимо, получали особое удовольствие, пересказывая наиболее кровавые легенды. Они делали это столь красочно, что хотелось забаррикадироваться под кроватью. К каждой истории прилагался комментарий, что это всего лишь предание, записанное со слов крестьян, но это уже не помогало.
Огастес сравнивал прочитанное с образом испуганного смуглого мальчишки, который тянулся к истощенной ели, и недоумевал. Если хотя бы сотая часть была правдой, никого из них уже не должно было быть в живых. Однако все они проснулись утром, позавтракали и разошлись по своим делам, и только дополнительная чашка в сушилке напоминала о вчерашнем госте.
Садовник потер глаза под очками и перевернул очередную страницу. У него есть еще пара часов до того, как забирать Джо из школы. За это время нужно решить, то ли бросить все и бежать, то ли… Каким было это второе «то ли», он не знал. Но часть его изо всех сил цеплялась за эту призрачную альтернативу. Здесь был его дом. Их дом. Да, последние десять лет Сьюзан жила в городе и наверняка осталась бы там, если бы не гибель Джейкоба. Но она знала, что дом Бушби есть и сюда можно вернуться. Такое важное знание, когда вокруг тебя огромный мир.
И что же теперь? Неужели все? Они покинут место, где жили триста лет, и история Бушби и Диглби закончится вот так. Из-за дружбы мальчика и лесовика.
Но ведь она все равно закончится. От этого, Гас Бушби, тебе не уйти. Лорд уже очень стар, да и ты сам не молод. Твой внук вряд ли станет садовником, да и если станет, кому он будет служить? Может быть, лучше бросить все сейчас и не смотреть, во что превратится старый замок? Земли лорда наверняка застроят, лес вырубят, а проход к морю загородит какой-нибудь новомодный отель. Мидлшир перестанет быть затерянной во времени сказочной деревушкой и станет чем-то совсем другим. Стоит ли разбивать себе сердце медленно, если можно сделать это быстро и попытаться жить дальше?
Погруженный в свои мысли, Бушби не заметил, как открылась дверь.
– Сьюзан, ты не поверишь! – Виктор выскочил из-за стола.
– А?
Сьюзан как раз возвращалась на свое место. Зазвонил телефон, и она жестом остановила Виктора.
– «Мидлшир-таймс», здравствуйте, – сказала Сьюзан бодрым голосом. – Это я, я вас слушаю.
Она побледнела.
– Что с ним? Куда? Еду!
Трубка упала на рычаг, подпрыгнула и плюхнулась на стол. Сьюзан схватила пальто и шарф.
– Сьюзан!
Ни слова не говоря, она вылетела из редакции. Виктор остался стоять в проходе, глядя на захлопнувшуюся дверь.
Сьюзан
