Однажды в Мидлшире - Дарья Эпштейн
– Позвольте, это еще почему? – спросил он высоким голосом.
– Не подходит, – проговорил Виктор. – Она противостояла тирании отца, пока был жив ее брат. Тогда они поддерживали друг друга и выступали единым фронтом. После его смерти у Катарины не хватило бы сил на борьбу.
Старик в твиде отмахнулся:
– У нее сильный характер.
– Этого недостаточно, – возразил Виктор. – Для побега нужны деньги, какие-то практические навыки, чтобы найти работу, и самое главное – представление о реальной жизни за стенами особняка. Ничего этого у Катарины нет.
– Но она достаточно умна, чтобы найти выход.
Старик поднялся и заходил по комнате, поглаживая бороду. Он сильно сутулился.
– Вот что! Пишите пока так, как я говорю, а я решу эту проблему позже. И заварите, пожалуйста, еще чаю. Мне нравится этот аромат.
Виктор исчез в кухне и вернулся спустя пять минут с чайником кипятка и суровым выражением лица. Он залил заварку и произнес:
– Не пойдет.
– Что? – Старик застыл на полушаге и обернулся к молодому человеку. Кажется, он настолько погрузился в свои мысли, что совсем забыл о его существовании.
– Я не хочу быть печатной машинкой, – сказал Виктор. – Я согласился на ваше предложение, чтобы работать вместе с вами и учиться у вас. И мы либо партнеры, либо нет.
– Вы согласились на это, потому что вам нужен роман! – Голос старика взвился до фальцета. – И вы не можете написать его самостоятельно!
Виктор выдержал его полыхающий взгляд.
– Вы тоже, – сказал он.
Старик отвернулся. Он стоял, заложив руки за спину, и смотрел в камин. И хотя он не двигался, вся его поза говорила о том, что внутри у него клокочет пламя. Виктор знал, что имя этому пламени – гордость. Удивительно, как много у них было общего!
– Тадеуш, – позвал он. – Зачем вы изучали семью Диглби?
Старик обернулся через плечо.
– Мы сейчас делаем то же самое, – продолжил Виктор. – Пытаемся выяснить, кто та девушка в медальоне. И, кажется, мы идем по вашим следам. Что вы тогда нашли?
Призрак Михлича застыл вполоборота. Он опустил голову.
– Простите, Виктор, но я ничем не могу вам помочь.
– Но как же…
– Вы правы насчет Катарины! – сказал старик. – Я готов выслушать ваши идеи. Прошу вас, Виктор. Нам нужно работать.
Виктор покачал головой. Михлич стоял перед ним. Черная сутулая тень на фоне камина, слишком горящая своим мастерством, чтобы просто уйти в небытие. Призрак смотрел в пол, опустив руки вдоль тела.
Виктор вздохнул, собрался с мыслями и начал говорить.
Пахло чаем.
Тадеуш Михлич переехал в Мидлшир на пике своей славы. Он был уже далеко не молод, сильно разочарован в жизни и людях и утомлен постоянным вниманием к своей персоне. Ему хотелось тишины. И он любил все английское. Однажды вечером, сидя в лондонской гостинице в ожидании очередного очень важного мероприятия, Михлич от скуки взялся за каталог недвижимости. И звезды сошлись. Старинный особняк в деревушке на краю света подмигнул ему со страниц.
Михлич тут же вызвал своего секретаря и велел ему купить дом, не торгуясь. Тот попытался возразить, что цена явно завышена и перед покупкой стоит все-таки посмотреть на особняк вживую, но получил жесткую отповедь. Михлич уже тогда начинал страдать от болей, и его характер, и без того тяжелый, портился с удручающей скоростью.
Он сказал, что хочет дом. Остальное его не интересовало.
Сделку закрыли за неделю, и через месяц именитый писатель переехал в Мидлшир. Но его надежды на тишину оправдались далеко не сразу. Голодные до новизны жители деревеньки всеми силами старались втянуть Михлича в свое сообщество. Где-то он появлялся, а от чего-то отказывался. С кем-то был в приятельских отношениях, а кого-то избегал. Очень аккуратно его секретарь распространял информацию о здоровье Михлича, и тактичность в мидлширцах пересилила любопытство. Они оставили писателя в покое. Дом подошел Михличу, как перчатка. Он был достаточно большим, чтобы вместить все, что Михлич любил. Ему даже не пришлось ничего переделывать – когда-то особняк принадлежал барристеру, и в нем предполагалась большая библиотека, просторный рабочий кабинет и даже зал, в котором можно было разместить картины и дорогие сердцу сувениры.
А еще здесь были камины. Старый писатель мог часами сидеть в гостиной, вытянув ноги к живому огню, и читать. Михлич был реалистом и понимал, что это его последний дом. И история, которую он здесь напишет, будет его последней историей. Он пока не представлял, какой именно она будет, но уже слышал на краешке сознания ее шепот и знал, что она обязательно придет. Нужно только, чтобы внешняя тишина проникла внутрь и выгнала из головы шум и суету.
Поэтому Михлич читал, слушал музыку, пил английский чай и иногда, если у него был хороший день, выходил прогуляться по деревеньке. А потом история заговорила. Голосом маленькой девочки.
В Мидлшире ежегодно проводился детский литературный конкурс, и в этот раз организаторы попросили Михлича вручить победителям грамоты. Старик согласился при условии, что ему не придется выходить из дома. И вот в назначенный день стайка детишек, похожих на испуганных утят, вошла в его гостиную. Михлич наблюдал, как они выстраиваются в центре, как косятся на стол с угощениями и порываются отойти в сторону, чтобы разглядеть что-нибудь поближе, и чуть все не пропустил.
Рыженькая девочка шла последней. Она чуть задержалась на пороге и сказала чересчур громко:
– Ух, какой дом! Здесь наверняка что-нибудь случилось.
На нее зашикали. А у Михлича в голове вспыхнул свет. Дом! Ну конечно! Вот с чего начнется история! Он едва дождался конца награждения и поднялся к себе, сославшись на здоровье. Ему действительно было больно, но теперь боль отошла на второй план. Михлич начал изучать историю особняка, который когда-то назывался Уайдриббз-кортом. Постепенно его интерес перекинулся с дома на знатные фамилии Мидлшира и достиг высшей точки на семье Диглби.
А потом Михлич нашел сюжет. Это были догадки, подозрения, ничего конкретного, но их хватило, чтобы его воображение заработало. Конечно, он изменил имена и место действия, и никто никогда не связал бы его роман с лордами из замка…
Михлич умер, даже не перепечатав наброски. К его собственному удивлению, после смерти он вернулся в дом, который все теперь звали домом Михлича. Здесь он оставался, бесплотный и невидимый, почти без надежды
