Потерянная рукопись Глинки - Людмила Львовна Горелик
– Так то когда было! Молод был, не понимал многого. Жизнь прожил – кое-что понял. «Опыт – сын ошибок трудных», как тот же Пушкин сказал. Поверь, Алексей, он не только поэт, он и человек гениальный, все правильно сделал. А смотреть эта фигура должна на Дворянское собрание – пусть учатся, пусть понимают, каков должен быть человек искусства!
Так беседовали они – обыкновенно недолго, потому что Глинка спешил к роялю. Он, как и раньше, проводил за роялем много времени: сочинял, играл… Когда приходили гости, он становился, конечно, центром кружка. Лиза тоже играла на рояле, и неплохо. Она и петь умела, Глинка сам давал ей уроки пения двадцать лет назад. Отношения между Мишелем и его двоюродной племянницей давно уже установились родственные, ровные. О юношеском увлечении не вспоминали. А почему Лиза замуж не выходит – кто ж ее знает?! Может, тут не очень счастливый брак ее старшей сестры роль сыграл. При чем же Мишель? Он двоюродный дядя, родственник, хотя и дальний.
Нынешний предполагаемый жених, Александр Мицкой, Глинке нравился: спокоен, неглуп, хорошо воспитан. Лиза пока что не поощряла и не отвергала его ухаживаний. Композитор своего мнения никак не выказывал: не его дело, на это у Лизы отец есть, чтобы советы давать. А он и свою жизнь устроить не сумел… Отношения с потенциальным Лизиным женихом у него сложились хорошие. Сам Александр Никанорович не отличался музыкальностью, но Глинку с его талантом ценил. Обычно он был в числе слушателей, когда дело доходило до рояля.
Глинка гостил у Алексея Андреевича уже более недели. С ним был и его то ли камердинер, то ли компаньон – дон Педро. К этому времени стало ясно, что Глинка не скоро сумеет поехать в Европу: упрямая революция все не уходила из европейских городов. Шли недели и месяцы – путешествие оставалось невозможным. И дон Педро решил возвращаться один.
В день его отъезда Глинке было особенно грустно. Он расставался не просто с удобным и привычным слугой, но и с воспоминаниями о беззаботных испанских годах, с надеждой их повторить. Здесь, в России, думы о собственном прошлом, о совершенных в жизни ошибках одолевали его.
В этот вечер пришел Мицкой, пришел еще жандармский полковник Романус – большой любитель музыки и страстный почитатель автора «Ивана Сусанина». С Глинкой по его просьбе его давно познакомил Алексей Андреевич, и теперь полковник имел возможность почти каждый вечер проводить в обществе своего кумира – пока Глинка гостит у Ушаковых. Романус эту возможность чрезвычайно высоко ценил.
После легкого ужина прошли в гостиную. Кто-то завел разговор о новых петербургских настроениях.
– Это ж надо – императора осмеливаются осуждать в стихах своих, ругают свое отечество… – возмущался Алексей Андреевич.
И Глинка горячо соглашался с ним:
– Да! Я могу быть многим недоволен в отечестве, но нельзя покушаться на основы самодержавного духа!
– А как же Европа? – спросил Мицкой. – Разве вы не любите Европу? Вы глубоко восприняли основы музыки итальянской, немецкой, французской – и сделали это с любовью.
– Одно другого никак не исключает. Любовь к своему отечеству отнюдь не исключает симпатии к другим народам. Я не понимаю этих нынешних молодых людей, называющих себя славянофилами в их стремлении унизить другие народы. Любовь к своему не связана с унижением чужого.
Заметив, что Лиза грустна, Михаил стал наигрывать вариацию на тему итальянского романса, которую двадцать лет назад посвятил ей.
– Это мое первое опубликованное сочинение! – обратился он к гостям. – Написано более двадцати лет назад для моей прекрасной племянницы. – Он улыбнулся Лизе. – Данные вариации для фортепьяно были опубликованы в Петербурге с посвящением «mademoiselle Elise d’Ouschakoff», за подписью «Глинка, любитель». Я тогда даже еще не был композитором! – Он засмеялся, все заулыбались. Лиза, тоже с улыбкой, подошла к сидящему за роялем композитору и коснулась его лежащей на рояле руки.
– Спасибо, Мишель! Спасибо, дорогой мой дядя! Чудесная музыка! И слушала сейчас, как тогда, в первый раз.
Она была растрогана и музыкой, и воспоминанием о тех зимних вечерах, которые проводили они двадцать лет назад здесь, в этой же гостиной. И туфельку помнила. Он тогда при всех из ее туфельки вино выпил. Гости были в шоке, она растерялась, а Мишель, столичный гость, спокойно вернулся на свое место – будто так и нужно! Странно все было для провинциалов, и как же запомнилось!
«Какая она чудесная! – думал Глинка. – И не Ольга, нет, не Ольга…»
– А теперь Лизавета Алексеевна! Пусть Лизавета Алексеевна сыграет! – предложил Мицкой.
