Потерянная рукопись Глинки - Людмила Львовна Горелик
– Надо будет Юле сказать, – покачала головой Елена Семеновна. – Все ж тридцать тысяч – приличные деньги. Чтоб она те ноты не отдала никому.
Ира кивнула. Больше к теме не возвращались.
«Значит, Ира не знает, что ноты потерялись, – подумала Шварц. – Даша ей не говорила. Тридцать тысяч – не такая сумма, чтобы убивать. Вряд ли из-за нот… Но куда ж они делись? Странная история».
Домой Леля и Юля пошли пешком: от кафе недалеко. Юля еле шла, была очень бледная.
«Бедная, она все еще не в полной мере осознала смерть дочери», – размышляла Шварц. Спутница ее шла молча, шагала тяжело, устало. Она собиралась задержаться в Смоленске еще на неделю, чтобы сходить на девятый день на кладбище. А вообще в родном городе ей теперь делать нечего, вернется на Сахалин, дорабатывать до пенсии. А там… Про то, что будет делать потом, вернется ли в Смоленск, Юля старалась не думать.
– Пора мне в свою квартиру переходить, – сказала она Елене Семеновне, когда они подходили к дому. – Там уже, должно быть, печать с двери сняли.
– Что ты будешь делать одна в пустой квартире? – возразила Шварц. – Поживи у меня до отъезда.
Юля вздохнула.
– Надо хоть посмотреть, что там, сняли ли печать. Зайдем? Ключи у меня есть.
Печати на двери не было, они вошли. Шварц и сама сюда впервые пришла после того памятного дня, когда девушку убили. На сердце стало совсем тяжело, когда увидела неприбранную комнату, пачки книг и нот на полу…
– А кто это вынул из шкафа? – спросила Юля. Она зашла в свою квартиру впервые после приезда. – Кому они были нужны?
– Вот я тоже думаю… Славик говорит, что потерял какие-то ноты Дашины. – Шварц с грустью смотрела на знакомую обстановку. – Может, она их искала… Убирать сейчас нельзя – подождем, пока девять дней будет. Однако посмотреть в этих вынутых пачках старые ноты можно. Нет ли здесь какого-то ключа к ее гибели? Они от руки написаны, девятнадцатого века…
– А, знаю, о каких нотах вы говорите! – воскликнула Юля. Она уже рассматривала содержимое пачек. – Рукописные ноты, старые у нас давно в семье были, маме друг подарил, еще в молодости. Я в школе тогда училась. Даша недавно только узнала, что они ценные. Но убить из-за них не могли! Их цена рыночная все ж не настолько большая, хотя это и раритет. На них автограф смоленского музыканта… – Юля запнулась – Бера! Был такой музыкант – Бер! Одно время служил хормейстером у Тенишевой! Даша мне рассказывала по скайпу про эти ноты. Она удивилась, что они оказались дорогими такими. У нас они просто так валялись: мама не умела играть, а я, хотя и училась в музыкальной школе, потом быстро все забыла, не слишком музыкой увлекалась.
Шварц слушала рассеянно, она тоже перебирала ноты в пачке.
И Потапов в это время занимался историей с нотами. Он ушел с поминок пораньше. Причина была важная – в Управление полиции спешил. Сегодня утром бывший участковый позвонил Полуэктову и узнал, что на пятнадцать тридцать вызван для дачи показаний по интересующему его делу свидетель Борисов. Этот Денис Борисов, пианист, звонил пострадавшей незадолго до ее гибели. Ирина, Дашина подруга, про него говорила, что он насчет нот общался с потерпевшей. Потапову было интересно узнать, что там за ноты пропали – странная какая-то история, хотя вряд ли ноты могли послужить мотивом преступления. Не та у них рыночная цена. Однако чего не бывает… Как-то они очень уж вовремя пропали.
Дошел он до управления быстро – от кафе было недалеко идти. Пропуск на его имя Полуэктов передал на вахту заранее, пропустили сразу. Возле двери в кабинет Полуэктова и Демина сидел молодой человек, вертел телефон в руках. Бывший участковый и не поглядел на него – во время допроса разглядит. Демин на месте отсутствовал, майор предложил ветерану милиции почетное место рядом с собой. Потапов, однако, отказался – сел в уголке, на столе бумаги разложил, будто своим делом занимается, случайно тут.
Свидетель производил приятное впечатление: высокий худой блондин с несколько выдающимся хрящеватым носом, с вдумчивым взглядом светлых глаз, держится спокойно. На вид лет двадцать семь. На вопросы этот Денис Борисов отвечал в меру подробно, не спеша. Не то чтобы думал долго над ответом, просто отвечал обстоятельно. Сказал, что с потерпевшей был знаком несколько лет, познакомились в музучилище. Он учился на последнем курсе, когда Даша поступила, а студенты все друг друга хоть чуть-чуть знают. Более интенсивно, однако, начали общаться лишь недавно, пару месяцев назад. Знакомство не имело личного характера, общались по делу: Даша попросила идентифицировать одну нотную запись, находящуюся в ее владении.
– Я заочно учусь в Московской консерватории, – сказал Борисов. – Интересуюсь историей русской музыки. Смоленских музыкантов прошлого знаю неплохо.
– Когда гражданка Леонова попросила вас помочь идентифицировать рукопись? – спросил Полуэктов.
– Нынешней весной, – слегка помедлив, ответил концертмейстер. – В апреле примерно.
– Вы возили рукопись в Москву?
Он опять немного помедлил, но ответил четко.
– Да, я ездил по своим делам и заодно узнал про Дашины ноты. Даша дала мне рукопись, я там поработал в архиве. Потом вернул, конечно, раритет хозяйке. Уже в Смоленске. Автограф на нотах оказался принадлежащим хормейстеру Николаю Дмитриевичу Беру. Он изучал фольклор, многое записывал от носителей фольклорной музыки. Эту запись сделал, видимо, под впечатлением посещения цыганского табора. Там цыганские напевы. Что интересно, они обработаны профессионально. Рукопись показывает, что Бер был не только собирателем народных мелодий, но и обработчиком. Ноты эти, я бы сказал, – фантазия на тему цыганских песен.
– Если ноты столетней давности – это раритет? Велика ли их рыночная стоимость?
Свидетель слегка задумался.
– Бер малоизвестен. Его знают как собирателя, да еще он хормейстером у Тенишевой служил. Его деятельность лишь знатокам да краеведам интересна. Но время отдаленное – самый конец девятнадцатого века. Думаю, музей или собиратели старины могли бы купить эти ноты за тридцать или даже сорок тысяч.
– Вы весной и вернули хозяйке ноты?
– Да. В мае.
– А почему же звонили ей за день до смерти?
Потапов при этом вопросе так и впился взглядом в свидетеля. Однако тот оставался спокойным.
– Это не по поводу нот. Уже не про ноты говорили. Мы после истории с идентификацией остались с Дашей хорошими знакомыми. Смоленск – не слишком большой город, так что встречались и на музыкальных мероприятиях, и на улице случайно. Очень часто при встречах останавливались, обменивались новостями. Так что я был в
