Гастон Леру - Призрак Оперы
— А вы не сказали ему, что Кристина Даэ…
— Хотел бы я вас видеть на моем месте… Он просто кипел! На уме у него была только булавка. Мне кажется, если бы ее не принесли, его хватил бы удар. Все это очень даже загадочно, и, по-моему, наши директора начинают сходить с ума. — Помолчав, он недовольно добавил: — Этому пора положить конец! Я не привык, чтобы со мной обращались подобным образом.
— Это дело рук Призрака Оперы, — неожиданно выдохнул Габриель.
Реми ухмыльнулся. Мерсье вздохнул, казалось, он собирался сообщить что-то важное и таинственное, но, взглянув на Габриеля, делавшего ему красноречивые знаки, промолчал.
Однако Мерсье, чувствуя, что пора брать ответственность на себя, потому что время идет, а директора все не показываются, не выдержал:
— Ладно, я сбегаю за ними сам.
Габриель, как-то сразу помрачневший и озабоченный, остановил его:
— Погодите, Мерсье. Если они заперлись в своем кабинете, значит, так надо. У Призрака Оперы в запасе много всяких штучек.
Но Мерсье только покачал головой:
— Тем хуже! Если бы меня послушали раньше, полиция давно была бы в курсе.
И с этими словами он удалился.
— В курсе чего? — тотчас вставил Реми. — Ага, вы молчите, Габриель! И у вас тоже секреты… Было бы лучше, если бы вы меня в это посвятили, если не хотите, чтобы я счел всех вас сумасшедшими. Да, именно сумасшедшими!
Габриель повращал округлившимися глазами и сделал вид, что не понял намеков господина секретаря.
— Какие такие секреты? — пробормотал он. — Не знаю, о чем вы говорите.
На этот раз Реми вышел из себя.
— Сегодня вечером вот на этом самом месте, во время антракта, Ришар и Моншармен вели себя просто как настоящие душевнобольные.
— Я этого не заметил, — растерянно сказал Габриель.
— Только вы один не заметили! Вы думаете, что я их не видел? Думаете, господин Парабиз, директор банка «Креди Сантраль», тоже ничего не заметил? И посол тоже? Нет, господин хормейстер, все показывали пальцем на наших директоров!
— Что же они делали такого особенного, наши директора? — спросил Габриель с самым простодушным видом.
— Что они делали? Вы лучше меня знаете, что они делали! Вы были здесь! И наблюдали за ними — вы и Мерсье. И только вы двое не смеялись…
— Я вас не понимаю.
Габриель раздраженно развел руками, и этот жест, очевидно, означал, что данный вопрос его больше не интересует.
— Что это за новая причуда? — настойчиво допытывался Реми. — Они никого к себе не подпускали.
— Как? Они никого к себе не подпускали?
— Да, и они никому не позволяли до себя дотронуться.
— Вы это верно заметили, что они никому не позволяли до себя дотронуться, — подчеркнул Габриель. — Вот это действительно странно.
— Значит, вы тоже это заметили? Наконец-то! И еще: они почему-то все время пятились назад.
— Ага! Вы обратили внимание, что директора пятились назад, а я-то думал, что так ходят только раки.
— Не смейтесь, Габриель! Не смейтесь!
— Я и не смеюсь, — возразил Габриель, который оставался серьезен, как римский папа.
— Объясните мне, пожалуйста, Габриель, раз уж вы так близки к дирекции, почему в антракте, когда я протянул руку к господину Ришару, Моншармен прошипел: «Отойдите! Отойдите! Не дотрагивайтесь до него». Разве я прокаженный?
— Невероятно!
— А через несколько секунд, когда господин посол, в свою очередь, направился к Ришару, разве вы не видели, как Моншармен бросился между ними и закричал: «Господин посол, заклинаю вас, не прикасайтесь к господину директору!»
— Фантастика! А что делал в это время Ришар?
— Что делал? Вы же сами видели. Он сделал полуоборот и поклонился, хотя перед ним никого не было. Потом попятился назад! А Моншармен, который стоял позади него, тоже резко повернулся и тоже попятился назад… Так они и шли до самой лестницы затылком вперед! Или они сошли с ума, или я ничего не понимаю!
— Может быть, — предположил Габриель, — они репетировали…
Господин секретарь был оскорблен такой вульгарной шуткой в столь драматический момент. Он нахмурился, губы его сжались.
— Не хитрите, Габриель, — наклонился он к самому уху собеседника. — Здесь творятся вещи, за которые вы с Мерсье тоже несете ответственность.
— Что именно? — удивился Габриель.
— Я думаю, Кристина Даэ не единственная, кто исчез сегодня вечером.
— Неужели?
— Никаких «неужели»! Вы мне можете объяснить, почему, когда мамаша Жири спустилась в вестибюль, Мерсье взял ее за руку и быстро повел за собой?
— Да что вы говорите? — воскликнул Габриель с усмешкой. — А я и не заметил.
— Вы все прекрасно видели, Габриель, тем более что шли следом за Мерсье и мамашей Жири до его кабинета. С того момента вас видели вместе с Мерсье, а Жири никто больше не видел.
— Вы полагаете, что мы ее съели?
— Нет! Но вы ее заперли в своем кабинете, и сейчас она вопит из-за двери: «Бандиты! Бандиты!»
В этот момент подошел запыхавшийся Мерсье.
— Ну вот, — мрачно проговорил он. — Это уже ни на что не похоже. Я сказал им, что дело очень серьезное и срочное, что это я, Мерсье. Наконец дверь приоткрылась, и появился белый как бумага Моншармен. «Вам чего?» — спросил он меня. Я ответил, что Кристину Даэ похитили, и знаете, что он сказал? «Тем лучше для нее!» И снова закрыл дверь, вложив мне в руку вот это.
Мерсье разжал ладонь, Реми и Габриель наклонились над ней.
— Английская булавка! — воскликнул Реми.
— Странно! Весьма странно! — совсем тихо, как бы про себя, произнес Габриель и неожиданно для самого себя вздрогнул.
В этот момент чей-то голос заставил всех троих оглянуться.
— Простите, господа, вы не знаете, где Кристина Даэ?
Несмотря на драматичные обстоятельства, подобный вопрос, возможно, заставил бы их расхохотаться. Но на лице юноши было написано такое страдание, что они сразу почувствовали к нему жалость. Это был виконт де Шаньи.
XVI. «Кристина! Кристина!»
Сразу после исчезновения Кристины Даэ Рауль понял, что в этом замешан Эрик. Он уже не сомневался в том, что ангел музыки обладает неограниченным, почти сверхъестественным могуществом в Опере, где основал свою дьявольскую империю.
Рауль бросился на сцену в безумии отчаяния и любви. «Кристина! Кристина!» — стонал он, и ему казалось, что он слышит, как в эту самую минуту Кристина зовет его из подземной бездны, куда затащил ее монстр, трепещущую от божественного восторга, одетую в белый саван, в котором она собиралась умчаться к ангелам в рай.
— Кристина! Кристина! — повторял Рауль, и ему казалось, что он слышит в ответ стоны девушки через толщу, которая их разделяла. Он, как безумный, ходил по сцене, прислушиваясь к каждому шороху. Одна мысль сверлила его мозг: спуститься вниз! В мрачный колодец, из которого, быть может, нет выхода!
Но сегодня этот хрупкий деревянный настил, который обычно так легко отодвигается в сторону, открывая под собой пропасть, куда устремлялось все его существо, — сегодня этот настил казался непоколебимым, и двери на лестницы, ведущие в подземелья Оперы, тоже оказались закрыты.
Предчувствия, одно страшнее другого, как молнии, вспыхивали в воспаленном мозгу Рауля.
Очевидно, Эрик, узнав их тайну, понял, что Кристина предала его. Какой же будет его месть? На что может решиться ангел музыки, сброшенный с пьедестала своей гордыни? Бедная Кристина, оказавшаяся в лапах всемогущего чудовища!
Рауль вспомнил два неподвижных глаза со странно-зловещим золотым блеском, которые той ночью пристально следили за ним с балкона и которые он так и не смог уничтожить. Ну конечно же! Бывают такие необычные человеческие глаза, которые расширяются в темноте и сверкают, как звездочки или как глаза кошки. Известно, что глаза некоторых людей-альбиносов, кажущиеся днем кроткими глазами кролика, ночью превращаются в глаза хищной рыси.
Ну конечно, он стрелял вчера в Эрика! И злодей сбежал по водосточной трубе, как это делают кошки или грабители, которые по трубе могут взобраться даже на небо.
Нет никакого сомнения, что Эрик собирался предпринять решительные меры против молодого человека, но был ранен и поспешно скрылся, чтобы обрушить свой гнев на бедную Кристину.
Такие ужасные мысли одолевали Рауля, когда он спешил к артистической певицы.
«Кристина! Кристина!» Горькие слезы застилали ему глаза, он открыл дверь и с порога увидел разбросанную по комнате одежду, приготовленную для побега. Почему она не сделала это раньше, почему так легкомысленно отнеслась к надвигающейся катастрофе!
Рауль, глотая душившие его слезы, клятвы и проклятия, бросился к большому зеркалу, которое однажды повернулось и поглотило Кристину. Он давил, нажимал, толкал бесчувственное стекло, но оно, очевидно, повиновалось только Эрику… Или здесь нужны какие-то особые заклинания? Когда он был ребенком, ему рассказывали о волшебных вещах, которые повинуются магическому слову.
