Опаловая змея - Фергюс Хьюм
Последнюю фразу он произнес себе под нос. Она относилась к мисс Мод Крил, появившейся на пороге конторы Пэша, рядом с которой стояли двое молодых людей, и, проходя, столкнулась с Грексоном. Он тут же снял шляпу и рассыпался в извинениях, а мисс Крил, которая, как показалось Полу по ее молчанию в кабинете, не отличалась разговорчивостью, улыбнулась, поклонилась и пошла дальше, ничего не сказав. Миссис Крил последовала за ней в сопровождении вероломного Пэша, который не переставая улыбался, потирал руки и кланялся. Очевидно, он был совершенно убежден в правдивости рассказа вдовы, и Полу стало дурно при мысли о новости, которую ему предстояло сообщить Сильвии. Поверенный увидел молодого человека и, встретив его возмущенный взгляд, метнулся обратно в кабинет, как кролик в норку. Вдова же выплыла из конторы своей спокойной, безмятежной походкой, не взглянув ни на Бикота, ни на его спутника. И все же молодой человек почувствовал, что она прекрасно рассмотрела их обоих.
– Это ее мать, как я понимаю, – сказал Хэй, твердо вставляя в глазницу монокль. – Красивая пара. Черт возьми, Пол, эта молодая женщина…
– Возможно, ты захочешь жениться на ней, – с горечью сказал Бикот.
Хэй чопорно выпрямился.
– Я не женюсь на случайных девушках, встреченных на улице, какими бы привлекательными они ни были, – холодно сказал он. – И я не знаю ни одну из этих дам.
– Пэш вас познакомит, если хочешь.
– На кой черт мне это надо? – возразил Хэй, вытаращив глаза.
– Так знай же, – заговорил Бикот, поддавшись импульсивному желанию рассказать о постигшем его несчастье, – что это жена и дочь Аарона Нормана, настоящее имя которого – Крил. Дочь наследует пять тысяч в год, так что женись на ней и будь счастлив.
– А твоя Дульсинея? – пробормотал Грексон, в изумлении выронив монокль.
– У нее есть я и бедность, – вздохнул Пол, отвернулся и зашагал прочь. Тихое восклицание Хэя не заставило его остановиться. Но в конце улицы он оглянулся и увидел, что Грексон входит в контору адвоката. Если Хэй действительно таков, как его описал Херд, то, предположил Пол, он расспросит юриста о наследнице и попытается жениться, если ее банковский счет окажется большим и надежным.
Глава XII
Новая жизнь
По вполне понятным причинам Бикот не вернулся на Гвинн-стрит. Трудно было проглотить горькую пилюлю, полученную от Провидения. Вместо гарантированного будущего с Сильвией он оказался перед лицом прежней бедности, без малейшего шанса жениться на девушке и с обязанностью сказать ей, что она даже не имеет права на фамилию. Пол отнюдь не был трусом, и первым его побуждением было немедленно пойти к Сильвии и сообщить ей о новом повороте судьбы. Но было уже поздно, и он подумал, что милосерднее отложить плохие новости до завтра, чтобы не заставлять лишившуюся наследства девушку плакать и бодрствовать всю ночь. Поэтому, прогуляв допоздна по набережной, Пол отправился к себе на чердак.
К чести молодого человека надо сказать, что его очень мало волновала потеря денег и что горевал он именно из‐за Сильвии. Если бы у него был небольшой доход, он женился бы на девушке и без малейших колебаний дал бы ей защиту своего имени. Но он еще не пришел к славе, а кроме того, был не в ладах с отцом и едва ли мог заставлять Сильвию делить с ним горькую бедность, которая могла стать еще более горькой в его холодной и унылой мансарде.
Это значило, что нужно было придумать что‐то еще. Пол уже написал отцу письмо, объяснив ему обстоятельства своей помолвки с Сильвией и попросив отцовского благословения. Чтобы добиться этого, он упомянул, что его невеста получит пять тысяч в год. Каким бы буяном и тираном ни был Бикот-старший, он любил деньги и, хотя и был вполне состоятельным, всегда внимательно следил за возможностями принести в семью еще больше средств. Пол не сомневался, что перспектива получить богатую невестку закроет брешь в их отношениях и что Сильвию примут у него дома как самую милую и желанную дочь в мире. Затем, как надеялся Бикот-младший, девушка сумеет своими нежными манерами покорить упрямое сердце его отца, а также сделает счастливой миссис Бикот. На самом деле он уже получил письмо от матери, в котором та поздравляла его с удачной партией, ибо добрая леди желала видеть сына независимым от домашнего тирана. Кроме того, Энн Бикот много расспрашивала его о доброте и красоте Сильвии и надеялась, что он поступил мудро, хотя и намекала, что ни одна девушка в мире не достойна ее сына, как это принято у матерей. Пол ответил на это письмом, в котором превозносил достоинства Сильвии и писал, что сам недостоин ее, и миссис Бикот с радостью восприняла хорошие новости. Однако письмо, адресованное Бикоту-старшему, все еще оставалось без ответа, и Пол начал думать, что даже возможность обзавестись богатой невесткой не сможет одолеть упрямства старого джентльмена.
Теперь, когда он добрался до своей мансарды после этой одинокой и мучительной прогулки по набережной, он нашел письмо от отца и с некоторым трепетом вскрыл его. В нем оказалась радостная весть. Саймон Бикот возблагодарил Небеса за то, что Пол теперь не такой дурак, каким был в былые времена, и намекнул, что этому внезапному приливу здравого смысла, заставившему его обручиться с богатой девушкой, он обязан отцу, а не матери. Бикот-старший напоминал, что Пол поступил дурно, забыв свой долг перед лучшим из отцов, но поскольку сын готов остепениться с богатой женой, отец благородно прощал многочисленные прошлые проступки Пола (подробно изложенные в письме) и был готов принять в дом невестку. Дальше Саймон, вновь превращаясь в тирана, настаивал на том, чтобы брак состоялся в Уоргроуве и чтобы об убийстве отца Сильвии даже не упоминалось. При этом старый джентльмен не обещал молодой паре никаких подарков и писал, что устроил все по‐своему и даже выбрал в Уоргроуве дом, где молодые будут жить. Он упомянул, что это его собственный дом, который нельзя сдать из‐за какой‐то банальной истории о привидении – и теперь мистер Бикот преподносил его Полу в качестве свадебного подарка, тем самым избавляясь от убыточной собственности и одновременно играя роль щедрого отца. Несмотря на свой буколический характер, свинское упрямство и узкие взгляды, Бикот-старший обладал известной долей хитрости, которую его сын видел в каждой строчке лежащего перед
