Бабочка, выкованная из стали - Екатерина Николаевна Островская
— А эта? — спросил следователь, показывая на Татьяну.
— Я тебе не эта! — огрызнулась женщина. — У меня знаешь, какие связи? Я долго там не пробуду. Скоро выйду, и у вас обоих появятся большие проблемы.
— Скоро не получится, — просветил ее Лячин, — по пятнадцать лет каждый получите вы с сыном за убийство, а еще у вас сто шестьдесят пятая вырисовывается отчетливо: причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием. Три с половиной миллиона вы похитили у впоследствии убитого вами гражданина Армянцева, а это определяется как в особо крупном размере. Так что еще как минимум пять лет каждому в довесок… Но что-то мне подсказывает, что не пять, а целых семь, то есть каждый из вас будет двадцать два года на полном государственном обеспечении… Хотя двадцать два года строгача это многовато даже для бывалого урки… А если мы у вашего сынка при обыске сейчас обнаружим наркотические вещества или препараты для их производства…
Раздался звонок в дверь.
— А это наверняка прибыла телевизионная бригада городских криминальных новостей, — догадался Гончаров, — ну, что же, пойду встречу Пашу. А ты, Лячин, смотри ничего там не упусти.
Он вышел в коридор, и за ним поспешил Лячин, на ходу ладонью приглаживая волосы на случай, если попадет в кадр.
— Ничего не упущу: все по высшему разряду будет, — заверил следователь. — Только скажи мне, как ты догадался, что это она ножом орудовала, а сынок ей помогал только.
— Первый удар самый сильный, но все равно нож глубоко не зашел, а длина лезвия никак не меньше пятнадцати сантиметров. Потом последовали два удара в грудь, значит, Армянцев смог подняться со стула, развернуться. Второй так вовсе слабенький, а потом был последний, смертельный, потому что жертву кто-то держал сзади. Все удары почти наверняка женские, потому что товарищ киноактер хоть и немолод, но достаточно крепкий еще.
Телевизионщики отсняли свой сюжет. Очень колоритным было выступление Татьяны Лушкевич, которая рыдала и страдальческим голосом умоляла всех, кто видит ее сейчас, помочь ей и ее сыну, которого, как и ее саму, продажные полицейские ложно обвинили в совершении страшного преступления. Ипатьев хотел, чтобы и Гончаров сказал что-то успокаивающее телезрителей, но он уже был в программе недавно, а потому показал на Петю Грицая, сказав, что это сын одного из лучших сыскарей в истории питерской полиции, погибшего в перестрелке, который хочет продолжить дело отца.
Практикант давал интервью, а Ипатьев отозвал Игоря в сторону.
— Хорошо, что мы встретились сегодня. Но я и так позвонил бы. Ты просил узнать о ректоре Промтеха, и я навел справки. Кое-что узнал, но меня в очередной раз просили не лезть в это дело, потому что оно открыто по распоряжению с самого верха. И еще: ты ведь знаешь, что мой лучший друг — заместитель председателя городского суда Володя Высоковский. Так вот я и его попросил. Он сейчас в Москве на Пленуме Верховного Суда и обещал пообщаться со своими омскими коллегами, потому что, на его взгляд, в деле много не только процессуальных нарушений… Если будет время…
— Сегодня суббота, — напомнил Гончаров, — может, встретимся у тебя или у меня?
— У меня новая жизнь, — признался Ипатьев.
— Да и у меня как бы тоже… — признался подполковник, — но твоя девушка всегда рядом с тобой[13], потому что вы работаете вместе, а моя… если, конечно, она и в самом деле моя, исчезла куда-то.
— Найдется, — заверил приятеля журналист, — от тебя скрыться невозможно. А что касается ректора Промтеха, то я продолжу работать в этом направлении.
Он был уже не первым, кто обещал помочь. В этом направлении работал не только он: и полковник Жаворонков обещал помощь, и практикант Петя Грицай тоже старается. И участковый Шишкин. Но первый позвонил генералу Корнееву — последнему человеку, к которому можно было обратиться, а практикант пока ничего еще не узнал, да и вряд ли сможет. Надежды больше на участкового Шишкина, но тот пока молчит.
Когда возвращались в управление, Петя вздохнул:
— Простите меня, Игорь Алексеевич, что я до сих пор не выполнил вашей просьбы.
— Какой? — удивился подполковник.
— Вы же просили узнать о вашей знакомой, проследить, куда она уехала от своего дома и на каком автомобиле. Только ничего особенного выяснить не удалось. Автомобиля у нее нет, как нет и собственного жилья в этом доме. Она проживала там в квартире, принадлежащей ее родной сестре, а та находится в Милане. Камера у подъезда не записывает, она предназначена только для наблюдения, а потому так и не удалось узнать, на каком транспорте ваша знакомая покинула район…
— А в соцсетях ее не проверяли?
— У нее были странички, но она туда давно не заходит. Последнее время она активно присутствовала в чате технического лицея. Обсуждала с учениками разные проблемы, давала задачки. Например, рассчитать необходимую скорость разбега, размах крыльев и силу толчка для человека массой в семьдесят килограммов, который собирается взлететь и парить в воздухе. Представляете? А я думаю, откуда у человека крылья? И зачем ему вообще летать? А дети из лицея такими вопросами не задаются, берутся, присылают ей свои решения. И у всех разные ответы получаются. Тут же все сразу начинают спорить о форме крыла, о необходимости использования хвостового оперенья в качестве закрылков…
Практикант замолчал, очевидно, вспомнив о чем-то, посмотрел на часы:
— Ой, у вас ведь встреча с нашими ребятами через полчаса.
Весь личный состав убойного отдела собрался в автосалоне. Присмотренные ребятами машины ждали новых владельцев во дворе. Ребята расположились в креслах торгового зала, и хотя каждый держал подготовленный договор купли-продажи, никто до конца не верил, что сделка состоится. Гончаров появился с получасовым опозданием, с кожаным кейсом в руке. К нему подошел менеджер, и подполковник продемонстрировал ему содержимое портфеля.
— Здесь сто шестьдесят тысяч евро, — предупредил Игорь, — хватит на четыре тачки?
Сотрудник салона кивнул и перешел на шепот:
