Бабочка, выкованная из стали - Екатерина Николаевна Островская
— Так вы хотите рассчитаться наличной валютой? Мы такого давно уже не делаем… Хотя сейчас валютный курс растет каждый день… И миллион рублей, что были вчера, это уже девятьсот тысяч послезавтра. А завтра вообще — воскресенье и торгов на валютной бирже не будет, в понедельник рубль наверняка продолжит падение…
Гончаров кивнул, хотя ему было абсолютно все равно, упадет курс рубля или поднимется. Ему не было никакого дела и до автомобилей, которые выбрали для себя его ребята. Да и сами подчиненные мало интересовали его сейчас: он обещал им автомобили в тот день, когда в одиночку взял общак банды, и теперь сдержал свое слово. Он не спрятал бандитские деньги, он открыл фонд помощи вдовам и сиротам погибших полицейских, к которому сам теперь не имеет никакого отношения, но куда собирался передать все найденное им за фальш-стенкой гаража[14]… Да и это теперь мало волновало его: теперь все сознание его заполняла лишь одна мысль — где Лена.
Домой его отвез ошалевший от счастья капитан Иванов, исполняющий обязанности начальника убойного отдела и ожидающий официального подтверждения своего нового статуса.
— Два литра! Двести лошадок! — радовался капитан. — А багажник какой просторный. Туда можно задержанного впихнуть ежели что. Связать ему руки и ноги, чтобы не рыпался, и мордой в пол! А ты, командир, чего себе не взял такую же?
— У меня теперь персональная служебная, — ответил Гончаров. — И потом, было бы подозрительно, что мы все в одном магазине одновременно…
— Так и так разговоры пойдут. Но мы скажем, что взяли кредиты… А мы их и так взяли. Небольшие, конечно, но всем скажем, что огромные и что еще родственники добавили. А потом мы скажем вроде того, что оптом тачки взяли, а значит, со скидкой… Но машина, я вам скажу, товарищ подполковник, просто зверь!
Слушать эти восторги не очень хотелось, но Иванов доставил его быстро. Судя по всему, он не знал, что сегодня его начальник раскрыл еще одно преступление, и продолжал радоваться.
— Я взял черную с кожаным салоном, — говорил он, как будто Гончаров сам этого не видел. — Вызывающе, конечно, обычно на черных машинах с белой перфорированной кожей арабские шейхи любят рассекать. Но раз такая тачка есть в наличии, почему бы не взять, ведь правда?
Игорь не ответил, он закрыл глаза и представил себе, что сейчас его дома ждет Лена.
Но квартира была пуста.
Глава десятая
Утром в воскресенье позвонил Ипатьев и сообщил, что его друг вернулся с заседания Пленума Верховного Суда и готов встретиться, потому что узнал кое-что. Домой к себе он не приглашает, потому что ему лень сегодня наводить порядок в квартире… А сидеть в каком-то заведении ради того, чтобы поговорить о деле, Володя не хочет, потому что он — лицо узнаваемое.
— Встречаемся у меня, — предложил подполковник, — только…
— У меня, — не дал ему договорить Павел, — я уже начал подготовку. Сразу предупреждаю, я не пью теперь вовсе.
Вовсе не получилось, потому что заместитель председателя городского суда принес с собой бутылку французского шампанского с желтой этикеткой. Он поставил бутылку на стол и объяснил, что это от его будущей жены, которую Ипатьев хорошо знает, потому что они все вместе учились в одном классе.
— Хорошее шампанское, — подтвердил Павел, который понял, что выпить сегодня все-таки придется.
— «Клико», — вздохнул Гончаров. — У меня точно такая бутылка проходит по делу об убийстве. Некая гражданка Сапожникова ударом молотка по голове убила будущего свекра, с которым сама сожительствовала за пять лет до указанного события. Кроме того, об убийстве ее просила будущая свекровь, которая, в свою очередь, сожительствует с неким Артуром Оганесяном, называя его известным кинорежиссером. А сам Артур Оганесян на самом деле не кто иной, как Ованес Самвелян, известный в криминальном мире как Овик Сочинский. Несчастная вдова по профессии киновед и, разумеется, знает, что ее любовник никакой не кинорежиссер, но о том, что спит с криминальным авторитетом, не догадывается. А если бы знала, то все бы у нее в жизни сложилось: она бы не стала просить будущую невестку найти киллера для устранения мужа, сохранив тридцать тысяч евро, потому что Овик приказал бы замочить ее муженька гораздо дешевле.
— Так что получается, Овик сюда примчался делить наследство Каро Седого?[15] — удивился Ипатьев. — Почему я об этом ничего не знаю?
— Давайте о деле, ради которого мы собрались, — напомнил судья Высоковский, — а с этими пусть разбираются те, кому положено. — Он посмотрел на Гончарова. — Итак, я попросил омских коллег узнать про бывшего ректора Промтеха. И они сработали очень оперативно. Уже утром мне на почту поступило письмо от коллеги. Я поразился скорости, но потом вспомнил, что у нас с Омском разница по времени — четыре часа. Короче, омский коллега начнет разбираться, почему один из судей идет на поводу у следствия и все время продлевает меру пресечения. Следствие не представило никаких доказательств вины Дроздова, кроме показаний некой дамы… Фамилии не помню.
— Иветты Викторовны Ковтун, — подсказал Игорь.
— Не важно, — махнул рукой судья, — сейчас там с этим будут разбираться. Дама в судебном заседании признала свою вину, частично компенсировала ущерб, оплатила назначенный судом штраф и вернулась к работе. Адвокат обвиняемой протестов не подавал. А пожилой и не очень здоровый человек продолжает находиться в следственном изоляторе. И сидит не в какой-то привилегированной камере, которая ему полагалась как награжденному орденами человеку, а как обычный уголовник. Его сокамерники — рецидивисты. Любой бы сломался. Но тут начинают происходить странные вещи. Это ведь СИЗО, а потому соседи Дроздова по камере — подследственные и вызываются на допросы. И вот один из них — трижды судимый, кстати, — вдруг стал на допросах беседовать со следователем. Не просто беседовать, а задавать вопросы: «Вы, гражданин следователь, знаете, что Ивана Четвертого никто на Руси Грозным не называл, потому что он головы никому просто так не рубил и никого на дыбе не мучал? Никто ведь не обвинял его в преступлениях: не было никакой предъявы в натуре. При этом Иване территория Руси увеличилась более чем в два раза. Русь стала больше всей остальной Европы… Иван типа Грозный ввел местное самоуправление, открывал
