Димитрис Раванис-Рендис - Современный греческий детектив
Макрис принялся медленно потягивать коньяк.
— Я знал, что она плохо кончит, — с многозначительным видом заметил бармен.
— Почему? — спокойно спросил Макрис.
— Скверная была баба, упокой, господи, ее душу!
— Как это понимать?
Бармен засмеялся.
— Вам ли спрашивать, господин Макрис? Кажется, вы лучше меня ее узнали за столько-то лет. Что ж тут толковать?.. Еще рюмку?
— Нет.
Положив деньги на стойку, журналист не спеша встал.
Он опять прошел за кулисы и уже оттуда услышал, как директор театра объявляет публике, что «по причине внезапной болезни премьерши спектакль отменяется». Из партера доносился взволнованный гул. Словам директора, конечно, никто не поверил. Весть об убийстве распространилась с необычайной быстротой — такое скрыть невозможно! Полиция с трудом сдерживала натиск любопытных, рвавшихся за кулисы. Макрис заметил, как министр внутренних дел вместе со своим советником прошел в кабинет директора. Он улыбнулся, вспомнив: бедняге Бекасу от него одни неприятности.
К нему подкатился маленький, круглый, как шар, Капсидис. Он с трудом скрывал свой восторг: у него теперь есть такой сенсационный материал для репортажа.
— Какой ужас! Не правда ли?
— Да.
— Она была необыкновенная женщина! Какой темперамент! Ну прямо огонь!
— А ты давно ее знаешь?
— Давно?! Да еще с тех времен, когда она выступала на эстраде. Обольстительная женщина, дорогой мой, обольстительная! — Лицо коротышки вдруг стало очень серьезным. — А что ты думаешь насчет запертой двери?
— Ничего не думаю.
— Как проник убийца?
— Через щелку, наверно.
— Брось шутить. — Капсидис деланно засмеялся. — А я считаю… — И он стал излагать свою версию, почерпнутую из дешевых детективных романов.
— Возможно. — Макрис отвернулся и зевнул.
— Помяни мое слово!
Журналист пожал плечами: это, мол, дело полицейских и газетчиков с чересчур богатым воображением. Капсидис поспешил поделиться с другими своей догадкой, а Макрис направился к телефону — позвонить в редакцию. Он отдал несколько распоряжений своему заместителю. Сообщение об убийстве, разумеется, на первую полосу. Побольше фотографий и некоторые сведения о жизни погибшей. Заголовок придумает он сам немного погодя. И пусть не перекладывают всё на автора полицейской хроники.
— Вы скоро придете? — спросил заместитель.
— Да. Через час, не позже. Сначала загляну в типографию.
— Хорошо.
— И раздобудьте снимки. Старые и новые.
Главный редактор положил трубку. Из чьей-то гримерной донесся встревоженный женский голос. Макрис прислушался. Осторожно заглянул в слегка приоткрытую дверь. Там стоял начинающий актер Арис Димитриадис, которому все пророчили блестящее будущее. Лица женщины не было видно. Она сидела спиной к Макрису. Он остановился будто бы зажечь трубку, и тут до него опять долетел нежный, взволнованный голос:
— Халкья говорит, что была с ней…
— Ну и что?
Трубка уже раскурилась, но Макрис не трогался с места.
— Мне страшно… — продолжала женщина.
— Ну что ты, глупышка!
Актер подошел к женщине и вдруг краем глаза заметил Макриса. Наклонившись к женщине, что-то прошептал. Та испуганно вскрикнула. Журналист спокойно удалился.
3
Я ВИДЕЛ УБИЙЦУ!
Полицейский Бекас ждал, когда немного успокоится сидевшая перед ним ярко накрашенная пожилая женщина. По лицу ее текли слезы, размазывая тушь.
— Какой ужас! Какой ужас! — твердила она. — Бедная Роза! Самая замечательная женщина в нашем театре!
Это была Талия Халкья, старая актриса Национального театра, исполнявшая характерные роли. Она всегда театрально и преувеличенно выражала свои чувства, но на этот раз выглядела искренне расстроенной. Роза Варги была ее подругой.
— Итак, — сказал Бекас, — вы первая обнаружили убитую?
— Да.
— Когда это было?
Женщина вытерла слезы.
— Что-нибудь без двадцати — без четверти десять.
— В это время вы услышали крик?
— Нет. Чуть раньше. Моя уборная третья по коридору, а ее — пятая, за углом. Дверь Розы из моей не видна.
— А чья четвертая?
— Элены Павлиди. Угловая.
— Ну хорошо. Вы услышали крик, а потом?
— Я гримировалась, и вдруг крик. Голос был Розин, но слов не разобрать. Я ничего такого не подумала: она ведь — как бы это сказать? — немного вспыльчива, вот я и решила, что кто-то опять вывел ее из себя.
Глаза полицейского на секунду оживились.
— Кто же мог вывести ее из себя?
— Человек, который говорил с ней.
— Стало быть, кто-то говорил с ней?
— Да. Стоя в дверях.
— Кто же это был?
— Не видела. Я же вам объяснила: ее гримерная за углом.
— Но голос-то вы слышали.
— Еле-еле. Он говорил тихо.
— Кто же это, по-вашему, был?
Женщина со вздохом поднесла платок к глазам.
— Так кто же? — спокойно, но твердо повторил Бекас.
— Арис Димитриадис, — выпалила она.
— Кто такой?
— Самый красивый актер в нашем театре… Бедная Роза! — Она опять поднесла платок к глазам. — Я ее предупреждала: не надо… Но что с ней поделаешь?.. Своевольная была, сумасбродная.
— А что «не надо»? — невозмутимо спросил полицейский. — Разговаривать со своим коллегой?
— С э т и м коллегой.
— Почему?
Талия Халкья сокрушенно вздохнула.
— Не лучше ли теперь все забыть: бедняжку Розу ведь не вернешь.
— Лучше не забывать, — с улыбкой возразил Бекас. — Почему не следовало разговаривать именно с н и м?
— Потому что из-за него у Розы были неприятности. Понимаете?..
Бекас ничего не понимал, но не подавал виду.
— Он такой красавчик, — продолжала старая артистка, — а Розе нравились смазливые мальчики. Она с ним кокетничала. Два раза водила его к себе домой. И тогда произошла стычка с Нелли.
— С какой Нелли?
— Нелли Карзи. Неужели вы не видели ее в «Гамлете?» Она играла Офелию.
— Нет.
— Много потеряли.
— Да-да, конечно… Ну, так что же произошло между Розой Варги и этой Нелли?
— Они поссорились. Нелли потребовала, чтобы Роза оставила Ариса в покое, а та в бешенстве ее ударила. Нелли — невеста Димитриадиса, сами понимаете, пошли сплетни. А влюбленной девчонке долго ли голову потерять?
— И когда произошла эта ссора? — спросил полицейский.
— Вчера.
— Так. Значит, вы слышали, как Роза Варги разговаривала с Димитриадисом, а вскоре донесся ее крик?
— Да. Хотя не уверена. Я же Ариса не видела. Слышала только мужской голос, кажется его. Но я могу и ошибиться. Они разговаривали тихо.
— А что было потом?
Женщина опять заплакала. На слезы она не скупилась.
— Потом я услышала Розин крик, и дверь захлопнулась.
— Она с п е р в а закричала, а п о т о м захлопнулась дверь? Так? — Он в упор посмотрел на артистку.
Слезы Халкьи мгновенно высохли.
— Та-ак, — проговорила она. — А это разве важно?
— Не исключено.
— Тогда учтите — я не уверена. Видите ли, за несколько минут до начала премьеры каждый артист входит в роль и не очень задумывается о постороннем. Возможно, сначала захлопнулась дверь, а потом раздался крик. Не помню…
— Постарайтесь припомнить.
Бекас был немного возбужден, но сдерживал себя. Талия Халкья задумалась.
— Сначала захлопнулась дверь… Или нет, пожалуй, сначала она закричала… Или… — Она виновато улыбнулась, точно ученица, забывшая урок. Вид у нее был довольно комичный. — Вы меня сбили с толку.
Бекас вздохнул: да уж, толку тут не добьешься!
— А потом вы побежали в ее гримерную?
— Нет. Я сперва не придала этому значения. Чуть погодя я пошла к ней за помадой. Дверь была заперта. Я постучала. Никто не ответил. Попыталась открыть, но оказалось, заперто изнутри. Я окликнула Розу… — Она опять всхлипнула. — Ни звука… Тогда я подняла тревогу. Вышли Элена Павлиди и другие актеры, потом появились вы. Мне все не верится, что она убита… Роза — воплощение жизни, и вдруг лежит бездыханная! Какой ужас!
Теперь она зарыдала в голос. В ее манерах было много театральности, но страдала она явно искренне.
— Вы были привязаны к ней? — спросил Бекас.
— Очень. Редкая женщина, просто золото! Всегда веселая, ласковая, подарки любила дарить. А теперь…
— Последний вопрос, — понизив голос, сказал полицейский. — Вы как ее подруга должны знать: владелец табачной фабрики долго был ее любовником?
— Господин Каридис? Примерно год.
— И… — Бекас запнулся, — одновременно у нее был другой?
Талия Халкья хотела что-то сказать, но прикусила язык.
— Она такая веселая, непосредственная! — помедлив, воскликнула она. — Ее поступки всегда неправильно истолковывали.
