Димитрис Раванис-Рендис - Современный греческий детектив
— Почему вы не открываете дверь?
— Она заперта изнутри.
— А ключ есть у кого-нибудь?
В конце концов полицейский тоже влез на стул, заглянул в окошечко и тут же спрыгнул на пол.
— Она без сознания. Надо сообщить в полицию.
— Уже сообщили.
Чтобы не выдать своей растерянности, он сосредоточенно нахмурил брови и пробормотал:
— Тогда подождем. Расступитесь, господа.
Он заглянул в замочную скважину, но ничего не увидел — изнутри торчал ключ.
— Кто она? — спросил он, чтобы не молчать.
— Роза Варги. Премьерша.
Появился рабочий сцены и с ним врач, высокий солидный мужчина.
— Откройте дверь, — распорядился он.
— Заперто изнутри.
— Взломайте. Ей, по-видимому, надо срочно оказать помощь.
И тут снова раздался истерический крик полуодетой женщины:
— Да взломайте же дверь наконец! Может, она еще жива! Неужели мы позволим ей умереть вот так, у нас на глазах?
Но молодой страж порядка никак не мог решиться. Протиснувшись сквозь толпу, Макрис положил ему руку на плечо. Юноша обернулся и отдал честь. Макриса здесь все знали.
— Это вы, господин Макрис? — на всякий случай спросил полицейский.
— Да, — спокойно ответил тот. — Ломай, дружок! Может, она еще жива.
Но тут подоспела полиция. Впереди шел плотный низкорослый человек в штатском. Макрис обрадованно улыбнулся. Раз здесь полицейский Бекас, значит, дело в надежных руках. Молодой человек тоже вздохнул с облегчением. И отдал честь начальнику.
— Что случилось? — спросил Бекас.
Ему разъяснили. Лишь тогда он заметил главного редактора и пожал ему руку.
— И ты тут?
— Как же без меня?
Полицейский подошел к двери, подергал за ручку. Заглянул в замочную скважину.
— Есть другой вход? — спросил он.
— Нет.
Он еще раз тщательно осмотрел дверь. Ничего подозрительного не заметил. И повернулся к своим подчиненным.
— Взломать дверь! — спокойно приказал он.
Вперед выступил могучий детина. Он надавил плечом на тонкую дощатую дверь, и она тут же слетела с петель. Все маленькое помещение просматривалось в дверном проеме. Посередине на полу лежала молодая женщина. На груди ее расплылось большое темное пятно. Роза Варги была в халате, наложенный грим еще больше подчеркивал мертвенную бледность застывшего лица. Бекас переступил порог. За ним последовал врач. Полицейские преградили путь напиравшей толпе. Макрис, поднявшись на цыпочки, выглядывал из-за плеч впереди стоящих.
— Заходи, — кивнул ему Бекас.
Макрис вошел в гримерную, и полицейские закрыли за ним дверь, снова навесив ее на петли.
В вазах благоухали цветы. На туалетном столике, перед большим трельяжем, стояли флаконы с духами, коробочки с гримом и прочая косметика. На стенах, задрапированных шелком, висели фотографии актрисы в разных ролях.
Стоявший на коленях возле тела врач поднялся и сказал:
— Мертва.
Бекас посмотрел на Розу Варги. Грудь в вырезе халата была белая, как мрамор. На этой белизне ярким контрастом выделялись длинные накрашенные ногти.
— Доктор, оставьте, пожалуйста, все как есть, пока не придут эксперты… Как вы думаете, когда наступила смерть?
— Четверть часа назад, а может, и того меньше.
Бекас взглядом указал на кинжал, валявшийся на полу возле убитой. Лезвие было в крови.
— Ее, конечно, прикончили этим кинжалом?
— Да.
Врач наклонился, чтобы взять окровавленный кинжал. Но полицейский знаком остановил его.
— Не трогайте.
— Простите. Я забыл, — виновато улыбнувшись, пробормотал врач.
— По-вашему, это самоубийство?
— Нет, не думаю…
— Благодарю вас.
Доктор в нерешительности посмотрел на полицейского, понимая, что здесь ему делать больше нечего.
— Благодарю вас, — не глядя на него, повторил Бекас.
Врач ушел.
Макрис молча, не шевелясь, стоял в углу. Бекас как будто забыл о нем. Он достал носовой платок и осторожно поднял им с полу кинжал. Некоторое время разглядывал его, а потом положил на туалетный столик. Еще раз обошел тесную гримерную. То и дело брал в руки какую-нибудь вещицу и тут же ставил ее на место. Застывшие расширенные глаза актрисы, казалось, следили за ним. Лицо полицейского все больше мрачнело. Приподняв цветную скатерку, он заглянул под столик. Постучал снизу по дощатой перегородке, отделявшей гримерную от соседней. Звук был глухой. Опустившись на колени, Бекас внимательно изучал перегородку. Доски всюду были аккуратно прибиты. Он встал на ноги. Подошел к окну. После дождя в свете электрических фонарей поблескивал мокрый асфальт на улице. Полицейский некоторое время стоял в задумчивости, явно недовольный результатами осмотра.
— Как же, черт побери, он проник сюда? — вдруг обернувшись, обратился он к Макрису. — Окно закрыто изнутри. Шпингалет повернут, как положено. Остается только дверь.
Подойдя к двери, он склонился над замочной скважиной. Ключ по-прежнему торчал в скважине; язычок хотя и погнулся слегка, когда выламывали дверь, указывал на то, что ее заперли изнутри. Глубоко вдохнув, Бекас вобрал в легкие воздух, пропитанный духами.
— Не понимаю, как это ему удалось?
В самом деле, как? Не мог же убийца испариться! Как он ухитрился, уходя, запереть дверь и з н у т р и?
— А что, если все-таки самоубийство? — предположил Макрис.
— Врач говорит, что нет, и я с ним согласен. Рана очень глубокая, Роза Варги не могла сама нанести ее.
— Как же тогда все это объяснить?
Бекас пожал плечами. Объяснить он тоже не мог.
— Может, он метнул кинжал через это окошко?
Полицейский взглянул на стеклянное окошечко над дверью и презрительно поморщился.
— Такое бывает только в кино да в романах! Нет. Убийца был рядом с ней.
Он закурил и протянул пачку журналисту. Тот глазами указал на погасшую трубку, которую держал в руке. Сигарет он не курил. Бекас сделал несколько глубоких затяжек. Вид у него был удрученный.
— Красивая женщина, — сказал он, опять взглянув на мертвую.
— Того же мнения придерживается и министр внутренних дел, — иронически отозвался Макрис.
Полицейский пробормотал что-то себе под нос и покраснел. Внешне он очень напоминал мелкого лавочника.
— Что с тобой? — спросил Макрис.
— Да ну его, этого министра. От него только лишние неприятности.
Улыбнувшись, журналист набил трубку и зажег ее. Бекас, очевидно, знал больше, чем казалось с первого взгляда. Выражение маленьких глаз на его круглой физиономии было упрямое и проницательное. Они как будто беспрестанно фотографировали этот красивый, ярко освещенный лампой в двести свечей будуар. Бекас не мог скрыть досады. Происшедшее не укладывается ни в какую логику. Преступление совершено в запертой комнате, а убийца как сквозь стену прошел! Бекас опять что-то пробурчал.
— Что ты говоришь?
— Паршивое дело.
— Ты расстроен?
— Еще бы! У вас хоть есть возможность сочинить таинственную историю для газет. А нам что прикажешь делать?
Тут дверь отворилась, и показался полицейский. Из-за спины его выглядывали актеры и собравшаяся в коридоре публика.
— Господин начальник, эксперты прибыли, — доложил полицейский.
В гримерную вошли люди из прокуратуры, и Макрис поспешил удалиться.
В узком коридорчике по-прежнему обсуждали случившееся. Каридис нервно расхаживал взад-вперед. На свежевыбритой, блестевшей от пота физиономии выступили красные пятна. Внезапно он налетел с криком на офицера:
— Бесчеловечно держать нас в коридоре! Я требую, чтобы меня впустили!..
Офицер пытался его успокоить. Увидев Макриса, фабрикант бросился к нему.
— Скажите, это правда? — задыхаясь, спросил он.
— Что именно?
— То, что сказал врач? Она действительно умерла?
— Да.
Красное лицо Каридиса вдруг побелело как мел.
— Но как же… Кто?.. Не может быть! Я ведь только что был у нее… — бормотал он.
— Сочувствую вам, — процедил журналист.
Он хотел уйти, но от Каридиса не так-то просто было отделаться: из него так и сыпались бесконечные «как?», «когда?», «за что?», «чем?».
— Ее ударили кинжалом.
— Кто?
Макрис с трудом сдерживался: почти каждый в этом коридоре считает своим долгом его расспросить. Наконец он добрался до бара. Как ни странно, бармен не покинул своего поста; наверно, во всем театре он единственный продолжал работать.
— Один коньяк, — бросил ему Макрис и раскурил погасшую трубку.
— Стало быть, пришили ее? — подавая коньяк, спросил он. В голосе не слышалось ни малейшего сочувствия.
— Да.
— Ножом пырнули?
— Да, как будто.
Макрис принялся медленно потягивать коньяк.
— Я знал, что она плохо кончит, — с многозначительным видом заметил бармен.
