Апрель в Испании - Джон Бэнвилл
Пауль покачал головой:
– Это настолько неправдоподобно, что просто смешно.
– А ещё эта женщина работает врачом, – сказала Фиби, – как и Апрель. Два совпадения – это уже чересчур, говорит Квирк.
– Что ж, совпадений не бывает, – отрезал Пауль. – Это как верить в фей. Подобные случайности происходят постоянно, просто мы их не замечаем.
Он говорил в той высокомерной, надменной манере, к которой Фиби уже привыкла, хотя бывали моменты, и сейчас как раз наступил один из них, когда это приводило её в тихую ярость.
– Ну вот ты же веришь в атомы, правда? – резко бросила она, – Хотя никогда их не видел.
Он усмехнулся.
– Если ты пытаешься спровоцировать ссору, моя дорогая, тебя ждёт разочарование.
Именно так, «моя дорогая», хотя и без сарказма, называла её доктор Блейк – его «танте Эвелин».
– Как ни назови, – сказала Фиби, отворачиваясь от него и сердито глядя в окно такси, – всё равно странно, что он столкнулся с человеком с такими инициалами и сразу же вбил себе в голову, что это Апрель Латимер. Квирк не из выдумщиков и в фей уж точно не верит.
Пауль откинулся на спинку сиденья и скрестил руки.
– Итак, значит, ты собираешься присоединиться к отцу в его погоне за призраками, – недоверчиво и насмешливо проговорил он.
По правде говоря, Фиби не собиралась никуда ехать, но в этот миг решила, что поедет. Какое право он имел поучать её и унижать отца? Она позвонит в авиакомпанию, как только вернётся домой. Она знала, что из Дублина в Мадрид летает рейс авиакомпании «Аэр Лингус», а в Бильбао, два раза в неделю – рейс авиакомпании «Иберия», ну а от Бильбао ведь рукой подать до Сан-Себастьяна…
Несмотря на раздражение – как это Паулю вечно удаётся оставить за собой последнее слово? – она почувствовала волнение. Какая погода будет в Испании в это время года? Мысленно Фиби уже перебирала свой гардероб и решала, какие из вещей подойдут для солнечного климата. Ведь в апреле там обязательно должно быть солнечно!
19
Пауль дал таксисту указание высадить его на Меррион-сквер, возле института. Спросил у Фиби, может ли он оставить ей свой чемодан. Она могла бы отвезти его в квартиру, а вечером он его заберёт. Пауль жил в крошечном домике своей танте Эвелин на Нортумберленд-роуд. Он переехал к ней на последнем году обучения на медицинском факультете и до сих пор обитал там. Фиби предложила ему переселиться к ней и пожить в её квартире на Бэггот-стрит, но видела, что эта идея вызывает у него оторопь. Её молодой человек был весьма консервативен во многих отношениях. Впрочем, столь развитое чувство приличия не мешало ему проводить ночи с ней на её жилплощади. Всякий раз, когда Фиби намекала (разумеется, без нажима) на это противоречие – она никогда не произносила слово «лицемерие», – он уклонялся от ответа, а у неё всегда хватало благоразумия оставить эту тему.
Фиби не могла не признать, что отчасти её Пауль – бесчувственный сухарь. Любовью он занимался ловко, отточенно, подходя к её телу как исследователь, словно врач, ищущий причину неизвестной болезни. Его характеру и поведению во многих аспектах была свойственна осмотрительность. Когда он выходил из её квартиры, то всегда делал крюк мимо окна и быстрым взглядом окидывал улицу, словно думал, будто бы там может дежурить оперативная группа из «Легиона Марии» [24] или что-то в этом роде, выжидающая момента, чтобы схватить его за шиворот, а затем осудить за неподобающий моральный облик в колонке газеты «Ирландский католик».
Безусловно, Пауль был внимателен к ней – уважителен, как, вероятно, сказал бы он сам, – но его щепетильные знаки внимания всегда вызывали у Фиби недовольство и даже слегка сердили. Не то чтобы она ожидала, что её молодой человек будет вести себя как Хитклифф [25] или лорд Байрон, но всё же хотелось, чтобы он иногда отбрасывал сдержанность и давал волю чувствам, пусть даже совсем немного. Периодическое проявление беззаботной весёлости ему бы явно не повредило. Она даже не возражала бы против некоторой толики жёсткости, хотя бы в постели, хотя бы изредка. Но нет. Пауль Фиртель неизменно крепко держал себя в узде.
Когда она приехала в квартиру, дождь всё ещё лил. Он был таким мелким и неслышным, что казался не более чем разведывательным, пилотным образцом настоящего дождя.
Фиби расплатилась с таксистом, открыла ключом входную дверь и поднялась по лестнице, таща чемодан Пауля.
Внутри квартиры было так же сыро, как на улице. Она чиркнула спичкой и включила газовый обогреватель. Ей нравилось тихое гудение, с которым загорался газ, и то, как легко, словно в танце, пламя разбегалось по ещё не разогретым нитям. Удивительно, как такие, казалось бы, обычные предметы быта способны создавать уют и дарить в своей скромной, ненавязчивой манере ощущение тёплой дружеской компании.
Фиби подогрела говяжьего бульона, наполнила им кружку и села у большого окна на кухне, крепко обхватив посудину обеими руками, чтобы согреться. Всё это время она пыталась выкинуть из головы вчерашний телефонный звонок отца, но теперь, когда сидела здесь одна, мысль о нём навалилась на неё с непреодолимой силой.
Квирк не казался пьяным. Возможно, подвыпившим, но точно не пьяным. Сказать по правде, он производил впечатление маленького мальчика, который обнаружил какое-нибудь редкое насекомое или особенно отвратительную ярко-зелёную жабу – и теперь с нетерпением ждёт возможности показать находку любому, кто готов на неё посмотреть.
– Как только мне пришло в голову, что это может быть Апрель, я понял, что это она и есть.
Отец настойчиво требовал от неё описать ему Апрель во всех подробностях, но какой толк в описании, каким бы подробным оно ни было?
– А как насчёт фотографии? – не унимался он. – У тебя есть её карточка?
Фиби была уверена, что карточка где-то есть, но даже если она сможет её найти, на то, чтобы доставить её Квирку, даже авиапочтой, уйдёт неделя. Он всё равно велел дочери её отправить.
– Какой она тебе показалась, эта женщина? – спросила Фиби. – Как она себя вела? В смысле, надо полагать, не одни же только её инициалы натолкнули тебя на мысль, что это Апрель. Ты же видел её всего один раз, той ночью в «Шелбурне», да и то ведь был…
Она осеклась.
– Да, знаю, я был пьян, – буркнул отец, словно отметая этот факт в сторону. – Но я помню, как она