Приглашение на смерть - Юлия Фёдоровна Ивлиева
– Вы думаете? – засомневался Максим.
Он представил, как смешно будет выглядеть в несуразной и неудобной одежде. Цирк перед партнерами по игре?
– Я даю стопроцентную гарантию, – заверила Кира. – Каждая эмоция выражается целым набором мышечных сокращений на лице, плюс микрожесты и взгляд. Причем, вариантов этих наборов несколько, и надо разбирать их в общих рамках доминантного типа восприятия информации, каждого отдельного человека и его образа мышления. Условно и упрощенно – вспоминая, визуал будет смотреть вверх-вправо, а вот кинестетик вниз. Центрист, прежде чем решить что-то, посмотрит по сторонам, ища подтверждения от окружающих, а вот рефлектор – прямо перед собой и после на тех, кто рядом. Чтобы читать мысли и эмоции, необходимо иметь очень обширный и весьма разнообразный объем знаний. Как вы выразились, этому следует учиться долго, осознанно и усердно. Я учусь всю жизнь. – Кира задержала на специалисте по Японии долгий взгляд.
Тот кивнул. Он ей верил.
– За карточным столом сидят не ученые и не психологи. Играют авантюристы, фартовики, ими движет азарт, не жажда знаний. Они приобрели свои навыки на опыте. Интуитивно. Иногда такое встречается – говорят, природный талант, – но на деле чаще тяжелое детство, родители алкоголики или наркоманы, может, просто тираны, и дети были вынуждены определять по их лицам, когда надо спрятаться, а когда можно что-то получить. Вот и освоили некоторые способности чтения эмоций. Но это не глобальные знания, уж тем более не освоенные как профессия, поэтому такая интуиция быстро потеряется в той буре, которая разыграется в вашей мимике и поведении благодаря иголкам под пяткой и текущим соплям.
Максим смотрел на нее в упор, но не видел. Он представлял, как он будет реализовывать ее план. Кира улыбнулась. В его взгляде читалось принятое решение. Он уже прикидывал, есть ли у него подходящая одежда. Кира покопалась в сумочке и одну за другой выложила на стол несколько фотографий с мест убийств. Максим, взглянув на них, дернулся, возвращаясь в реальность.
– Вот видите, – довольно подтвердила Кира. – Вы можете мне помочь. Вам не просто неприятны кровавые картинки, вы еще нахмурились, дернули губами и увели взгляд вверх, вспоминая. У вас появилась какая-то мысль. Что-то на фото показалось знакомым? Если бы сейчас вас беспокоили боль в паху и раздражение в подмышках, даже я бы не смогла выделить эти эмоции. Мне понадобилось бы больше времени и информации. Стоп-кадр на видео или фото в моменте. – Кира не отрывала от него цепкого взгляда. – Итак, что вам вспомнилось? Что в рисунке на живом, то есть на мертвом теле, вам показалось более впечатляющим, чем распечатка с принтера.
– Этот рисунок. Он нанесен на живот? От от… низа живота?
– Да, рисунок исходит от паха жертвы. Эксперты не смогли сказать, с какой части он начинал рисовать: сверху, и около половых органов закончил, или, наоборот, рисовал по восходящей.
– Снизу, я думаю, как дерево, ветвями вверх, – задумчиво произнес Максим. – В японской культуре очень много ритуализма. Они из всего делают церемонию. Высасывают смыслы и символы из того, что, казалось бы, невозможно. Но даже не это важно.
Кира в первый раз за все время беседы заметила интерес в глазах японоведа. Он с трудом преодолевал отвращение и даже тошноту, старательно разглядывал снимки. – Купить кисточку и изучить пару иероглифов в интернете может любой. Но, по всей видимости, вы правы, и человеку, который убил и нарисовал вот это, культура Японии была интересна несколько глубже, чем любопытному обывателю.
Кира склонила голову набок, выражая свое полное внимание.
– В Японии культ матери отличается от европейского. У них есть слово Амаэ. Аналог на русском языке не подбирается, как это часто и бывает. Можно понимать как приятную зависимость от матери, желанную зависимость. Нахождение в раю. Вы, наверное, слышали о японской системе воспитания: у нас часто под этим подразумевается отсутствие каких-либо запретов и ограничений для ребенка. На самом деле запреты просто не нужны, потому что… в воспитании используют другой способ влиять на ребенка – эмоциональный. Сосредотачиваются на чувствах ребенка, на осмыслении возможных последствий. То есть только косвенное воздействие. Но есть э… как бы это выразиться… частный случай. В Японии встречается один малоизвестный культ. Он имеет мало последователей, редко упоминается, можно даже сказать, скрывается и считается ну чуть ли не позором. И я практически не встречал упоминаний о нем. Культ вершительницы. Я не помню подробностей, и, повторюсь, по этой теме мало информации. Когда между матерью и ребенком не эмоциональная чувствительность, а желание матери управлять ребенком. Когда женщина забирает власть над ребенком и в будущем над взрослым человеком, на тех правах, что она его породила. Подобное насилие противоестественно для японцев вообще. Они это не понимают. Поэтому вершительницы считаются психически нездоровыми, извращенками. Кстати, этому течению или культу свойственны телесные наказания. Женщины-вершительницы наказывают за непослушание своих сыновей, за невыполнение ее приказов и прочее. Так вот… – японовед поднял взгляд от рисунка. Он был переполнен мыслями, отражения их одно за другим мелькали на его лице. Он несколько раз быстро моргнул, вспоминая, с чего начал и к чему вел разговор. – Не знаю, в каком контексте, но там встречаются рисунки, нанесенные на тело женщин от низа живота до груди. – Он указал на фотографии, которые принесла Кира. – Только там используют татуировки.
– А что значат эти иероглифы? – Кира кивнула на фотографии.
Максим пожал плечами.
– Понятия не имею. С ходу не могу сказать. Мне нужно время – подумать и поискать информацию.
– Я оставлю вам распечатку. – Кира не спрашивала разрешения, не задавала вопроса: она установила цену за свою консультацию.
И японовед ее принял.
…На улице Вергасова глубоко вздохнула, раздумывая над добытой информацией. Мысли роем закопошились в голове. Она даже помотала головой, понимая, что надо где-то сесть и подумать. Ее взгляд уперся в вывеску «Канцелярский магазин. Игрушки» на другой стороне улицы. Она стремительно перешла дорогу, толкнула дверь, очутилась в прохладе крошечного магазина, забитого мелочевкой. Пошарив по витрине взглядом, она ткнула пальцем в нужную ей вещь и забрала свою покупку у продавщицы…
Максим Витальевич неподвижно сидел в своем кресле, пребывая в задумчивости, когда на пороге его кабинета возник первокурсник. Он большими шагами преодолел расстояние от двери до стола и положил на стол профессора фиолетовый шарик в целлофановой упаковке.
– Вот. Вам велели передать. Девушка, – парень хмыкнул и вышел.
Максим несколько раз сжал в руке мягкий силиконовый мячик и посмотрел на черно-белый рисунок, оставленный ему Кирой.
Жесть. Она серьезно? Серьезно ведь!
