Зов пустоты - Максим Шаттам
Взгляд карих глаз Мирко метнулся к ней. Людивина прочла в нем скорее растерянность, чем страх или вину.
– Ничего…
– Не думай, что я дура, Мирко. Старики указывают на тебя. Они знают, что ты что-то скрываешь. Что случилось?
– Я не знаю.
Людивина понимала, что ничего от него не добьется, если не сумеет его успокоить.
– Ладно, тогда я тебе кое-что скажу. Я знаю, что ты ее не трогал. Я даже помогу тебе доказать это всем, кто тебя подозревает. Но сначала ты помоги мне. Услуга за услугу. Что у вас было с Джорджианой? Почему кто-то считает, что ты мог ей навредить?
Мирко был в смятении. Он боролся с естественным недоверием к незнакомке, к гаджо, да еще и полицейскому.
– Расскажи, – настаивала Людивина, – и я тебе помогу. Старики не стали бы тебя винить без причины, ты явно что-то скрываешь. Расскажи, а я докажу, что ты ничего не сделал. Все просто. Тебе же будет лучше. И Джорджиане. В память о ней. И я арестую того, кто ее убил. Ты ведь ее хорошо знал?
Мирко кивнул.
– Хорошо… Это уже что-то. Вы дружили?
Еще один кивок.
– Она была твоей девушкой?
Юноша взглянул прямо в глаза следователю.
– Об этом лучше никому не говорить, – выдохнул он.
– Почему? Потому что она была старше тебя?
Мирко не больше девятнадцати, а Джорджиана погибла почти три года назад. Ей было двадцать три, когда Рельсовый убийца стянул ей горло пластиковым хомутом и медленно задушил.
– Наши семьи… тут все сложно, – выдавил Мирко.
– Понятно. Вы с Джорджианой спали вместе, хотя ваши семьи не ладят. Что еще? Она говорила тебе о ком-нибудь перед смертью? О мужчине, который не давал ей прохода?
Мирко покачал головой.
– А почему старики тебя подозревают?
Он пожал плечами, помолчал и признался:
– Когда она умерла, я не ел, я не хотел жить. С тех пор я сам не свой.
Он говорил почти без акцента, но подолгу подбирал слова.
– Только поэтому? И все?
– Тут кланы. Мою семью не любят.
– Тебя подозревают только потому, что вас не любят, и ты стал другим после исчезновения Джорджианы? Только честно, Мирко, иначе я не смогу ничего сделать.
Снова помолчав, он наконец выпалил:
– В тот день, когда она пропала, меня не было в таборе! Некоторые знают, что мы должны были встретиться.
Людивина склонилась к нему:
– Ты должен был с ней встретиться? И… ты что-то видел?
Взгляд Мирко затуманился, словно на него нахлынули воспоминания.
– Нет, – одними губами произнес он.
– Расскажи, что произошло.
– Мы должны были встретиться за табором, внизу у холма.
– Днем?
– Вечером. Перед ужином.
– Она пришла?
– Нет.
– Ты долго ждал?
– Часа два. Как раз тогда она и пропала. Ее брат видел, как она уходила из табора, и больше она не вернулась.
– А ты?
– Я подождал, потом вернулся и поужинал с матерью. Это все.
– Ты ничего не видел? И никого?
– Нет.
– И ничего не слышал?
– Нет.
– За те два часа, что ты прятался в кустах, ничего не произошло?
– Ничего.
– И что ты делал?
– Ждал.
– У тебя был с собой мобильный телефон?
– Нет, не было, сестра его сломала.
– Ты что, спал эти два часа?
Людивина забрасывала его вопросами, чтобы заставить отвечать без раздумий и проверить, не противоречит ли он сам себе.
– Нет. Я ничего не делал, вот и все.
– Откуда ты знал, что прошло два часа?
– У меня есть часы, – ответил Мирко, словно Людивина задала ему самый глупый в мире вопрос.
– Может, ты курил, пока ждал?
– Нет.
– А там можно найти то, что докажет, что ты и правда так долго ждал?
– Не-а. К тому же три года прошло…
– Мы умеем находить удивительные вещи даже через несколько лет. За эти два часа тебя никто не видел?
– Никто. В том и дело. Некоторые говорят, что с ней это случилось из-за меня. Ее брат говорит, что она прошла мимо меня, а потом…
– То есть она и правда отправилась на встречу с тобой, но не дошла? Сколько идти от табора до вашего укрытия?
– Не знаю. Это под холмом. Пешком минут десять, даже меньше.
– Тропинка есть?
– Да, совсем узкая, а потом еще сто метров через лес.
– А она могла пройти неподалеку, так, что ты ее не заметил?
– Нет, мы там всегда встречались.
– Я не имею в виду, что она потерялась. Она могла пройти мимо и не остановиться?
– Я бы ее заметил.
Мирко нахмурился.
– Что ты вспомнил? – тут же спросила Людивина.
– Ничего… просто… может, она прошла мимо, пока я смотрел на того гаджо с собакой.
– Ты сказал, что за эти два часа никого не видел!
– Ну да, но его видел. Какой-то гаджо ждал свою собаку. Все равно что никто.
– Он был из табора?
– Нет, конечно, я же говорю – гаджо. Если бы из табора, я бы узнал, хотя я его плохо видел.
– Как он выглядел?
– Не знаю. Не помню.
– Мирко, ну постарайся! Высокий? Низкий? Волосы темные? Светлые? Как одет?
– Я уже не помню. Среднего роста, белый, обычные волосы, ну то есть подстрижены по-обычному. Черные. Вроде был в спортивном костюме. Держал поводок, искал свою собаку.
– Один?
– Да.
– Ты его узнаешь, если я покажу фотографии?
– Нет, я его толком не разглядел, и это было давно. Не помню ничего… Говорю же, это был никто!
– Ты с ним разговаривал?
– Нет. Он меня не видел.
– Ты помнишь, как звали собаку?
– Нет. Он ее не звал.
– А как ты понял, что он ее ищет?
– Он выглядел так, будто искал ее.
– Он долго там пробыл?
– Не знаю. Может, минут десять, потом пошел обратно к дороге.
– Без собаки, никого не встретив и ничего не сказав?
– Да.
– Он был на машине?
– Я не видел. Я не видел дорогу со своего места.
– Он курил? Или, может, пил что-нибудь?
– Нет.
– На нем были перчатки?
Мирко поморщился, словно ему больно было рыться так глубоко в памяти.
– Вроде бы да. Тогда была зима, довольно холодно.
Людивина задумалась о том, почему версальский РУСП не стал копать глубже, но тут же поняла, что они вообще не говорили с Мирко. Цыгане держали свои сомнения при себе – по крайней мере, когда все только случилось.
Людивина вздохнула, осознав, что почти ничего не выяснила.
Она ни в чем не подозревала Мирко. Хотя он и был знаком с жертвой, он слишком молод, слишком неуверен в себе, без денег.
– Можно задать тебе неловкий вопрос? Мне нужен честный
