Инна Бачинская - Потревоженный демон
…Группа из трех человек сгрудилась у входа в подвал. Эмилий Иванович позволил себе отойти в сторонку. Алексей Трофимович стоял рядом с ним, допрашивая громким шепотом, как могло случиться столь вопиющее и чрезвычайное происшествие. Эмилий Иванович уже несколько раз объяснил, что никогда в подвал не заглядывал, что чужих никого не было и ключ он никому не давал… Тут его снова обдало холодом — он вспомнил спикеров!
Молодцеватый парень представился капитаном Астаховым и спросил:
— Кто тут главный? Здесь кто-то работает?
Директор музея, как Понтий Пилат, тут же умыл руки, выпихнув вперед Эмилия Ивановича.
— Как вас зовут? — спросил капитан, рассматривая побледневшего Эмилия Ивановича.
Эмилий Иванович представился.
— Что здесь произошло?
Эмилий Иванович, торопясь и запинаясь, признался в том, что сегодня явился на работу на два часа позже, пришел только что, сварил кофе, а Тяпа стала лаять и скрестись у двери… Он махнул рукой на распахнутую подвальную дверь. И он решил открыть и посмотреть, думал, крыса или крот. Да, а еще он услышал звук! Такой, как и сейчас, а когда открыл дверь, то увидел человека, тот сидел на полу, раскачивался и выл…
— Он что-нибудь сказал?
— Нет! Он все время такой. Я спрашивал, но он не отвечает. Он вообще меня не заметил… кажется, — заторопился Эмилий Иванович, испытывая облегчение от того, что вокруг люди и он больше не один. Ему страшно захотелось кофе, а еще усесться на крыльце и закрыть глаза. У него даже мелькнула мысль предложить кофе этим людям, но он постеснялся.
Судмедэксперт Лисица попытался отнять ладони мужчины от лица, тот вдруг страшно закричал и метнулся в сторону. Лисица от неожиданности взмахнул руками и попятился.
— Эмилий Иванович, вы с ним знакомы? — спросил капитан.
— Я его никогда не видел!
— Как он туда попал, по-вашему?
— Понятия не имею! — Эмилий Иванович развел руками. — Я сам никогда туда не заглядывал.
— Объект под охраной?
— В данный момент нет, раньше был, но потом что-то вышло из строя… Да тут и брать-то нечего! — затараторил директор музея. — Эмилий Иванович, вы лицо, ответственное за канцелярию, и я не понимаю…
— Подождите, — остановил его капитан, — давайте по порядку. Значит, вы пришли на работу… во сколько?
— В одиннадцать тридцать. Я обычно сижу допоздна, да еще по выходным… — Эмилий Иванович покосился на неодобрительно поджавшего губы директора. — …но сегодня так получилось…
— Я понял. А что это вообще такое? Музей?
— Это отдел старых документов и рукописей, — поспешил объяснить директор.
— Эмилий Иванович, вы сказали, что работаете по субботам. В эту субботу вы тоже работали?
— Обычно работаю, но в эту субботу я не работал… так получилось.
— То есть вы работали в пятницу, ушли вечером и больше сюда не возвращались?
— Нет… — Эмилий Иванович слегка покраснел.
— Эмилий Иванович, в пятницу, когда вы уходили, ничего такого не произошло? Может, кто-нибудь к вам заходил?
Эмилий Иванович почувствовал дурноту. Капитан Астахов сверлил его испытующим взглядом.
— Может, краеведы? — поспешил на помощь директор. — Тут часто пасутся краеведы и историки, да, Эмилий Иванович?
— Нет, — выдавил из себя Эмилий Иванович. — Краеведов не было.
— А кто был? — тут же спросил капитан Астахов. Кличка у него была Коля Буль, и хватка соответствующая. Буль Клара, известный всем друзьям и знакомым капитана своим скверным характером, был… была любимой собакой капитана Астахова, благодаря которой он и получил свою выразительную кличку. — А кто был? — повторил он. — В пятницу?
Бедный Эмилий Иванович понял, что деваться ему некуда, и выложил все как на духу, чувствуя себя при этом последним предателем и иудой…
Глава 18. Допрос
День, полный событий, все продолжался. После обеда позвонил директор библиотеки Петр Филиппович и сказал, что сию минуту ждет Ирину в своем кабинете. Голос у директора был официальный, не голос, а скрежет ножа по стеклу, и Ирина догадалась, что ее самовольный уход с рабочего места не остался незамеченным и руководителю уже доложили. Она в сердцах чертыхнулась и пропела:
— Конечно, Петр Филиппович, иду!
В кабинете, кроме директора, сидел незнакомый человек, при виде которого Ирина поежилась — что-то было в нем такое… непререкаемое. Лицо у директора казалось обиженным более обычного.
— Вот, Ирина Антоновна, это к вам, работник правоохранительных органов капитан Астахов. — Директор повел рукой в сторону посетителя. На лице его появилось скорбное выражение, которое легко читалось как «Дожились!». Капитан Астахов поднялся и попытался приветливо улыбнуться, чем напугал Ирину еще больше. Она вдруг подумала, что… мама и Глебушка! Что-то с ними?!
— Что случилось? — выдохнула она. — Где они?
— Кто? — удивился капитан.
— Мама и Глебушка!
— Мать и сын Ирины Антоновны на данный момент находятся в Турции на отдыхе, — сказал директор, ни к кому не обращаясь. — Если я больше вам не нужен, я вас оставлю. — Не глядя на Ирину, он кивнул капитану Астахову и вышел из кабинета.
— Ирина Антоновна, я по другому делу.
Ирина почувствовала облегчение и спросила, улыбаясь:
— По какому? По жалобе?
— На вас была жалоба?
— Была. То мы шумим, то репетиции устраиваем и мешаем читателям.
— Репетиции?
— Ну да! Наш клуб и театр «Спикеры», мы сейчас репетируем «Мой друг Пиноккио» на английском языке.
— А где же вы теперь репетируете? — спросил капитан Астахов, и Ирина почуяла неладное. У нее мелькнула мысль, что коллеги Эмилия сообщили директору музея про репетиции, у Эмилия теперь неприятности, и это очень серьезно, раз дошло до правоохранительных органов. «Пропали документы!» — осенило ее.
— Где мы репетируем? — переспросила она, чтобы выиграть время и сообразить, что ответить.
— Да, где вы теперь репетируете? — Капитан с интересом ее разглядывал.
— В губернской канцелярии, — сказала Ирина. — Там находится отдел исторического музея.
— А как вы туда попали?
— Там работает мой читатель Эмилий Иванович Тагей, он разрешил. А что случилось? Документы пропали?
— Какие документы?
— Там же отдел документов… Но если вы думаете, что кто-нибудь из спикеров взял, то вы глубоко ошибаетесь! Я за них ручаюсь! А что говорит Эмилий Иванович? Вы его знаете?
— Имел удовольствие познакомиться, — ответил Коля и поморщился — фраза была из репертуара Федора Алексеева. — Когда вы были там в последний раз?
— В пятницу.
— До которого часа?
— До девяти примерно или до половины девятого.
— А потом?
— А потом… — Ирина запнулась. — Я поехала домой, а ребята, кажется, пошли в мастерскую папы Карло… то есть члена клуба, который играет папу Карло, он художник. Нужно было нарисовать декорации, у нас скоро премьера.
— То есть вы пошли домой, а они в мастерскую к… папе Карло, так?
— Ну да. Рисовать декорации. А что случилось?
— А где вы были в субботу?
— Дома, — соврала Ирина. — Понимаете, завтра возвращаются мама и сын, нужно было привести квартиру в порядок, купить продукты…
— А где были члены клуба, вам известно?
— На Магистерском озере. Они и меня звали, но я не пошла. А что случилось?
— Какое отношение к спикерам имеет Эмилий Иванович из музея?
— Никакого отношения к спикерам он не имеет. Я познакомила их неделю назад, когда на нас написали жалобу и директор сказал: хватит, никаких репетиций. А тут пришел Эмилий, и я попросила… то есть Эмилий Иванович, и я спросила, нельзя ли собраться у него.
— И он разрешил?
— Да! Эмилий такая лапочка… — Ирина осеклась. — Мы уже два раза там собирались. А что?
— Там были только спикеры или кто-то чужой?
— Только мы и Эмилий Иванович.
— Вы знакомы с планировкой полковой канцелярии?
— В общих чертах. Знаю, где кабинет Эмилия Ивановича, кухня… он называет ее камбуз.
— Вы знаете, что там есть подвал?
— И подземный ход до Ильинской церкви! Знаю. То есть я там не была, просто все говорят, что есть.
— Подземный ход? Не знал. А где хранится ключ от подвала, знаете?
— Понятия не имею.
— Ирина Антоновна, мне нужен список всех, кто присутствовал на репетициях, сделаете? На обеих.
— Всех? А что случилось? — спросила она в третий раз.
— В подвале нашли человека, он провел там около трех дней, предположительно с вечера пятницы.
— Человека? — недоуменно повторила Ирина. — Какого человека? Как он туда попал?
— Это мы и пытаемся выяснить, Ирина Антоновна. Пожалуйста, напишите списочек, я подожду.
— Он… жив?
— Жив, но в плохом состоянии.
— А что он говорит?