Инна Бачинская - Потревоженный демон
— Таня — хорошая девочка, честная, прямая… — Она хотела сказать: «Возможно, излишне прямая», — но удержалась. — Умница, много читает, прекрасное чувство юмора. А что?
— А правда, что она работает в котельной?
— Правда.
— Но она же закончила экономический! Почему котельная?
— Свобода, независимость… Понимаешь, Эмочка, Таня очень независимая, она максималистка, ей трудно сработаться с коллективом.
— Но она же ладит со спикерами!
— Спикеры — ее компания, ее круг, ее семья.
— Это неправильно.
— Это пройдет, я думаю. Да и неважно это, поверь.
— Неважно, — неуверенно согласился Эмилий Иванович.
— Ты с ней подружился?
— Ну, не знаю, — смутился Эмилий Иванович. — Мы много говорили — история, политика, литература. Она много знает, с ней интересно.
Опять помолчали.
— А когда репетиция? — спросил Эмилий Иванович. — Приходите завтра!
— Завтра не могу, Эмочка, возвращаются мама и Глебушка, нужно купить продукты, приготовить обед, встретить…
— Тогда в среду?
— Тогда в среду.
Глава 17. Страшная находка
Радостный Эмилий Иванович отнес домой покупки, взял на поводок Тяпу и отправился на работу. Он с удовольствием поглядывал на прохожих, в особенности на женщин, чувствуя себя в новой красивой одежде плейбоем. Он с удовольствием вдыхал кисловатый запах ткани, улыбался, время от времени трогал жесткий воротничок рубашки и поправлял шейный платок. У него никогда не было шейного платка, он считал шейный платок… как бы это выразиться, слишком смелым штрихом, «выпендрежем», как говорит кот Базилио, и теперь ему казалось, что все на него смотрят. Он отпер тяжелую кованую дверь канцелярии — изнутри дохнуло холодком. Тяпа вбежала первой, за ней неторопливо вошел Эмилий Иванович. Он включил свет, оставил дверь открытой — пусть помещение проветрится и нагреется — и потопал прямиком на «камбуз». Включил Астронавта, который деловито зажужжал и поехал по столу, и мельком подумал, что мама не одобрила бы. Стелла Георгиевна также не одобрила бы ни спикеров, ни новой одежды… Эмилий Иванович порозовел и снова с удовольствием потрогал жесткий воротничок рубашки. Мама не одобрила бы также и Таню, девушку, которая работает в котельной. В котельной? Девушка Эмилия Ивановича работает в котельной?! Этого еще недоставало! «В нашей семье никто никогда не работал в котельной! Мы — потомственная интеллигенция!» Дедушка Эмилия, прадедушка Эмилия, дядя Эмилия… и так далее.
Девушка Эмилия Ивановича! Он смутился и покраснел — громко сказано! Они друзья, просто добрые друзья. Он вспомнил, как она подтрунивала над ним, называя раком-отшельником, и расплылся в улыбке. Он — рак-отшельник, а канцелярия — его панцирь. Вспомнил, как она смотрела на него, Эмилия, и что-то было в ее глазах такое… Если бы Эмилий Иванович был более искушен во взаимоотношениях мужчин и женщин и знал правила игры, он решил бы, пожалуй, что девушка с ним флиртует. Впрочем, так сказала бы Стелла Георгиевна, слово давно устарело, сейчас так не говорят. А как говорят? Говорят «кидает косяки и рисовки»… В смысле, обещает взглядом. Обещает… что? Эмилий Иванович вздохнул и покачал головой, упрекая себя за самонадеянность. Выключил клокочущую кофеварку, снял новый пиджак и аккуратно повесил на спинку стула, подумав, что нужно будет принести из дому вешалку. Налил кофе в чашку с иронической вороной, уселся на крыльце. Пил кофе, рассматривал пустой в это время дня парк и вспоминал пикник у озера… Рассеянное и уже по-осеннему нежаркое солнце, рассеянный зеленоватый свет, вековые липы и дубы. Эмилий Иванович уже в который раз поздравил себя с тем, что работает в таком замечательном месте. Он допил кофе, третью за сегодня чашку, с сожалением поднялся и пошел к себе. Труба зовет!
Он включил настольную лампу, поднял крышку ноутбука, и тут внимание его привлек лай Тяпы.
— Тяпа! — позвал Эмилий Иванович. — Иди сюда! Ты чего?
Но Тяпа не пришла, а продолжала тонко и неуверенно лаять где-то в глубинах канцелярии. Эмилий Иванович нерешительно поднялся, странно обеспокоенный, и пошел на лай. Тяпа лаяла и скребла пол под дверью в подвал, где, по слухам, начинался подземный ход до самой Ильинской церкви. Дверь была всегда закрыта, большой старинный ключ висел на стенде у входной двери. Эмилий Иванович и в руках его никогда не держал.
— Тяпа, ты чего? — снова спросил Эмилий Иванович, опускаясь на корточки.
Тяпа залилась пронзительным лаем.
— Что там, Тяпа? Крыса? — Эмилий Иванович приложил ухо к двери; ему показалось, что он услышал некий звук, тонкий комариный ноющий звук. Эмилий Иванович выпрямился. — Кошка?
Звук не прекращался — монотонный, непрерывный, словно воздух под давлением со свистом вырывался из трубы…
Эмилий Иванович постоял нерешительно и пошел за ключом. Снял его со стенда — тяжелый, старинный, с узорной бородкой, вернулся к двери, вставил ключ в замочную скважину, с трудом провернул на один оборот, на другой и замер, чувствуя непонятный страх, — он даже невольно оглянулся. Потом толкнул дверь плечом. Она подалась с глухим скрипом, из подвала пахнуло сыростью; на кирпичной кладки пол упал вытянутый прямоугольник света. Эмилий Иванович издал хриплый звук, что-то вроде «ах» и отступил. В прямоугольнике света сидел человек, закрыв руками лицо. Он раскачивался и тонко тянул единственную бесконечную ноту. Эмилия Ивановича он, похоже, не заметил и никак на него не отреагировал. Оторопевший Эмилий Иванович, не веря глазам, стоял на пороге, рассматривая человека. Тяпа заливалась истерическим лаем…
Наконец ошарашенный Эмилий Иванович неуверенно спросил:
— Простите, кто вы?
Человек продолжал раскачиваться и тянуть свою бесконечную ноту.
— Как вы сюда попали? Через подземный ход? Вы пришли по подземному ходу? — Эмилий Иванович попытался рассмотреть, что там, в темноте, предположив, что человек пришел из подземного хода. До сих пор Эмилий Иванович не особенно верил в его существование, вернее, никогда об этом не задумывался, но сейчас мысль о подземном ходе поразила его. Ему даже показалось, что он увидел в глубине неясные мелькающие тени. Эмилий Иванович попятился и снова оглянулся. В канцелярии стояла неприятная тяжелая тишина, которая впервые показалась ему зловещей. На ее вязкий и глухой фон накладывался тонкий нечеловеческий вой, и результат был страшен. И запах тлена и плесени из подвала тоже был страшен — от него кружилась голова и путались мысли.
— Вы меня слышите? — повторил Эмилий Иванович, чувствуя ледяной сквознячок вдоль хребта и дрожь в коленках и прекрасно понимая тем не менее, что человек его не слышит. Ему пришло в голову, что человека этого каким-то образом забыли в лабиринтах подземного хода и он находится там уже много лет, блуждает, ищет выход, питается грибами, то есть блуждал, а теперь наконец вышел к людям.
Он уже не ожидал ответа, только все пытался объяснить себе, как человек попал в закрытый подвал, а вдоль хребта бежал и бежал ледяной холодок, и взмок затылок.
Не зная хорошенько, что делать, Эмилий Иванович позвонил Алексею Трофимовичу, директору музея, тот долго не мог взять в толк и несколько раз переспросил, где именно находится неизвестный человек и почему Эмилий Иванович оставил дверь в подвал открытой или доверил ключ постороннему лицу, что совсем уж ни в какие ворота, не ожидал, немыслимо, как это могло случиться, служебное преступление. Многие начальники считают, что руководить — это уметь обложить подчиненного до последнего заикания, не вникая в суть проблемы…
Короче говоря, приезда оперативной бригады и «Скорой» Эмилий Иванович, пребывающий в состоянии, близком к ступору, дожидался у распахнутой настежь двери в подвал, то есть на расстоянии примерно в два метра, а еще точнее, между подвалом и небольшой прихожей, причем наружная дверь тоже была распахнута настежь. Эмилий Иванович мог слышать шелест деревьев, далекие голоса, смех и протяжный гудок прогулочного катерка; кроме того, он чувствовал взмокшей спиной ток теплого воздуха, пахнущего сеном. Контраст между миром снаружи и мрачной атмосферой канцелярии был разителен.
Человек, сидящий в прямоугольнике света, однако, ничего не почувствовал, не переменил позы и продолжал раскачиваться; он по-прежнему закрывал лицо руками и тоненько подвывал. Эмилий Иванович подумал, что он все еще блуждает в потемках по бесконечным ходам лабиринта. И еще одна безнадежная мысль пришла ему в голову: с этих самых пор неизвестный скиталец будет блуждать там вечно — где бы он ни находился, из ловушки лабиринта ему уже не выбраться. Эмилий Иванович даже затряс головой, отгоняя эту ужасную мысль, но она все не уходила…
…Группа из трех человек сгрудилась у входа в подвал. Эмилий Иванович позволил себе отойти в сторонку. Алексей Трофимович стоял рядом с ним, допрашивая громким шепотом, как могло случиться столь вопиющее и чрезвычайное происшествие. Эмилий Иванович уже несколько раз объяснил, что никогда в подвал не заглядывал, что чужих никого не было и ключ он никому не давал… Тут его снова обдало холодом — он вспомнил спикеров!
