Демон скучающий - Вадим Юрьевич Панов
– Не придумали, – эхом повторила Полина. – Не придумали…
Разговор можно было заканчивать, однако рассказ натолкнул Феликса на интересную мысль, которая… Которой он хотел поделиться с Полиной, но не при Кожиной. Не хотел, чтобы она знала о расследовании больше, чем может узнать благодаря собственным усилиям. Но как задать вопрос? Попросить телефон? Вербин задумался, и его выдала медлительность, с которой он убирал авторучку и записную книжку.
– Феликс, нет нужды меня обманывать, – негромко произнесла Ада. – Я вижу вас насквозь.
– Неужели?
– Вы сомневаетесь?
Она была очень умна.
Впрочем, Вербин об этом знал.
– Феликс, дорогой, сделаем так: я сейчас отлучусь помыть руки, вы спокойно пообщаетесь, а я дам слово, что не стану расспрашивать Полину, о чём вы говорили. А Полина ничего не скажет мне. Разве что с вашего позволения.
Ответа Кожина не ждала, поднялась и направилась в уборную. Она знала, куда идти, но не отказалась от услуг официанта, вызвавшегося показать дорогу, вознаградив его усердие царственной улыбкой. Феликс вспомнил, как сам бросился открывать перед ней калитку, и покачал головой.
– Вы поверите тому, что сказала Ада Николаевна? – тихо спросила Полина.
Судя по всему, девушке было интересно, о чём её может попросить полицейский.
– У нас с Адой сложные отношения, и у меня не было возможности узнать, держит ли она слово, – подумав, ответил Вербин. – Но готов проверить.
– Насколько я знаю, Ада Николаевна всегда делает то, что обещала. А я ничего ей не расскажу.
– А если она спросит?
– Вы ставите меня в сложное положение.
– К счастью, не в такое сложное, как наши с Адой отношения.
В принципе, Феликс не видел ничего плохого в том, если Кожина узнает о его вопросе. Он просто не хотел задавать его при Аде.
– О чём вы хотели спросить?
– Вы сказали, что Абедалониум появился из ниоткуда.
– Я сказала иначе, – уточнила девушка. Она явно была сторонницей точных формулировок.
– Но понять можно было и так.
– Пожалуй.
– Я подумал вот о чём… – Ада поступила благородно, однако вряд ли она планирует провести в уборной полчаса, и Феликсу пришлось поторопиться: – Абедалониум должен был где-то учиться. Или у кого-то учиться. Но поскольку нам ничего об этом не известно, я подумал вот о чём: можно ли по работам художника определить его учителя?
– Каждый хороший художник уникален, – медленно ответила девушка. – И если учителем Абедалониума был хороший художник со своим почерком, и если он оказал на Абедалониума сильное воздействие, – Полина выделила голосом оба «если», – то можно предположить, о ком идёт речь. Это интересная и очень сложная задача. Интересная тем, что сложная.
– Есть несколько вводных, – деловым тоном продолжил Вербин. – Учитывая, что Абедалониум вышел на сцену пятнадцать лет назад, я бы предположил, что ему от тридцати пяти, ну, может, тридцати четырёх до пятидесяти или пятидесяти пяти лет. Мы точно знаем, что Абедалониум стартовал в Санкт-Петербурге, то есть его учителем был кто-то из русских художников, активно работавших в восьмидесятые или девяностые годы двадцатого века.
– В Санкт-Петербурге? – уточнила Полина. – Вы предполагаете, что учитель Абедалониума жил и работал здесь?
– А вот это не обязательно. Он мог переехать в город после гибели СССР.
– Почему Абедалониума не мог учить обычный преподаватель художественной школы, который привил ему любовь к какому-нибудь знаменитому художнику? – подумав, спросила девушка.
– Преподавателя мы не найдём, – объяснил Феликс. – А художника – можем. Если повезёт, конечно.
– То есть вы предлагаете мне просмотреть известных художников восьмидесятых годов, но при этом не уверены, что из этого что-то получится?
– Добро пожаловать в систему розыскных мероприятий, – улыбнулся Вербин. – К тому же вы сами сказали, что задача сложная, но интересная.
– Я подумаю над вашим вопросом, но ничего не обещаю, – вздохнула Полина.
– Буду благодарен за помощь. Вот мой телефон. – Вербин протянул девушке визитку. – Позвоните.
– Если что-нибудь узнаю.
– Надеюсь, у вас получится, – очень серьёзно произнёс Феликс.
– А если возможный учитель уже умер?
– Я знаю способы разговорить мёртвых, – пожал плечами Вербин. – Они не имеют отношения к некромантии, но могут помочь узнать имя ученика.
* * *
– Никаких травм эксперты на теле Орлика не обнаружили: ссадин и синяков нет, под ногтями чисто. Следов инъекций тоже нет, но укол можно сделать в скрытые места, так что ждём окончательного отчёта. Следы борьбы отсутствуют, в квартире порядок, она была заперта, поэтому пока, как минимум, до результатов токсикологии, нет никаких оснований считать смерть Орлика насильственной.
– То есть у подонка банально не выдержало сердце? – хмуро спросил Васильев.
– Получается так, Андрей Андреевич, – подтвердил Гордеев. – Посмотрим, что покажет токсикология. Но, как мы знаем, есть препараты, следы которых очень трудно выявить. Если Орлика заказали профессионалу, то даже токсикология ничего не покажет. А с одним следом от инъекции никуда не пойдёшь.
Полковник кивком обозначил согласие с выводом Никиты и почесал подбородок.
Гордеев явился к нему сразу, как вернулся из квартиры Орлика. Отчёт ещё не писал, поэтому докладывал на словах.
– Что думаешь?
– Есть причины для сомнений, Андрей Андреевич. – Уверенный тон показывал, что Гордеев успел тщательно обдумать происходящее. – Первая: очень вовремя. В настоящий момент у нас есть улики только против Орлика. Орлик умирает. А значит, если мы не найдём других улик, цепочка обрывается.
И сколько бы в действительности не было педофилов, они уйдут от ответственности.
– У Орлика были проблемы с сердцем?
– Я отправил ребят поговорить с его врачом, но не удивлюсь, если были: в таком возрасте мотор у многих начинает барахлить.
– С этим не поспоришь… – Васильев подумал, что имеет смысл пройти, в конце концов, плановую диспансеризацию.
– Вторая причина – внезапно отключившиеся камеры видеонаблюдения. Мы не знаем, что происходило в парадном в эту ночь.
– Но следов диверсии нет? – уточнил полковник.
– Нет. Сказали, что поломка. – Гордеев покачал головой, показав, что не очень-то верит такому ответу. – Третий повод для сомнений – картина, которую мы обнаружили в квартире. Авторская копия «Демона скучающего» с письмом от Абедалониума.
– Абедалониум подарил Орлику картину? – удивился полковник.
– Именно так. И мне кажется, что это чёрная метка.
– Хм… – Васильев вновь почесал подбородок. – Театрально как-то.
– Так ведь художник.
– Почему картина вызывает сомнения?
– Пока вызывает, – уточнил Гордеев. – Пока я не узнаю, как она попала в квартиру Орлика. Феликс задал хороший вопрос: раз картина дорогая, с личной подписью Абедалониума, почему Орлик держал её в шкафу своего тайного логова? Почему не выставил напоказ?
– Хочешь сказать, что картину мог принести убийца?
– Это одна из версий.
– Театрально.
На этот раз комментировать начальника Никита не стал. В конце концов, предположение и впрямь выглядело если не театрально, то литературно. Тем не менее оно останется до тех пор, пока не будут установлены все детали.
– Когда состоится официальный допрос Ариадны Орлик?
– Завтра утром, – ответил Гордеев. – Она при мне созвонилась с Голубевым и договорилась о времени.
– Ты ей сказал?
– Сказал, что подозреваем убийство, а подробности расскажет следователь.
– Иначе бы она сорвалась?
– Так точно, Андрей Андреевич, иначе бы она сорвалась, и я ничего не узнал.
Невозможно не сорваться, когда сначала узнаёшь, что твой отец умер, возможно, был убит, что он был гомосексуалистом, а ты об этом ни сном ни духом, и следом – что твой отец подозревается в совершении преступления, о котором говорит весь город. И вся страна.
– Что же ты выяснил?
– Ариадна не знала о существовании квартиры, в которой мы обнаружили Орлика. Она сразу об этом сказала и во время обыска вела себя правильно, как должна была вести себя женщина, впервые оказавшаяся в незнакомой квартире. И её очень расстроило содержимое шкафа.
– Она всё поняла?
– Она не дура.
– Спросила? – помолчав, поинтересовался Васильев.
– Да.
– Что ответил?
– Что мы не лезем в личные дела граждан.
– Пока сойдёт. Её действительно расстроило содержимое шкафа? Для неё оно стало неожиданным?
– Ариадна клянётся, что понятия не имела, что у её отца такие… пристрастия. После смерти жены Орлик жил один, Ариадна спрашивала, не хочет ли он жениться, Орлик отвечал, что никого больше не приведёт в дом и что его интересуют только непродолжительные связи.
